«Дети обзывали нас предателями, а мы с ними вступали в драку». Светлана Решидова – о депортации 18 мая 1944 года

18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют уникальные свидетельства из этих архивов.

Я, Светлана Решидова, крымская татарка, родилась 13 ноября 1939 года, уроженка города Бахчисарай Крымской АССР.

Я являюсь свидетелем тотальной депортации крымскотатарского народа, осуществленной сталинским коммунистическим режимом бывшего СССР.

На момент выселения в состав семьи входили: отец Эскендер Решидов (1920 г.р.), мать Урие Османова (1921 г.р.) и я, Светлана Решидова.

На момент депортации семья проживала в городе Бахчисарай, жили по адресу: улица Советская, 37. Дом был на две семьи.

У отца было 4 сестры и 3 брата – Сервер Решидов, Шукри Решидов и Куддус Решидов. Сервер Решидов был призван в Красную армию до войны. Шукри Решидов в 1944 году был призван в трудовую армию и попал в Казахстан, в город Гурьев.

Также из родственников в Красную армию был мобилизован в 1940 году дядя Мустафа Мусаев, в трудовую армию в 1944 году– дядя Сейдамет Османов (1901 г.р.), там он умер от голода.

Мой отец Эскендер Решидов (1920 г.р.) – уроженец села Фотисала Бахчисарайского района, работал в райпо (районное потребительское общество, вид кооператива в СССР – КР), в 1940 году был призван в ряды Красной армии. Когда началась война, отец был на фронте, в феврале 1942 года он пропал без вести. У дедушки Алиева Решида в селе Фотисала был свой дом и большой сад.

18 мая 1944 года в ходе спецоперации войск НКВД нас с мамой, а также моих соотечественников насильно выселили из Крыма. Куддус Решидов с матерью Фатиме и сестрой Дилярой также вместе со всем народом был выслан из Крыма и попал в Узбекистан – в колхоз Чархинского района Самаркандской области.

Мама Урие Османова в годы войны помогала партизанам, по городу расклеивали листовки. Ночью партизаны предупредили маму, что нас вышлют из Крыма насовсем, чтобы она взяла, что может. Но она взяла одно одеяло, одну подушку (хорошо это помню) и меня на руки.

Нас, всех жителей города и сел, загнали на склады железнодорожного вокзала и заперли. Затем погрузили в товарные вагоны под конвоем. Окна обтянуты были колючей проволокой, двери наглухо закрыли и на малых стоянках не открывали. Нам давали на весь вагон ведро баланды, где плавали куски рыбы и неочищенная картошка, немного хлеба. Не было никакого медицинского обслуживания, больных никто не лечил, а если и были медработники среди крымских татар, то они без лекарств были беспомощны. Вагон был забит людьми, в углу вагона пробили дыру для туалета. Стоянки были длительные где-то в степи, где-то короткие, а где-то пролетали без остановок.

В пути следования эшелона люди умирали от голода, болезней, испытывали страшные моральные страдания.

Умерших людей не давали хоронить, по дороге бросали в реку или выкидывали в степях на обочину дороги на ходу поезда.

Нас привезли в Самаркандскую область, Разъезд 69 (Джамбай), колхоз «Москва», мы там жили с родственниками Абдуразаковыми, затем переехали в Разъезд. Мы с мамой жили в колхозном сарае, где выращивали коконы шелкопряда.

В каждом сарае жило по 10-12 семей. В одной из комнат жила большая семья, а в другую поселили нас. Топливо – сухую траву и кизяки – собирали в поле.

В условиях крайней недостаточности продуктов питания, питьевой воды, отсутствия санитарных условий люди болели, а также умирали от голода и массовых болезней: малярии, острых кишечных инфекций – желтухи и дифтерии. В спецпоселении умерли дедушка Мурат Исаев, бабушка Хатидже Нафеева, братишка Сияр Муратов, сестра Майе Велиева вследствие болезни малярией.

Мама переехала с родственниками в район, устроилась работать в райпо и получала талоны на продукты. Я ходила в детсад, мы спали на полу, кто мог, тот стелил тем, что приносили из дому. С собой брали три куска хлеба на день.

В 1946 году дядя Мустафа Мусаев демобилизовался с армии в Халхинголе и разыскал нас с мамой в Узбекистане. Дядя Шукри Решидов после трудовой армии разыскал брата и сестер в Пастаргоме и нас с мамой в Джамбае.

Когда в 1947 году я пошла в школу, другие дети обзывали нас предателями, а мы с ними вступали в драку.

В 1949 году нам выделили землю на постройку дома. Мы с мамой кое-как, с помощью (за деньги) других людей, построили одну комнатку-кухоньку и так мы устроились.

Все мои близкие и соотечественники находились до 1956 года под жестоким комендантским режимом, за нарушение которого была предусмотрена уголовная ответственность. Отмечались взрослые один раз, для поездки в город брали пропуск на выезд у коменданта.

В семье соблюдали все национальные традиции, обычаи, отмечали все праздники, проводили дуа, никях и дженазе (молебен, обряды бракосочетания и похорон – КР) в соответствии с канонами ислама, так как жили среди узбеков и других мусульманских народов.

В 1956 году вышел Указ ПВС СССР от 28 апреля, согласно которому с крымских татар и других депортированных народов были сняты ограничения по спецпоселению, но без права на возвращения на родину – в Крым.

В 1957 году я окончила 10 классов школы с русским языком обучения в Джамбае и поступила в городе Самарканде в пищевой техникум. Окончив его, я в 1960 году поступила в Самаркандский госуниверситет (САмГУ) на филологический факультет. Пошла работать в школу, где проработала 44 года. Вышла замуж, воспитала троих детей, дала им образование.

В Крым в 1993 году переехал мой старший сын Эскендер с семьей, в 2002 году – дочь со своей семьей, а я по семейным обстоятельствам не смогла. В 2004 году я переехала в Крым и живу в селе Украинка Симферопольского района.

(Воспоминание от 20 сентября 2009 года)

К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий