18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют уникальные свидетельства из этих архивов.
Я, Шерфе Караогланова, крымская татарка, родилась 15 февраля 1937 года в городе Судак, ул. Колхозная, 22.
Состав семьи накануне депортации: отец Сейдамет Караогланов (1904 г.р.), мать Амиде Караогланова (1908 г.р.), брат Мамут Караогланов (1931 г.р.), брат Исмаил Караогланов (1934 г.р.), я, Шерфе Караогланова, младший брат Бекир Караогланов (1939 г.р.), дедушка Мемет, бабушка Насибе, их дочери Шерфе (1925 г.р.), Мосие (1927 г.р.) и Медине (1933 г.р.), сестра моей мамы Эсма Алиева (1914 г.р.) и ее сын Рустем Алиев (1934 г.р.).
Наша семья имела дом по ул. Колхозной, 22 (ныне Гагарина), корову, теленка, кур, приусадебный участок с садом, в доме – мебель, паласы, посуда столовая и кухонная, сарай для коровы и теленка.
В 1942 году при бомбежке Судака самолеты промчались над нашими домами, сбросив бомбы. От дома остался только низ, от коровы, которая давала 25 литров молока, ничего не осталось, теленок пострадал. Мама и братишка Бекир были ранены, я от осколков бомбы потеряла левый глаз, до сих пор страдаю. На родине, в Судаке дали группу инвалидности, являюсь инвалидом ВОВ II группы. В семье я одна осталась.
Мы смогли взять с собой продукты на 5 дней – так сказали солдаты, а мой отец подумал, что нас после этого убьют
Мой родной дядя (брат мамы) Яя Эмиралиев был мобилизован в армию, с войны не вернулся. Мы и его семья о нем до сих пор ничего не знаем.
18 мая, рано утром ворвались солдаты во двор, как я помню, дали нам 5 минут на сборы, сказали собраться, будут нас выселять. Мама уже успела подоить корову, молоко осталось в большом асма казане (висячем казане – КР), у меня до сих пор это перед глазами. Никто из солдат не сказал, куда нас везут.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: «Они сказали, что нас выселяют из Крыма»Мы смогли взять с собой продукты на 5 дней – так сказали солдаты, а мой отец подумал, что нас после этого убьют. Как я уже сказала, нас в доме было 13 человек. Помню, нас привезли на станцию Кефе (крымскотатарское название Феодосии – КР), там погрузили нас в скотские вагоны.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: «Родители думали, что будут расстреливать нас, обнимали и плакали»Сколько мы ехали, я не знаю. Нас привезли в Горьковскую область, в Правдинск, поместили в бараки, неприспособленные для жилья в деревне Ванята, а через некоторое время перевезли в Правдинск. Помню, поселили в бывшей столовой, там было нас несколько семей. Я пошла в первый класс, школа была женская. Папа работал на мясозаводе, мама занималась с нами, кое-как добывали еду. Нас выручала картошка, капуста и морковь. Было очень трудно: холод, мороз, голод.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: «Выживали в страшных условиях, в которые нас кинула советская власть»В 1947 году в марте мы бежали всей семьей из Правдинска. Дедушка и бабушка с дочерями остались там. Дедушка и бабушка умерли в Правдинске.
Мы приехали в Ташкент, на вокзал убогий. У папы был адрес Бекира Абдишева, директора нашего совхоза «Судак». Он в ту ночь уехал к нему в Кибрай, в «Магарач» (Институт виноделия и виноградарства «Магарач» был эвакуирован из Крыма и в 1942 году обосновался в Кибрае под Ташкентом – КР), оставив нас на вокзале, а утром вернулся на полуторке за нами. Мы несколько дней пожили у Бекир агъа, а папу он увез в УзРОС (Узбекская рисоопытная станция – КР), а потом нас всех папа забрал к себе.
К нам каждый месяц приезжал спецкомендант из района, чтобы отмечать папу и маму, и так было до 1956 года
Нам дали одну комнату. Мы, дети, лежа на полу писали: ни стола, ни табуретки. Слава Богу, выжили. К нам каждый месяц приезжал спецкомендант из района, чтобы отмечать папу и маму, и так было до 1956 года. Мы здесь на УзРОСе были единственной крымскотатарской семьей. В 1950 году из Правдинска к нам привезли папиных сестер. Они работали на опытной станции, мы, дети, учились, все четверо окончили 10 классов. Я поступила в 1956 году в техникум в городе Ташкенте.
Папа мой долго болел (сердце), не дожив до шестидесяти лет, умер 23 февраля 1964 года. Под Ташкентом похоронены почти все мои родственники: мама, братья Исмаил и Бекир, дядя Умер, его жена, дочь Нефизе, сын Бекир и другие родные люди – 15 человек. Вот что сделала с нами депортация.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: «Я давно хотел рассказать свою историю»Семейная жизнь моя не сложилась… Имею сына, слава Богу, у него есть семья: две дочки, 10 лет и 3,5 года. Это моя радость, мое золото…
На Родину вернулась в 1992 году. Сын приехал в 1990 году, стоял на пикете, пока землю выделили. В данное время проживаю в родном Судаке, до сих пор в недостроенном доме по улице Сеит-огълу Сейдамет, 70. Это мой родственник по линии мамы, мы пятое колено. Слава Богу, пока жива, хоть и перенесла три операции. Аминь.
(Воспоминание от 23 ноября 2009 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий