18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют уникальные свидетельства из этих архивов.
Я, Дилявер Муратов, крымский татарин, родился 15 января 1938 года в деревне Еникале (с 1948 года Сипягино, сейчас входит в состав Керчи – КР) Маяк-Салынского района (с 1944 года переименован в Приморский район, в 1962 году его территория вошла в состав Ленинского района – КР) Крымской АССР.
Моя семья – отец Шабай Муратов (1910 г.р.) и мать Ремзие Муратова (1912 г.р.) – вместе со всем крымскотатарским народом 18 мая 1944 года была подвержена насилию – выселению со своей исторической Родины. Считаю, что в отношении меня, моей семьи и целого крымскотатарского народа было совершено преступление.
Раним утром 18 мая в наш дом ворвались вооруженные люди: двое солдат с автоматами и один офицер с револьвером. Они, ничего не объяснив, в грубой форме приказали нам собраться в течение 10-15 минут. Солдаты по отношению к нам вели себя очень грубо, оскорбляли, кричали на нас и угрожали расправиться, если кто-либо посмеет ослушаться. Все это было неожиданно, как во сне: мы все растерялись, хватали то, что попадалось под руку и вышли во двор.
Целый день наши соотечественники простояли в окружении солдат. Никого никуда не пускали
На улицу также, как и нас, вывели всех соседей. Солдаты кричали, оскорбляли нас, все это сопровождалось руганью. Тех, кто не мог идти, грузили на телегу, всех собирали на станции Салын (с 1952 года станция Чистополье – КР). Целый день наши соотечественники простояли в окружении солдат. Никого никуда не пускали, даже по нужде людей сопровождали солдаты. Вечером, когда начало темнеть, нас всех погрузили в студебеккеры и повезли на какую-то станцию, кажется, в Ташлы Яр (с 1945 года Зеленый Яр – КР), и погрузили в вагоны, в которых возили скот.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: «Никто из солдат не сказал, куда нас везут». Шерфе Караогланова – о депортации 1944 годаДядя стал свидетелем такого разговора солдат: «Смейтесь, смейтесь, это будет ваш последний смех»
В 1941 году, в связи с массовой мобилизацией, отца забрали в армию, он служил в частях, которые защищали Ор-Къапу (город, военная крепость и вал на Перекопском перешейке на севере Крыма, сейчас здесь находится село Перекоп – КР). Немецкие войска быстро разбили наши войска, и отец вместе с другими попал в плен, а затем в тюрьму. Отец вместе с несколькими товарищами, подобрав удобный момент, убежал из заключения и спрятался дома.
17 мая 1944 года дядя Бекмамбет был на вечеринке, на танцах, где было много солдат. Подростки веселились, были радостными, часто смеялись. Дядя стал свидетелем такого разговора солдат: «Смейтесь, смейтесь, это будет ваш последний смех».
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: «Накануне в селе проводили перепись населения». Смаил Люманов – о депортации 1944 годаВ углу вагона люди быстро продырявили дыру и использовали его как туалет. Не в одном вагоне, но и в целом составе не было ни одного медицинского работника.
Если поезд останавливался, люди быстро выпрыгивали из вагонов: кто искал воду, кто разжигал огонь для выпечки лепешки, кто кипятил суп или чай. Состав поезда останавливался когда как – иногда на 5-10 минут, иногда на 1-2 часа. Что характерно, машинист никогда не предупреждал об отправлении, то есть, не подавал звуковых сигналов. Поэтому очень многие не успевали вовремя запрыгивать в вагоны, образовывалась толкотня и люди часто попадали под колеса поезда. Со стороны наблюдалась страшная картина, как будто это делалось специально. Никого за это не наказывали. Было три случая смертельного исхода. Покойников не разрешали держать в вагоне, их просто выбрасывали из вагона.
От недоедания, от антисанитарии, от болезней – тиф, малярия, кишечные инфекции – люди умирали как мухи
Таким образом, на 25-й день мы доехали до станции Сырдарья, а наш вагон отцепили на станции Мирзачуль. Мы попали в колхоз «Октябрь», поместили нас на скотном дворе. От недоедания, от антисанитарии, от болезней – тиф, малярия, кишечные инфекции – люди умирали как мухи.
Заболел малярией и я. В полдень, когда температура воздуха доходила до 55 градусов, я не мог согреться, мне было холодно, я мерз, но каким-то образом выжил, сам не знаю как.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: «Люди голодали, многие погибли на стройке». Адавие Османова – о депортации 1944 годаВ первые три года депортации бывшие фронтовики возвращались домой, находили свои семьи.
В 1947 году из Мирзачуля мы переехали на рудник Лянгар Хатырчинского района Самаркандской области. Здесь я закончил 10 классов и в 1958 году поступил в Самаркандский сельскохозяйственный институт, который закончил в 1963-м. Один год проработал и поступил в Узбекский научно-исследовательский ветеринарный институт. В 1970 году во Фрунзе защитил кандидатскую, в 1984-м – докторскую диссертацию в Ленинграде, а в 1989 году ВАК СССР присвоил мне ученое звание профессора.
Со всего бывшего СССР приглашался профессорско-преподавательский состав с предоставлением жилплощади. Я трижды подавал документы на конкурс (на заведующего кафедрой, доцента и ассистента) и каждый раз оказывался неконкурентоспособным. Разве это не дискриминация по национальному признаку?
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: «Ни наказания за содеянное, ни законов – все мимо нас». Ленуре Темирхаева – о депортации 1944 года(Воспоминание от 2 октября 2009 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий