«"Решала" у нас всегда будет один». Что Россия празднует 12 июня

12 июня в России отмечают День России. До 2002 года этот праздник назывался Днем принятия Декларации о государственном суверенитете РСФСР.

О том, почему большинство граждан России имеют весьма смутное представление о том, что они отмечают в этот день корреспонденту Север.Реалии рассказал историк Даниил Коцюбинский.

– Почему День России так и не стал национальным праздником и воспринимается большинством людей в стране просто как дополнительный выходной?

– Формально 12 июня мы отмечаем День России, хотя, конечно, на самом деле – это день начала крушения советско-российской империи. Ведь СССР был не каким-то новым проектом, а продолжением Российской империи в новом историческом модусе: большевики "железом и кровью" (крылатое выражение из речи Бисмарка, произнесенной в 1862 году. – СР) собрали распавшуюся империю и назвали ее Советским Союзом, но мы видим, что даже по границам она практически совпадала с Российской империей. Но и эта, советская фаза российско-советской истории дошла в конце-концов до своего финала – причем не столько из-за политических или экономических проблем. А просто в условиях вялой постсталинской либерализации наступил моральный кризис. Мы помним, что интеллигенция копила раздражение, а советское искусство того времени в лучших своих образцах эзоповым языком деконструировало советскую реальность. Так что к эпохе Перестройки и "верхи", то есть Политбюро, и огромные массы народа, которые соскучились по сытой жизни, и огромные массы интеллигенции, которые соскучились по свободе, – все слились в едином порыве, в стремлении все это переучредить. И получилось так, что волна обновления пошла под лозунгом "Против советской империи!" И борьба против советской империи вынужденным образом стала опираться на идею возрождения России, которую противопоставляли Советскому Союзу. Это была спекулятивная, но искренняя идеологема – что Россия возродится, похоронив под собой Советский Союз.

– При этом никто тогда не понимал, как этот процесс будет развиваться на самом деле? Было много иллюзий и очень мало реальных представлений о будущем.

– Ни у кого не было понимания, что СССР – это и есть Россия. А ситуация была сложная – административные границы, проведенные внутри СССР, не совсем совпадали с политическими реалиями, которые обнажились в эпоху перестройки. Но в целом это была борьба за отказ от коммунистического формата существования, отказ от коммунизма во имя свободы и материального процветания – тогда казалось, что это сочетаемые вещи. Но, как это всегда бывает, любой откат в сторону большей свободы связан с обламыванием империи по краям. Это касается любых империй – они ведь основаны на несвободе, еще Бенджамин Франклин говорил, что империя – это такой пирог, который лучше всего обламывается по краям, он имел в виду, что Соединенные Штаты должны отломиться от Британии. И в России тоже произошел обвал империи, она тоже обломилась по краям, в основном, по тем границам, которые были проведены большевиками. Но в тот момент этот имперско-деструктивный процесс совпал и с настроением большинства российской общественности (тех почти 60%, которые проголосовали в 1991 году за Ельцина). Я же помню эти митинги 1990 года в Ленинграде с лозунгами "Руки прочь от Литвы”, "За нашу и вашу свободу". По соцопросам 95% опрошенных ленинградцев высказывались в тот момент за независимость Литвы. Все воспринималось так, что Россия, выйдя из СССР, ничего не потеряет, зато приобретет более сытую и свободную жизнь. А то, что на самом деле происходит крушение исторической российской империи – тогда это не осознавалось. Революция – это ведь всегда некоторый массовый психоз, когда люди выдают желаемое за действительное до такой степени, что потом сами удивляются.

Даниил Коцюбинский

– В Декларации о государственном суверенитете РСФСР говорится: "Первый Съезд народных депутатов РСФСР, сознавая историческую ответственность за судьбу России, свидетельствуя уважение к суверенным правам всех народов, входящих в Союз Советских Социалистических Республик, выражая волю народов РСФСР, торжественно провозглашает государственный суверенитет Российской Советской Федеративной Социалистической Республики на всей ее территории и заявляет о решимости создать демократическое правовое государство в составе обновленного Союза ССР". Это тоже было прекрасное заблуждение?

– В тот момент, когда Верховный Совет РСФСР принимал решение о независимости России от Советского Союза, а фактически от Горбачева, Ельцин и поддерживавше его движение "Демократическая Россия" и депутаты ВС РСФСР отделялись от компартии и от генсека Горбачева. Мало кто понимал, что на самом деле происходит деконструкция империи – тогда это казалось просто этапом борьбы за "еще большее величие России". Да, это парадокс революционной эпохи, когда говорится одно, понимается другое, получается третье, но люди этих драматических нестыковок не замечают.

– Многие считают, что Декларация о независимости России была для Ельцина только способом перехватить власть у Горбачева – вы согласны?

– Если бы этого хотел только Ельцин, я думаю, он оказался бы в тюрьме, в сумасшедшем доме или просто без работы. Но в том-то и дело, что это движение в сторону от КПСС и старой системы власти соответствовало ожиданиям огромных масс народа и вызвало аплодисменты, решение принимал не персонально Ельцин, а Верховный Совет. "Россия, ты сдурела!" – это будет сказано Юрием Карякиным гораздо позже, в 1993 году, когда на выборах 23% голосов взяли жириновцы. До этого про "одурение" России" никто не говорил. Но на самом деле это неправильная постановка вопроса, потому что в политике вообще никогда не рулит разум. Рулят страсти, в эпоху революционную – страсти радикальные, романтические, так что тут смешно упрекать политиков в том, что они сделали что-то не так – когда уже запущены большие исторические процессы и в них уже вовлечены массы.

Как гражданин и как человек я поддерживаю перемены, начатые Горбачевым, но как историк я понимаю, что у Горбачева был выбор – начать или не начать Перестройку. А вот у Ельцина, вознесшегося на волне горбачевских перемен, выбора уже не было – если бы он повел себя так, как хочется нынешним охранителям, т.е. попытался бы сохранить Советский Союз, эта волна смела бы его, и вынесла наверх другого лидера. Все хотели именно этого – чтобы Россия, наконец, свергла коммунистов и расцвела всеми своими историческими красками. Она, собственно, и расцвела. Только, переименовывая Ленинград в Петербург, мы хотели, чтобы у нас снова возник блистательный Санкт-Петербург, как в 1913 или хотя бы в 1916 году, а получилось то, что получилось – даже не великий город с областной судьбой, а какая-то "Бегловка".

Надпись на стене Дома Советов. Москва. 1 августа 1991 года

– Ведь и триколор нынешний у нас тоже на этой волне вознесся?

– Перед нами еще одна аберрация исторической памяти. Сегодня считается, что бело-сине-красный флаг – это более демократический символ, а имперский черно-желто-белый – символ крайне правых. Так вот, это не так! До революции бело-сине-красный флаг флаг относили к эпохе Александра III, которая пыталась вытеснить эпоху Александра II. А черно-желто-белый был внедрен как раз реформатором Александром II, он эти цвета позаимствовал у австрийского флага, это был реверанс в сторону более либеральной, чем Россия, Европы. Историческая память – она ведь девичья, она ничего не помнит, складывает себе из каких-то ошметков мифы и ими живет. Перестроечные демократы примерно так и поступили, выбрали бело-сине-красный флаг – он ведь тоже напоминает о Европе, примерно как французский или голландский, а на самом-то деле в реальной дореволюционной России он воспринимался как консервативный.

Триколор на одной из акций в поддержку Алексея Навального

– Может, недаром так случилось – как перепутали значение флага, так и живем теперь…

– Можно, конечно, и так сказать. Но на самом деле я думаю, что у России нет никакого выбора. Она обречена сохранять самодержавную государственность, где есть только один субъект, самодержец. Самодержавие российское может быть более мягким или жестким, но "решала" у нас всегда будет один. И все вопросы, идущие снизу, всегда будут решаться либо через приемную ЦК КПСС, либо через электронную приемную Администрации президента, через Челобитный приказ или Канцелярию Его Императорского Величества. Ничего другого здесь не было, нет и не будет. Потому что никаких традиций горизонтальной интеграции у нас нет. Страна слишком разношерстная, изначально сконструированная террором и завоеваниями, а не какими-то договоренностями. Вот Англия и Шотландия строили Великобританию методом консенсуса. А к России никого добровольно не присоединяли, всех только завоевывали и подавляли. Кто-то при этом сохранился в виде отдельной культуры, как Северный Кавказ, Татарстан и некоторые другие регионы, а кто-то полностью растворился, как те же новгородцы или псковичи, превратился в "глушь", в российскую провинцию.

– Кстати, если вернуться в этой связи к Декларации о независимости России, то ей ведь как раз предшествовал парад суверенитетов…

– Да, все началось в Прибалтике, первой заговорила Эстония, сначала о своем хозяйственном суверенитете, потом Литва провозгласила уже политическую независимость. Тут еще надо иметь в виду, что Горбачев, борясь против Ельцина, стимулировал сепаратизм автономий, входивших в РСФСР, чтобы удержать Ельцина от радикальной антисоюзной сепаратисткой риторики. Вот тут-то Ельцин и произнес – берите столько власти, "сколько сможете переварить", и начался уже внутрироссийский парад суверенитетов. Россия просто не могла остаться в стороне: представьте, все, кто против комунизма и СССР, провозглашают независимость, а Ельцин, первый оппонент и следующий претендент на трон в Кремле, будет говорить, что он лоялен СССР и Горбачеву? В тогдашних реалиях у Ельцина и Верховного Совета РСФСР просто не было других вариантов действий, чтобы сохранить свой политический потенциал. Тогда ведь доминировали сторонники обновления страны, а вовсе не сохранения Советского Союза.

– А как же тогда Всесоюзный референдум, на котором и Украина высказалась за то, чтобы остаться в составе СССР?

– Ну и что? В эпоху революций референдумы ничего не решает. Решает позиция общественности в ситуации лобового столкновения элит. Политические элиты столкнулись в августе 1991 года. Кто вышел на улицы защитить ГКЧП? Никто, а против – люди массово вышли на улицу. Вот это и был референдум. То, что люди пишут в бумажках и кидают в урны, не всегда отражает их истинную позицию, которую отражает поведение. Когда происходит революция, тогда кто с чем выходит на улицу, тот и побеждает. В августе 1991 вышли противники коммунизма, сторонники обновления, которое предполагало демонтаж Советского Союза, и руководство России, даже если бы очень захотело, не могло выступить на стороне его сохранения – иначе оно разделило бы участь ГКЧП. Это была революция – с участием элит, разумеется, в которых произошел раскол. Ельцин же тоже – не человек из народа, а представитель старой элиты, потом пошла уже вся российская политическая элита, от Верховного Совета до правительства. Но в России других революций и не бывает – февральская революция тоже происходила при участии большинства депутатов IV-й Госдумы. Вот и в 1991 году элиты участвовали и даже организовывали революцию, и к власти пришли те представители старой элиты, которые встали на сторону революции.

Москва, август 1991 года

– А почему у нас люди до сих пор не очень ясно понимают, что они празднуют 12 июня?

– Ответ очевиден – потому что сейчас предполагается, что Россия встала с колен и снова стала империей. А 12 июня – это день, когда тогдашняя Россия, то есть РСФСР – помогла исторической империи уменьшиться в размерах. Причем искренне полагая, что это не имперский обвал, а путь к новому державному величию. Я помню, как тогда в подземном переходе у Гостиного Двора стояли два музыканта бомжового вида, но со следами былого артистизма, мужчина и женщина, и пели частушку: "Перестройка, перестройка, Перестройке грош цена, Поменяем Горбачева На Бориса Ельцина". И люди им деньги давали за это, хотя сами были бедны. Казалось – поменять сам Бог велел, Горбачев-то все болтает, а Ельцин сейчас придет и все сделает как надо, превратит Россию в Америку, у нас станет свободно и богато. И нет ничего удивительного, что теперь все это воспринимается иначе. Тогда казалось, что приход Ельцина приумножит ощущение нашего величия и успешности, а затем наступили последствия того, что империя уменьшилась в размере, в военной мощи, в способности убаюкивать себя пропагандистскими мантрами – стало сложнее убеждать себя, что мы впереди планеты всей, поскольку информация о том, как люди живут за границей, стала более доступной.

– Отсюда и ностальгия по империи?

– Ко второй половине 1990-х у многих граждан России сложилось ощущение некой проигранной державной войны. Вот еще почему с таким размахом празднуется 9 мая, а не 12 июня. Потому что 12 июня – это день воспоминания о проигранной холодной войне, которой противопоставляется память о победе в предшествующей "горячей". 9 мая – это как бы день чаемого реванша. Отсюда и "можем повторить". Потому что итоги крушения СССР все-таки стали восприниматься как катастрофа Российской державы, а не просто Горбачева и КПСС. И риторика-то сегодня державная, система ценностей державная, и народу все время говорят, что 1990-е были лихими и ужасными, а мы, наконец, вернули себе хоть что-то. И возникает вопрос – а зачем тогда было терять-то? Полностью меняется оценка событий эпохи перестройки, потому что сейчас культивируется то же самое великодержавие, которое культвировалось и при совке. Но если бы Путин с другими современными пропагандистами каждый раз прибавлял – а зато у нас теперь в супермаркетах есть товары, и спасибо за это Горбачеву и Ельцину, это было бы правильно – но он же этого не говорит. Он говорит, что он пришел и возродил великую державу, но, извините, держава не такая великая, как была. Поэтому День России и оказался под вопросом.

– Значит, пьянящий воздух свободы забылся – или опьянил не всех?

– Да нет, тогда он всех опьянил, просто есть такое понятие – рамки памяти, его ввел Морис Хальвбакс: люди помнят то, что им предлагает помнить социальный контекст. Пьянящий воздух свободы помнят люди интеллигентской субкультуры, оппонирующие Путину, для которых романтизированные воспоминания о 1990-х тоже являются социальным фактом, формирующим их рамки памяти. А тем, кто с этой группой не на одной волне, хочется вспоминать не "пьянящий воздух перестроечной свободы", а "самый вкусный в мире советский пломбир" – у них другие рамки памяти, а пропутинским рамкам помогает кремлевская пропаганда. В общем, оппозиционным рамкам памяти помогает интернет, а их рамкам – телевизор. Но я считаю, что люди, лояльные к нынешней власти, имеют право на свои рамки памяти, они инстинктивно понимают, что ничем, кроме великой державы, гордиться у них не получится. И правда – разве мы какие-то товары мирового уровня производим? Чем гордиться-то, кроме оружия и величины страны? А иначе у них с идентичностью будет совсем тяжело.

– А почему наши люди не могут жить региональной идентичностью?

– Она утрачена. Люди не чувствуют себя первым сортом, живя в какой-нибудь Опочке, Нижнем Новгороде или Красноярске. Все они чувствуют себя "немножко урюпинцами", провинциалами, а провинциалам нужна великая держава, чтобы не быть совсем уж потерянными во времени и пространстве. Этих людей не в чем упрекать, у них нет другой идентичности, кроме имперской – которую им эпоха Перестройки подпортила, они от этого травмированы и страдают. Миллионы людей остались без сказки, что они живут в самой великой стране в мире. И то материальное, что они получили взамен, нивелируются теми социальными контрастами, которые появились в жизни. Ощущение, что они здорово живут, у большинства россиян не сформировалось, и не появилась благодарность за то, что теперь не надо в очереди стоять, что в магазинах все есть. А первым сортом ты все равно себя не чувствуешь. И это самое главное – к людям не пришло ощущение их первосортности.

Ведь чем сейчас всех мучает Россия – тем, что "она держава, но, блин, одноногая!" Она – как одноногий Сильвер из "Острова сокровищ" и уже не станет капитаном Флинтом. Если бы, условно говоря, Перестройка идеологически и политически завершилась и сдвинула Россию в сторону полного демонтажа имперскости, то у всех ее жителей появилось бы ощущение новой реальности и своей первосортности. Это то, что сейчас есть у любой постимперской страны Восточной Европы. Спросите тех же сербов, которые больше всего пострадали от крушения Югославии – хотят ли они новую Югославию, или чтобы всем сербам дали, наконец, объединиться в одну страну, – они, конечно выберут второе, никто не скажет – давайте нам обратно Югославию. Сербия уже ощущает себя Сербией, а не хозяйкой или "старшей сестрой" прежней великой Югославии. То же самое произошло бы и с Советским Союзом, если бы он смог демонтироваться до конца. Но потенциала для этого не было, советская интеллигенция была к этому не готова, она жила мифом о том, что мы сейчас вернемся в добольшевистскую Россию, и профессор Преображенский снова станет солью земли, а все шариковы будут посрамлены – вот о чем мечтала наиболее прогрессивная часть тогдашней публики. Что ж тогда мы хотим от так называемых простых людей, не ангажированных политически, чтобы они хотели чего-то более правильного и дальновидного, чем интеллигенция, которая хотела великой российской Америки, а в результате получила Путина? И правильно получила, поделом.

Трагические события в Москве во время попытки государственного переворота в августе 1991 года.

– Может, просто люстрацию надо было вовремя провести?

– Да кто бы ее провел – все общество было пронизано стукачами и коммунистами. В Германии только 12 лет был Гитлер у власти, а тут сколько поколений выросло во всем этом! Я согласен – люстрацию надо было провести, но это можно было сделать только в ситуации полного крушения империи. Если начинать с нуля историю Петербурга, Москвы, центрального региона, Урала – тогда все можно было бы строить на новых идейных и кадровых основаниях, без этой тянущей на дно памяти о великом российском прошлом.

– Может, так и будет когда-нибудь?

– Так будет, разумеется. Я думаю, что нынешний самодержец – последний в ряду "великих стабильных правителей", поскольку пролонгация путинской стабильности после Путина будет невозможна. Эта персоналистская система – одноразовая, она дерится на держится на едином и незаменимом "решале", который, как и все под луной, не вечен. Той модели преемственности власти, что была при царях, когда сын наследует отцу, нет. Того, что было при коммунистах, когда собиралось Политбюро и созывался пленум ЦК КПСС , тоже нет. А выборы в ситуации, когда нет того, кто ими манипулирует, превращаются в свободные, а свободные выборы в России – это всегда смута, всегда распад страны. Думаю, что такая политическая смута будет и после Путина.