74 года назад советская власть провела операцию под названием «Чечевица», депортировав с Северного Кавказа сотни тысяч чеченцев и ингушей, которых обвинили в «сотрудничестве с оккупантами». Многие из высланных оказались в Казахстане, где пустили свои корни. Прошли десятилетия, большинства из переживших ужасы той депортации уже нет среди живых, но их потомки помнят тяготы, выпавшие на долю предков.
72-летний пенсионер из Алматы Илез Осканов каждый день совершает пятикратный намаз. Просыпается он рано. На полуденный намаз ходит в ближайшую мечеть. Кажется, что наступил такой период в жизни, когда можно забыть обо всем пережитом, тяжелом и сосредоточить все свои мысли на Боге. Но, рассказывая о депортации чеченцев и ингушей зимой 1944 года, он, знающий о ней из рассказов старших и литературы, до сих пор переживает так, как будто его самого тогда выслали с Кавказа в морозный и заснеженный Северный Казахстан.
Ужасы депортации
Этнический ингуш Илез Хусейнович Осканов родился примерно через полтора года после принудительной высылки семьи его родителей вместе с сотнями тысяч этнических чеченцев и ингушей из Чечено-Ингушской Автономной Советской Социалистической Республики в Казахстан. Об операции «Чечевица» по депортации чеченцев и ингушей как «врагов народа» в 1944 году он прежде всего знает по рассказам старших.
— Пришли внутренние войска, расквартировались, якобы отдых с фронта. Оказывается, они в ночь с 22 на 23 февраля по домам ходили, мужчинам от 15 и выше, 60–70 лет, сказали: «Выходите! Собрание». В каждом селе собрали мужчин с 15 лет. Их там автоматчики оцепили. Женщин, детей начали в вагоны грузить. Вой, плач. Вы представляете себе, в теплушках… У женщин от стыда мочевые пузыри лопались: некуда было в туалет сходить. 30–40 процентов погибло. Из вагонов трупы выкидывал конвой. Так мы попали в Казахстан, — вспоминает Илез Осканов рассказы старших о той страшной депортации.
Однако семье его отца и дяди повезло: даже в условиях, казалось бы, абсолютной бесправности депортируемых сказалась партийная привилегия. Из близкой родни Илеза Осканова к моменту депортации были только две семьи: его отца — Хусейна, уважаемого хозяйственника, и его дяди — Хасо, который до депортации работал инструктором райкома партии. Бывшая партийная должность дяди Хасо сыграла спасительную роль. Для двух семей — семьи отца Илеза Осканова и семьи его дяди Хасо — дали отдельный вагон. Поэтому члены их семей при этапировании в Казахстан пережили ужасы транспортировки в холодных товарных вагонах в меньшей степени, чем семьи «простых» чеченцев и ингушей.
Однако трудности переселения не закончились после прибытия в Казахстан.
— Тяжело было и морально, и физически. Работали много, голодали — ели лебеду. Но, несмотря на это, отец мой говорил: «Большое, великое счастье, что Аллах нас привел именно в Казахстан». Казахи сами по своей натуре очень милосердный народ и гостеприимный. Нас привезли на север Казахстана — в [тогдашнюю] Кокчетавскую область. Но дядя Хасо был инструктором райкома, и нам разрешили переехать сюда, в Алма-Ату, — во второй раз отмечает Илез Осканов пользу партийных привилегий даже для бывшего партийного работника, дяди Хасо.
Отец Илеза Осканова работал на сахарном заводе в Бурундае, дядя Хасо — на главпочтамте в Алма-Ате. В середине 1950-х, как вспоминает Осканов, семья его отца переехала из Бурундая в село Балтабай колхоза имени Сталина Енбекшиказахского района. Его отец устроился в колхоз конюхом. Оскановы построили там саманный домик.
— И когда пошла первая волна реабилитаций в 1957 году, мы переехали оттуда, хотели уехать на Кавказ. И такая перед нами предстала картина: вокзал Алма-Ата-1; вдоль железной дороги на полтора-два километра растянулись шатры, палатки: живут чеченцы и ингуши, пытаются тоже уехать на Кавказ, а уже осень, холода. Со всей области люди ринулись домой [на родину] ехать. Но там пока не принимают, ещё не утряслось — уехать не могут. И вот по улице Шемякина и в Тастаке начали быстро участки раздавать, потому что зима. Буквально за полтора-два месяца построились. Районы Тастак и от Шемякина до аэропорта назывались Чеченстроем, — вспоминает Илез Осканов.
Рассказ об отце
Илез Осканов рассказывает, что его отец Хусейн Осканов родился в 1895 году в Плиевском районе Ингушетии, где до сих пор живет род Оскановых. Умер там же в конце 1980-х годов. Был верующим, не пил, не курил и «ни разу намаз не пропустил» — «даже с того времени, как советская власть установилась».
— В 1942 году, когда немцы были уже рядом, мессершмитты летали, отец днем и ночью грузил пшеницу на вагоны, в Баку отправлял: вдруг немцы захватят. Весь Северный Кавказ тогда подчинялся крайкому Ростова. Ингушетия, Чечня — их не было, был крайком Северного Кавказа, а штаб стоял в Ростове, — рассказывает Илез Осканов.
Отец Илеза Осканова рассказывал домочадцам, что каждый месяц начальник чрезвычайного комитета (ЧК) крайкома объезжал свою территорию и обязательно к нему заезжал на работу.
— Посидит, поговорит, и, когда дело к обеду, отец ему говорит: «Иван Кузьмич, я знаю, ты любишь выпить, курить. Но в моем доме пить-курить нельзя! Вот станция, на станции буфет, я тебя туда поведу. А если пить-курить не будешь, то — ко мне». Начальнику ЧК крайкома такое сказать требовалось большое мужество, не каждый мог. Когда душа в пятки уходит — как тут перечить, а он ему такое в лицо говорил, — рассказывает Илез Осканов.
Был такой случай: по доносу отца обвиняют, что он якобы продает пшеницу и пропивает вырученные деньги. Сотрудники местного ЧК его арестовывают и требуют признания. Но в чем признаваться, если он этого не делал? В это время Иван Кузьмич в очередной раз объезжает территорию. Руководитель местного ЧК докладывает, что арестовали Осканова Хусейна Ларсаевича за то, что он продает зерно и пропивает. Начальник ЧК вскочил: «Он пьёт!? Он в своем доме не разрешает пить. Немедленно отпустить!» Когда начальник ЧК увидел разбитое лицо отца, он выхватил наган и его рукояткой ударил местного чекиста. Отец об Иване Кузьмиче говорил, что тот был ярый служака, но очень порядочный. Вот так и здесь отец честно жил и работал, поведал Илез Осканов семейное предание.
Возвращение в Казахстан
Семья Хусейна Осканова (отца Илеза Осканова) после реабилитации ингушского и чеченского народов в 1961 году переехала из Казахстана на свою родину. Илеза тянуло в Казахстан. Проучившись год на Кавказе, он вернулся в Алма-Ату, где поступил учиться на факультет промышленного и гражданского строительства Чемолганского сельскохозяйственного техникума. Илез Осканов почти всю жизнь проработал строителем.
У Илеза Осканова от первого брака три дочери, от второго брака у него тоже дочь.
Когда в Чечне война началась, они жили в Грозном, оттуда бежали, им сразу дали статус беженцев, дали жилье, дали всё.
— Одна дочка в Бельгии, вторая в Англии, третья в Норвегии. Им дали статус беженцев, когда в Чечне война началась, они жили в Грозном, оттуда бежали, им сразу дали статус беженцев, дали жилье, дали всё. Родились дети. Конечно, они уже не хотят возвращаться ни в Чечню, ни в Россию. У дочерей своих я, правда, не бывал, только общаюсь по видеоскайпу. Внуков уже шестеро. Они говорят на ингушском и на местных языках, особенно внуки. Зять перед тещей и перед тестем не должен показываться — из уважения. Общаются сваты. Даже сейчас, когда общаюсь с дочерьми, с внуками по скайпу, лицо зятя я не вижу. Зять отходит. Не принято, так не принято — не будем нарушать традиции, — говорит Илез Осканов.
На вопрос о том, почему дочерям Илеза Осканова — этническим ингушкам — на Западе сразу дали статус беженца, если Ингушетия не воевала с Россией, Илез Осканов поясняет, что в советское время, когда существовала единая Чечено-Ингушская АССР, многие ингуши жили в ее столице Грозном. «Родовое поместье» Оскановых находится в Плиевском сельском поселении Ингушетии. Но три зятя Илеза Осканова (этнические ингуши) — из Грозного. Там они с семьями оказались во время чеченской войны 1990-х годов и вынуждены были бежать в Европу, где им сразу же дали статус беженца — правда, в разных странах.
Дочери от второй жены Илеза Осканова 23 года. Она на отлично окончила вуз и живет в Алматы вместе с родителями.
Когда старших дочерей Илеза Осканова на Кавказе выдавали замуж, у него спрашивали разрешение — хотя он жил уже в Казахстане и был в разводе с первой супругой. Илез Осканов говорит, что не был на свадьбах дочерей от первого брака, которые прошли на Кавказе, а также не застал там чеченскую войну 1990-х годов.
Вместо эпилога
Войну 1990-х годов Илез Осканов не застал, но он видел последствия войны, когда ездил туда.
— О нынешних руководителях Чечни и Ингушетии особенно ничего не могу сказать. В Чечне сидит Рамзан Кадыров — ставленник Владимира Путина, — половина его любит, половина нет. Но я одно могу сказать: весь цвет чеченского народа погиб. Ковровые бомбардировки. Борис Ельцин дал свободу. Я сам помню, как Ельцин говорил: «Наконец, кончилась 500-летняя война чеченцев с Россией». Ельцин дал свободу — Путин её забрал, и забрал жестоко, — говорит Илез Осканов.
Ингушетия не воевала, не было российско-ингушской войны, говорит Осканов, поскольку она не пыталась выйти из состава России.
И вновь память Илеза Осканова возвращает к событиям заключительного периода Второй мировой войны, когда уже в начале 1944 года стала очевидной победа над фашистской Германией и в это время началась депортация чеченцев и ингушей.
Народ не может быть преступником. Преступником может быть отдельная личность
— Я вот так думаю — народ не может быть преступником. Преступником может быть отдельная личность. А нас… Ни одна немецкая нога не была на территории Ингушетии и Чечни. Они дошли только до Нальчика, а там уже — как под Сталинградом — потерпели поражение. Они ушли. Я помню, когда учился в школе в Балтабае, мне учительница за мои шалости уши крутила, говоря: «У, враг народа!» Это я никогда не забуду. Вот так хлебнул горя наш народ, — подводит скорбный итог Илез Осканов.
Не боится Илез Осканов дать оценку казахстанским руководителям. Во всяком случае, на вопрос о том, кого из казахстанских руководителей он больше всех уважает, он, не задумываясь, отвечает — Динмухамеда Кунаева [первого секретаря ЦК Компартии Казахской ССР в 1960–1962 годах и в 1964–1986 годах], который, по его мнению, проделал громадную работу для просвещения казахов и формирования казахской интеллигенции.
В мечеть Илез Осканов начал ходить, по его словам, примерно 20–25 лет назад. Именно тогда в микрорайоне Орбита-3 рядом с кинотеатром «Байконур» была построена мечеть. В Алматы можно услышать разговоры о чеченской мечети, уйгурской мечети и татарской мечети. На вопрос о том, ходит ли Илез Осканов только в чечено-ингушскую мечеть, он отвечает:
— Я не делаю разницу между чеченской или другой мечетью, хожу в ту, что ближе — на «Байконуре». Если мечеть рядом, нельзя мимо проходить.
Однако 23 февраля ему приходится невольно «изменять» своему правилу, поскольку в той же ближайшей к его дому «казахской» мечети в годовщину депортации чечено-ингушского народа имамы не произносят поминальные проповеди в связи с этой трагедией. И в эту годовщину депортации Илез Осканов поедет в мечеть на окраине Алматы, построенную, по его словам, этническим ингушом Амином Мистоевым. В ней имам обязательно произнесет поминальную проповедь в связи с очередной годовщиной трагической для ингушского и чеченского народов депортацией.