Помилование в Беларуси ряда политзаключенных в июле и августе, скорее всего, является «пробным шаром» для проверки реакции на такое событие. В демократических кругах Беларуси проявилась тенденция «вернуться в 2019 год». Есть определенные, хотя и косвенные признаки того, что такая тенденция существует или формируется и во властном истеблишменте Беларуси. Об этом пишет Радыё Свабода.
Несколько событий последнего времени могут указывать на стремление властей Беларуси пересмотреть нынешнюю репрессивную политику. Это смягчение риторики в адрес западных стран, освобождение нескольких десятков политзаключенных, информация Юрия Воскресенского о возможности освобождения еще 900 заключенных, назначение на ряд ключевых должностей в госаппарате лиц, если и не более либеральных, то, возможно, более гибких.
Против каждого из этих факторов можно найти возражения. «Мирные» интонации в заявлениях Александра Лукашенко сменяются «ястребиными», они даже могут сочетаться в одном и том же его выступлении. Освобождение 30 политзаключенных происходит одновременно с отправкой в тюрьму 70 новых, а появление более гибких людей на высоких постах не обязательно означает радикальное изменение политики.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: Беларусь: Лукашенко помиловал 30 осужденных участников протестовЧто могут означать освобождения политических заключенных
Некоторые шаги правительства Лукашенко действительно могут означать, что некоторые функционеры рассматривают возможность корректировки подходов.
При этом попытка объяснить освобождение нескольких политзаключенных давлением Китая по просьбе Польши не кажется убедительной. Китай — репрессивное однопартийное государство, в нем самом много политзаключенных. С чего бы ему давить на Минск в этом вопросе? Тем более, что Варшава больше заинтересована в освобождении одного политзаключенного — Анджея Пачобута. Но как раз его Лукашенко и не выпустил.
Версия, что к волне освобождений политзаключенных привел новый пакет санкций ЕС, выглядит более «теплой». Хотя баланс - 30 освобожденных против 70 новых посаженных - не указывает на то, что санкции существенно меняют поведение режима, по крайней мере, в краткосрочной перспективе.
Но ссылка на санкции как на причину помилований, возможно, правильна в широком смысле. Желание режима сократить или отменить санкции действительно является одним из главных факторов, благодаря которым Лукашенко вообще может пойти на освобождение политзаключенных. Не то, чтобы санкции поставили его на колени, но они приносят неудобства и создают стимулы что-то предпринять, чтобы от этих неудобств избавиться.
Две волны освобождения политзаключенных, в июле и августе, являются скорее «пробными шарами», выяснением реакции на возможное продолжение этой политики. Прежде всего, реакции Запада, но также и номенклатуры, и Москвы, и демократических сил.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: Лукашенко помиловал приговоренного к казни гражданина ГерманииГруппы «возвращения к 2019 году» есть и в оппозиции, и во власти
Несомненно, силы, которые остаются у власти, а может быть, и преобладают, считают, что от добра добра не стоит искать, что необходимо продолжать жесткую линию на уничтожение всего живого и жесткое отмщение за обиду 2020 года. Этот подход может и остается доминирующим, но он уже не единственный.
Конечно, как и в любой авторитарной системе, окончательные решения принимает диктатор. Но он также не существует в вакууме, разные люди из его окружения шепчут ему разное, и он сам чувствует разные импульсы, порожденные политической ситуацией.
Здесь можно увидеть некоторую аналогию с процессами, которые происходят в демократических силах Беларуси.
В 2021 году общественный деятель и художник Артур Клинов заявил, что целью белорусского общества должно стать примирение, «возвращение в 2019 год». Одинокий голос Клинова в то время не был поддержан никакими политическими силами. Такая же участь постигла и призыв к примирению, который прозвучал в последнем слове на суде над нобелевским лауреатом Алесем Беляцким.
Но в 2024 году ситуация изменилась – теперь есть четко выраженные, организованные политические силы с определенной инфраструктурой влияния, которые фактически повторяют давние тезисы Клинова и Беляцкого. Добавим аргумент, что прежняя политика демократических сил оказалась тупиковой, что цели этой политики не были достигнуты и не могут быть достигнуты прежними средствами.
И здесь стоит напомнить, что и демократические силы, и режим – это, в сущности, один белорусский народ. И в них происходят аналогичные процессы, в том числе процесс переосмысления 2020 года и его последствий. Так что в определенном смысле власть тоже ощущает, чо зашла в тупик.
Не в том смысле, что все рушится и август 2020 года повторится уже завтра. Сегодня на улицах нет не только сотен тысяч протестующих, но даже единиц. Экономика работает, и порой даже успешно, о чем свидетельствуют не только отчеты правительства, но и исследования независимых экономистов. Россия щедро покрывает деньгами все потери Беларуси от санкций и прочих напастей. Глубокий концептуальный кризис демократических сил также говорит о том, что реальных угроз меньше, чем опасений.
Так почему тупик? Конечно, он ощущается не всеми. Силовики и пропагандисты, «разжигатели ненависти», не в тупике, у них сейчас «золотой век». Но для тех, кто отвечает за экономику, для тех, кто осуществляет практическое управление на местах, все далеко не так безоблачно. Хотя состояние экономики стабильно, ее структурная уязвимость возрастает. Санкции по-прежнему не снимаются. Зависимость от России уже превышает уровень приемлемого и безопасного, и не все в госаппарате Беларуси этому рады.
В обществе также высокий уровень напряжения, проще говоря, страстные сторонники и противники власти ненавидят друг друга. Это фиксируют социологические опросы, но руководители на местах чувствуют это и без опросов, и лучше, чем любые замеры. А это не очень комфортные условия работы. Управление разделенным обществом – трудная задача.
Сам Лукашенко тоже не при Сталине расцвел: его сознательный возраст пришелся на брежневскую эпоху. Аппаратчики моложе него тоже выросли в эпоху Брежнева и во время перестройки. По крайней мере, многим из них не нравится возвращение к сталинским методам. Здесь же появляется вопрос личной безопасности - ведь большевистский террор на определенном этапе в результате логической эволюции распространился и на самих большевиков. Нынешних чиновников Беларуси совершенно не привлекает перспектива попасть под топор репрессий.
И если у сталинского террора было серьезное идеологическое обоснование, то у нынешней власти Беларуси его нет. А главная мотивация – события 2020 года – все больше отходят в прошлое. И в глазах, по крайней мере, части бюрократии, тот факт, что ситуация в определенной степени стабилизировалась, является скорее аргументом для изменения политики.
Тем более, этот аргумент находится в рамках официального дискурса: мы победили, общество успокоилось – так чего же тут ссориться, зачем друг друга ненавидеть?
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: «Санкции нужно расширять». Как ЕС может ослабить режим Лукашенко?Проблема власти: как закрепить успех 2020 года
Стремления этой части государственного аппарата можно описать той же формулой Клинова – «возвращение в 2019 год». Тогда страна тоже жила при авторитарном режиме одного человека. Но жизнь была более свободной, не было взаимной ненависти больших групп белорусов друг к другу, отношения с Западом были приемлемыми. Существование подавляющего большинства чиновников тогда была если не лучше, то спокойнее.
Убедительно показать наличие в белорусском истеблишменте четкой, определенной партии «возвращения к 2019 году» — задача непростая, если вообще осуществимая. В авторитарных режимах внутренние противоречия не выносятся на публику и не обсуждаются открыто. Кто при Сталине или даже при Брежневе знал, о чем спорят члены Политбюро?
Например, когда Владимир Макей был главой МИД при Лукашенко, кто точно мог знать, кто и какую политику отстаивает наверху? Никто. Слухи, утечки, иногда дезинформация, неуверенные интерпретации чьих-то неоднозначных слов.
Сейчас примерно то же самое. Ссорятся в малопопулярных Telegram-каналах «вомбаты» и «присевшие» (оскорбительные прозвища «ястребов» и «голубей»). Что это значит? Может быть, ничего. А может, это отголоски противоречий между партиями «возврата в 1937 год» и «возврата в 2019 год». Это прояснится только потом. И, может быть, даже тогда не прояснится, но политика может сама собой измениться в результате борьбы этих двух партий.
Здесь следует учитывать, что партия «возвращения к 2019 году» — это не скрытые «борцы», не либералы и не сторонники Европы. Там все выступают за усиление существующей власти, за укрепление того, что они считают своей победой в 2020 году. Спор идет лишь о том, как этого добиться. Или повернуть сюда и в каком-то смысле продолжить четырехлетние уличные бои в застенках. Или повернуть в другую сторону, забыть про 2020 год: дескать, было такое отклонение от нормы, а теперь вернемся в нормальный 2019 год. Общество полностью успокоится, а новый «бунт» потеряет свою социальную почву.
В контексте второго подхода освобождение многих или всех политических заключенных выглядит как освобождение военнопленных после победы в войне. Они уже не опасны. И это эффективный способ улучшить отношения с Западом, при этом не разозлив Москву.
Есть и исторический опыт: ведь санкции вводились и после 2006 года, и после 2010 года с кучей требований, среди которых были и свободные выборы, и реальная демократизация. И этим санкциям не удавалось покачнуть режим. За несколько лет им удалось добиться лишь освобождения нескольких политзаключенных. Это было единственное, что можно было предложить за их отмену.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: Почему протесты 2020 года в Беларуси не привели к смене властиКритерий – победа в политической борьбе
Выше говорилось об определенной симметрии споров в демократических силах и в правящем истеблишменте Беларуси. В частности, она воплотилась в тезисе (который используется в спорах обеих групп) о невозможности возврата в 2019 год. «Ястребы» у власти говорят противникам в своем лагере, что если они отпустят поводья, то рано или поздно произойдет новый взрыв, новый 2020 год. Николай Статкевич был одним из последних, кто вышел на свободу в августе 2015 года. Но в 2017 году он уже возглавлял протесты в Минске. А в 2020 году, через пять лет после его освобождения, произошел политический взрыв и на политическую арену вышли Сергей Тихановский, Виктор Бабарико, Валерий Цепкало и Светлана Тихановская.
Поэтому, считают сторонники «возвращения в 1937 год», только террор, только месть не допустят открыть ящик Пандоры.
В таких спорах невозможно доказать правоту той или иной стороны, это не академическая дискуссия и не доказательство математической теоремы – это политическая борьба, столкновение воль, интересов и взглядов. Кто окажется прав? Очевидно, тот, кто победит в этом бою.
О существовании такой борьбы могут свидетельствовать и непоследовательные шаги власти – 30 политзаключенных были освобождены, а 70 новых заключены в тюрьмы. Как это можно расценить? Как сигналы различных групп во власти, которые борются друг с другом. Противоречивый результат – следствие их борьбы.
Весьма вероятно, что так будет и дальше. Победа партии «возвращения в 2019» выглядит менее вероятной, хотя и не выглядит невозможной.
Еще один интересный вариант – возможность альянса партии «возвращения в 2019 год» во власти с демократическими силами. Пока это кажется нереальным. Пытаться сделать что-то подобное сейчас, будучи представителем демократических сил — значит добровольно стать кем-то вроде Романа Протасевича.
Но если соответствующая линия власти добьется заметных успехов, то такой союз окажется вполне возможным.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: Экс-главред NEXTA Роман Протасевич помилованРоскомнадзор пытается заблокировать доступ к сайту Крым.Реалии. Беспрепятственно читать Крым.Реалии можно с помощью зеркального сайта: https://d10r2c145ol2h9.cloudfront.net/следите за основными новостями в Telegram, Instagram и Viber Крым.Реалии. Рекомендуем вам установить VPN.