18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годы Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют свидетельства из этих архивов.
Я, Ремзи Куртмеметов, крымский татарин, родился 7 февраля 1939 года в деревне Кучук Озенбаш (ныне Многоречье) Куйбышевского (ныне Бахчисарайского) района Крымской АССР.
На момент выселения 18 мая 1944 года семья наша состояла из 6 человек – мама и 5 детей: мама Фатиме Османова (1912 г.р.), сестра Мемине Куртмеметова (1929 г.р.), сестра Хатидже Куртмеметова (1931 г.р.), сестра Лютфие Курмеметова (1937 г.р.), я, Ремзи Куртмеметов, брат Осман Куртмеметов (1941 г.р.).
Отец Куртмемет Бекиров (1902 г.р.) был мобилизован в Трудовую армию. Сначала копал окопы в Красноперекопском районе, потом был направлен в Тульскую область на шахты, добывал уголь.
Во время войны наша деревня дважды горела. Во второй раз мы остались совершенно без крыши над головой. Отец переселил нас в деревню Янъы Сала (в 1945 году переименовано в Новополье Бахчисарайского района – КР) к родственникам, за это время он построил еще один домик. В этом домике мы с отцом переночевали одну ночь, и отец был мобилизован в Трудовую армию.
18 мая 1944 года рано утром, когда еще было темно, в нашу дверь сильно постучались, меньший братик испугался и начал плакать. Мама открыла дверь и увидела с оружием в руках двоих советских солдат. Они объявили: «Вам на сборы 15 минут, вас выселяют из Крыма, много вещей не берите, вас будут там одевать, обувать и кормить. Возьмите еду на 2-3 дня».
Мне было 5 лет, но все это помню как сейчас: плач, крики, стон больных людей...
Мы вышли в чем были, мама дала в руки сестры Хатидже Коран. Взяла немного муки и сковородку. Мне было 5 лет, но все это помню как сейчас: плач, крики, стон больных людей... За день до этого отелилась наша корова. Теленок убежал в лес, а корова, привязанная, мычала в сторону теленка. Мама все время думала о корове, что она осталась не доенная, говорила: «Почему я ее не развязала?».
Нас, всех односельчан, посадили в грузовые машины и привезли на станцию Сюрень. В машине я приткнулся в уголочек и сел. Кто-то, видимо еще было темно, сел прямо на меня, я крикнул и начал плакать. Там нас посадили в товарные вагоны. На земле оставалось много чего: матрацы, подушки, всякий бытовой инвентарь, мешки с орехами, фундуком и сухофруктами; – видимо людям не дали с собой взять.
Состав тронулся, трое суток не открывали вагоны. Потом кто постарше рассказывал, что где-то в Мелитополе люди кричали «предатели!» и кидали камни.
Когда мы проехали через большую реку (позднее я узнал, что это была река Волга), весь состав рыдал, боясь, что нас утопят в ней
Поезд останавливался только в степи. Мама выбегала, быстро собирала какие-то щепки, разжигала огонь, и из муки и воды, которую брала в дорогу, готовила еду. Вдруг раздавался сигнал поезда и мы боялись, что мама не успеет войти в вагон, и начинали плакать. Очень хорошо помню, что когда мы проехали через большую реку (позднее я узнал, что это была река Волга), весь состав рыдал, боясь, что нас утопят в ней. По разговорам старших, через 20 дней мы оказались в Костромской области, Мантуровский район. По дороге я помню, как нам один раз давали уху из соленой рыбы. После этого всем очень хотелось пить, но воды не было. В конце пути люди стали болеть, умирать. Умерших людей оставляли в пути.
Уральская зима была очень суровая. Сестра Мемине простудила себе голову и в первый же год умерла
Нас поселили в бараки, где раньше жили тюремщики (заключенные – КР). Постелили солому и так на ней спали. Маму и старшую сестру Мемине взяли на работу рубить лес. На работу их возили на открытых грузовых машинах. Уральская зима была очень суровая. Сестра Мемине простудила себе голову и в первый же год умерла.
Я помню, как мама приносила булку черного хлеба и говорила: «Давайте полбулки съедим сегодня, а половину оставим на завтра». А я говорил: «Давайте всю булку съедим». Видимо, недоедал.
Потом умерла сестра Лютфие от голода, а через некоторое время умер братик Осман. Он, умирая, говорил: «Хочу к себе домой»
Сестра Хатидже умела вязать. Ходила по домам, чтобы связанные вещи обменять на картошку. В первое время местные жители не открывали двери или выгоняли, говоря вслед «предатели». Потом умерла сестра Лютфие от голода, а через некоторое время умер братик Осман. Он, умирая, говорил: «Хочу к себе домой». Их похоронила сама мама, потому что некому было хоронить – люди поголовно умирали от голода, холода и болезней. На следующий день могилы были открытыми, умерших людей съедали волки…
В 1947 году мама совершила героический поступок: собрала меня, сестру Хатидже, села в поезд и поехала в Тульскую область к отцу. Она боялась остаться вообще без детей. Мама сама была светлая женщина, а мы с сестрой темные. Нам с сестрой обвязала платком головы так, что только глаза были видны, чтобы не было никаких подозрений совершенного бегства. До 1956 года был комендантский режим, и за побег мама могла получить 20 лет каторжных работ. В первый класс я пошел в 9 лет, обучение велось на русском языке, несмотря на это, 7 классов я окончил с похвальной грамотой.
Мы поехали в Бахчисарай, там нас задержали, дали 24 часа – «попросили» покинуть Крым
После выхода Указа ПВС СССР от 28 апреля 1956 года, согласно которому с крымских татар были сняты ограничения по спецпоселению, папа, мама, я и наш односельчанин с женой поехали в Крым в свое село. Отец мой кроме Крыма никуда не хотел ехать. Ночь переночевали в своей деревне. На следующий день мы поехали в Бахчисарай, там нас задержали, дали 24 часа – «попросили» покинуть Крым.
Итак, мы вернулись в Тульскую область домой. В 1959 году переехали в Чимкентскую область Казахстана, там я поступил в сельскохозяйственный техникум на заочное отделение.
Получив специальность механизатора, в 1969 году один поехал в Крым, думал устроиться, перевезти родителей. После многих обращений в Симферопольский облисполком, чтобы устроиться на работу и прописаться, меня направили в Ленинский район. Меня прописали в с. Новониколаевка Ленинского района, устроился на работу плотником.
Переехали мои родители и два брата, Осман и Февзи, которые родились в Тульской области, но их не прописывали. Не давали им работу в течение трех лет. Я свидетель высылки семей, приезжавших в Крым после Указа 1967 года, который снимал огульное обвинение с крымских татар и давал право жить во всех уголках Советского Союза.
Сейчас я живу в Симферополе.
(Воспоминание от 28 декабря 2009 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий