(Предыдущий блог – здесь)
Практически полтора года прошло с того момента, как солнце померкло и мой мир окутала непроглядная тьма. Лучик надежды иногда пробивался сквозь тучи, но тут же втаптывался в грязь чугунным сапогом надсмотрщика. Медленная смерть в стенах Лефортовской тюрьмы. Наедине с собой. В плену оккупанта, агрессора, убийц и палачей. Меня ждал суд, на котором все было заведомо предрешено. При его приближении обманчивый штиль начинал сменяться неутолимым штормом событий.
Однажды ранним утром был наконец-то дан стартовый залп, и я окунулся в бездну переездов, ожиданий, допросов и разбирательств. Мое положение как подследственного приближалось к развязке. На мне готовились окончательно поставить клеймо преступника, тем самым плюнув в лицо моей стране. Ведь я использовался лишь как разменная монета в большой игре. Сооруженный пропагандой символ фашизма должен был послужить оккупанту оправданием его вторжения на мою родную землю.
Мысли бороздили больную голову. Размышления о справедливости и жестокости этого мира. О том, сколько лет придется нести свой незаслуженный крест
О готовящемся переезде мне сообщили поздно ночью. Было сказано, что по подъему я должен находиться в состоянии готовности и ожидать конвой, который будет сопровождать меня на суд. Скажу честно, что поспать не вышло. Было страшно. Всю ночь мысли бороздили больную голову. Размышления о справедливости и жестокости этого мира. О том, сколько лет придется нести свой незаслуженный крест сквозь пустошь российских лагерей. Жалел себя и кричал безмолвно о том, что я же не преступник. Миллион вопросов, на которые не было положительных ответов.
Я боялся вопросов, боялся журналистов, боялся собственных следователей. Эта показательная казнь в любом случае не несла ничего хорошего ни мне, ни моим близким. Я крепко выучил, ценой собственной шкуры, что в этом царстве ужаса и страха человека могут ожидать только слезы и страдания.
Ночь перед битвой длится бесконечно долго, а рассвет наступает неутолимо. Я не успел позавтракать, как в руки мне вручили сухой паек, состоящий из всяческой химической дряни, не предназначенной к употреблению ни в одной цивилизованной стране мира. Набор каш быстрого приготовления, который предполагался на день, только вот кипяток к ним не предусматривался. Очередная шутка режима. Если по незнанию открыть его раньше времени, то на конечном пункте этот провиант уже не дадут пронести, подозревая в том, что там что-то может быть спрятано. С собой же запрещалось брать какие-либо вещи, а бумаги, относящиеся к судебному процессу, строго изучались и конспектировались. Такие правила действовали исключительно в следственном изоляторе ФСБ «Лефортово».
Путь до этого «шапито в законе» занимал обычно не менее трех часов, так как наше маршрутное такси объезжало все остальные тюрьмы в поисках пассажиров и лишь после этого ехало на свой конечный пункт. Вспоминаются индийские вагоны, из которых вываливаются люди от перегруженности направлений и огромного количества населения. Тут – аналогичная ситуация с очень угнетающим контекстом.
Хоть путь длился долго, но дорога была веселой, потому что можно было пообщаться с братьями по несчастью и познакомиться с теми, кто находился в моей, Богом проклятой тюрьме. Другие арестанты смотрели на нас, как на седьмое чудо света, потому что встретить кого-то из печально известного следственного изолятора очень сложно. Единственной и довольно серьезной проблемой по обыкновению являлась погода. Летом за время в московских пробках, на раскаленных солнцем дорогах, находясь в железной консерве, легко можно было скинуть несколько килограмм и бонусом получить сердечный приступ. Зимой же нахождение в металлической бочке на сорокаградусном морозе не предвещало ничего хорошего для здоровья. Но по сравнению с тем, что ждало впереди, все эти неприятности казались цветочками.
Суд, выматывающий и высасывающий все силы из человека, превращался в гестапо, где маньяки в погонах казались большей опасностью, чем годы лишения свободы
Конвой московского городского суда славился своей жестокостью и беспринципностью. Эти ребята не брезговали ни чем. Ощущая свою безнаказанность, вертухаи выбирали себе жертву из ряда поступивших арестантов и приступали к своей медленной и методичной экзекуции. Большинство судебных процессов длятся от месяца до года и более – только представить себе можно, как привязываются мучители к своей беспомощной жертве. Суд, что будоражил каждую клеточку тела, выматывающий и высасывающий все силы из человека, превращался в гестапо, где маньяки в погонах казались большей опасностью, чем годы лишения свободы.
Все начиналось в момент передачи подсудимых от конвоя автозака к локальным сотрудникам. В этот момент происходит приемка и попутно ознакомление со статьями. Во время следствия легко понять, с кем имеешь дело. Тут не стоит вспоминать о тех, кто обвиняется в педофилии, изнасиловании, массовых беспочвенных убийствах и прочих бесчинствах. Таким нет жизни ни от кого, и их тюремный путь – это один сплошной ад. В этом нет никакой политики, это человеческое отношение к подобным преступлениям. А вот тот, кто имел обвинения в экстремизме или терроризме, моментально идентифицировался как враг государства и личный враг. Над такими гостями вертухаи считали не за развлечение, а за обязанность издеваться. Больше всех доставалось захваченным и порабощенным россиянами народам, тем, кто еще продолжал бороться против агрессии, – чеченцам и дагестанцам, которых нередко забивали на смерть во время таких этапов. Узнав о том, что к ним привезли «бандеровца», выступающего против российской оккупации Крыма, они буквально озверели и негласно приговорили меня ко всему спектру своих издевательств. Возбужденное оживление заиграло между сотрудниками судебной охраны. К ним в лапы попала долгожданная жертва.
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Все блоги Геннадия Афанасьева читайте здесь