Где границы деколонизации и когда будет завершена декоммунизация в Украине? Виктор Цой и Владимир Высоцкий – кому принадлежит «советское несоветское»? Есть ли Крым на ментальной карте Украины? Какое место будет иметь русский язык в Украине через 20 лет?
На эти и другие вопросы в проекте «Дневное шоу» в эфире Радио Крым.Реалии в беседе с ведущим Павлом Казариным отвечает директор Украинского института национальной памяти Владимир Вятрович.
– В какой момент лично вы скажете, что ваша миссия по декоммунизации общества окончена?
– Большинство целей, которые я ставил себе, как руководитель Института национальной памяти, идя на эту должность, можно сказать, я выполнил. Для меня еще незавершенной является работа над созданием архива Института национальной памяти. Речь идет о том, чтобы в отдельный архив перевести бывшие документы КГБ. Вместе с тем, невыполненным заданием остается еще последующее распространение информации о преступлениях коммунистического режима, но это более продолжительный процесс, и я не ставлю себе целью лично сыграть какую-то окончательную в этом роль.
Декоммунизацию можно назвать лишь первым этапом деколонизации, потому что, снимая слой коммунистического бремени, тоталитарного прошлого, под ним мы часто встречаем российское имперское прошлое, которое часто не менее антиукраинское, чем было коммунистическое. Так вот в контексте деколонизации – это непочатый край работы.
– Если оглядываться назад, в период с 1991 по 2014 год, даже до активного этапа декоммунизации, который начался после российского вторжения, в эти годы диффузия идеологическая происходила?
Снимая слой коммунистического бремени, тоталитарного прошлого, под ним мы часто встречаем российское имперское прошлое, не менее антиукраинское, чем коммунистическое
– К сожалению, Украина, в отличие от других посткоммунистических стран довольно вяло взялась за декоммунизацию, очевидно, это было связано с политическими событиями. Если в большинстве стран Восточной Европы коммунизм упал в результате революционных событий, то в Украине независимость стала результатом компромисса. С одной стороны, здесь было массовое активное национально-демократическое оппозиционное движение, что ставило себе целью возрождение украинской независимости, а с другой стороны, до 24 августа 1991 года у нас было абсолютное большинство коммунистов во власти. И собственно события, которые произошли за пределами Украины: речь идет о путче, страхе коммунистов за участие в этом путче перед судом и так далее – привело к тому, что они проголосовали за независимость Украины 24 августа 1991 года. Таким образом, с одной стороны, мы получили независимое государство, а с другой стороны, это государство не получило нужного шанса для ротации политических элит. У нас бывшие политические деятели коммунистической партии, теперь уже представители других партий или просто беспартийные, в основном остались у власти. И очевидно, что эти люди не были заинтересованы говорить о каком-то переосмыслении коммунистического прошлого, об осуждении преступлений коммунистического прошлого.
– Как вы считаете, способна ли Украина прийти к тому, чтобы объявить период с 1918 по 1991 год оккупацией?
У многих само слово «советская оккупация» вызывает какой-то шок. А на самом деле разница между опытом Украины и опытом стран Балтии только в продолжительности этой оккупации
– Я однозначно уверен, как историк, что да, что надо говорить об оккупации. И я не знаю, поддержит ли это большинство украинского общества. Здесь нужна работа, нужно разъяснять, потому что у многих само слово «советская оккупация» вызывает какой-то шок. А на самом деле разница между опытом Украины и опытом стран Балтии только в продолжительности этой оккупации. Эта разница тоже важна, потому что мы имеем несколько поколений, выросших в этой оккупации, и которые не желали и не хотят до сих пор видеть ее оккупацией, не хотят признавать того, что часть их сотрудничала с этим оккупационным режимом, но сути дела это не меняет. Это та дискуссия, к которой мы должны прийти.
Владимир Вятрович
– Есть ли на ментальной карте Украины Крым? И если да, то какой?
– Я думаю, что есть и должен быть. И задача, которая стоит сейчас перед историками – это возвращать Крым в украинскую ментальную карту. На самом деле те события, которые произошли в Крыму, произошли по причине того, что Крым оставался своеобразным ментальным островом, который не был прописан в украинских исторических учебниках. Фактически отсутствовала информация о Крыме, о тех событиях, которые происходили. Сейчас ситуация постепенно начинает меняться. Очень важно, что мы начинаем интегрировать крымский нарратив в общенациональный. Речь идет и об изменении программ школьных учебников, и о публикациях, касающихся украинской истории. Сейчас мы много говорим, к примеру, о событиях революции 1917-21 годов, и в этом контексте обязательно вплетаем те сюжеты, которые имели место на территории Крымского полуострова, в частности, о крымскотатарском национальном движении. Буквально на днях мы издали книгу об освобождении Крыма «Забытая победа» историка Сергея Громенко, которая тоже рассказывает о крымских сюжетах.
– А как быть с Высоцким, Цоем и всем тем «советским несоветским» нарративом, который остался в наследство?
Очень важно, что мы начинаем интегрировать крымский нарратив в общенациональный
– Надо понимать, что не все антисоветское было одновременно антиимперским. Самый простой пример – это Александр Солженицын, который по сути своей был русским империалистом. Мы должны понимать, что то, что те или иные деятели были антироссийски настроены, еще не означает, что они были проукраински настроены. Названные вами лица – это представители именно русской культуры, и именно таким образом их нужно рассматривать.
– А произведения Тараса Шевченко, написанные на русском языке, – это часть русского мира?
– Я считаю, что нет. Трудно сказать, что Шевченко – это часть русского мира, учитывая то, сколько он сделал для формирования украинского нарратива. И вообще – язык не является определяющим фактором в принадлежности к русской или украинской культуре.
– Какой вы видите судьбу русского языка в Украине через 20 лет?
– Как языка одного из национальных меньшинств. Я не считаю, что русский язык должен иметь какой-то особый статус. Я убежден, что в конце концов до этого дойдет. Другое дело, что для укрепления украинского языка недостаточно одного только времени. Дело в том, что украинский язык как таковой уничтожали целенаправленно государственной политикой. Теперь есть необходимость для восстановления украинского языка таким же образом – через государственную политику. Поэтому те языковые квоты, которые сейчас принимаются на радио, на телевидении, очень важны и очень правильны, и я очень надеюсь, что в ближайшее время будет принят закон об украинском языке как государственном языке, который должен быть универсальным.
(Текст подготовила Иванна Ткачук)