Чешский фотограф Мартин Трабалик в последние несколько лет специализируется на репортажах из горячих точек. Он снимал в Бангладеш во время бегства туда из Мьянмы сотен тысяч мусульман-рохинджа; на границе Македонии и Греции – в лагере для беженцев в деревне Идомени, где в 2015 году находились свыше 15 тысяч беженцев из Сирии, Ирака, Афганистана; вместе с журналистом Войтехом Богачем он рассказал о лагере экологов, пытающихся на польской стороне Беловежской Пущи добиться запрета на промышленную вырубку в заповеднике, где остался в нетронутом виде первобытный реликтовый равнинный лес; в прошлом году он побывал в Нагорном Карабахе, а недавно вернулся из непризнанной "Донецкой народной республики", куда в последнее время практически не попадают европейские фотографы и журналисты.
Your browser doesn’t support HTML5
– Как вам удалось получить разрешение на съемки у сепаратистов в "ДНР"? В последние годы там почти не появляются западные журналисты.
– Кажется, мне помогло, что до поездки в "ДНР" я ничего не публиковал на эту тему. Я получил стандартную аккредитацию: сначала в зоне, где Украина проводит военную операцию, а потом и аккредитацию "ДНР". Все необходимые разрешения я оформлял через интернет, у меня просили копию пресс-карты, паспорт.
– Было ваше перемещение ограничено, разрешали ли вам ехать туда, куда вы хотели поехать?
– Это зона военного конфликта, и конечно, там были определенные ограничения, но в целом я перемещался свободно. При этом там… своеобразная атмосфера, меня местные органы безопасности постоянно спрашивали, где я был, что делал, что меня интересует и почему я туда приехал. У меня было ощущение, что там человек не может позволить себе делать все, что он хочет, нужно быть осторожным с вопросами, которые хочется задать людям, согласившимся поговорить под запись. Во-первых, они не всегда хотели высказывать свое мнение о конфликте, потому что для них это очевидно небезопасно. Могу сказать, что большая часть людей говорить на эту тему отказывались, опасаясь преследований с обеих сторон. Некоторые мне даже об этом открыто говорили.
Мне заранее сказали, что во время отъезда из "ДНР" могут проконтролировать материалы, которые я снимал, но мне повезло, меня не цензурировали, но я знаю о случаях, когда это происходило, поэтому через интернет я заранее сохранял на сервер все, что фотографировал или снимал на видео. Кроме Донецка я хотел посмотреть и Луганск, но мне не дали необходимого разрешения, а сам я не пытался туда поехать. Мне не хотелось рисковать, я остался в Донецке, где тоже было достаточно материала для съемок.
– Почему вы решили снимать конфликт только в "ДНР", а не на подконтрольных Киеву территориях? Ведь у вас было разрешение работать по обе стороны линии соприкосновения.
Многие магазины закрыты, некоторые здания – безлюдны
– Изначально я собирался снимать конфликт с обеих сторон, но начать в любом случае планировал в Донецке, и уже потом на украинской стороне. Впоследствии я решил, что достаточно того, что у меня получилось отснять, потому что о происходящем на подконтрольных Киеву территориях известно довольно хорошо, а в "ДНР" давно никто не ездит. Это касается и чешских журналистов. Поэтому я решил снимать – не хочу сказать на стороне неприятеля – но на территориях, с которыми у западных стран есть определенные споры, и решил привезти информацию, полученную у одной из сторон.
– Вы не впервые оказались в зоне военного конфликта, какие мысли возникли у вас после приезда в Донецк?
В регионе живут люди старшего возраста и многие из них ездят за пенсиями в Украину
– В первую очередь, Донецк меня удивил тем, что он производит впечатление обычного города, который живет своей жизнью. Но правда и то, что меня окружала советская риторика. Налицо и упадок: многие магазины закрыты, некоторые здания – безлюдны. Я снимал пустующий стадион местного футбольного клуба "Шахтер". Как я понял, для местных, симпатизирующих новой республике, – это наболевшая тема, что их любимая команда оказалась в изгнании. Человеку приходится там сталкиваться и с курьезами, например, с переделанным McDonald's, ведь международные компании оттуда ушли. Тем не менее, как-то все это работает. С другой стороны, я все-таки был сторонним наблюдателем и глубины не видел. О том, что из этого региона уехало много людей, я понял хотя бы по тому, что мне сразу сказали, что в основном в регионе живут люди старшего возраста и многие из них ездят за пенсиями в Украину. Они вынуждены простаивать часами на границе военной зоны, и этот путь занимает у них несколько часов, а иногда и целый день. Многие молодые люди уехали на заработки – в Украину, в Россию, еще куда-то.
– Перед поездкой в Донецк вы побывали в зоне карабахского конфликта. Там уже нет постоянных боев, прошло почти 30 лет, но тем не менее, есть ли что-то похожее, если сравнивать Нагорный Карабах и "ДНР"?
Окопы, как будто из времен Второй мировой войны
– Моя точка зрения – дилетантская. Как фотограф и оператор я вижу в первую очередь визуальное сходство. Но процедуры на границах очень похожи. Чтобы попасть на передовую, нужно обязательно договариваться с армией: они выберут день и отвезут вас туда. Линия соприкосновения тоже одинаковая – это окопы, как будто из времен Второй мировой войны. На передовой нет возможности свободно перемещаться, снимать можно далеко не все, да и военная риторика похожа: каждый день проходят пресс-конференции, на которых рассказывают о количестве провокаций со стороны неприятеля, о том, что случилось. Это было как в Нагорном Карабахе, так и в Донецке. Это происходит по обе стороны конфликта, обе стороны обвиняют друг друга в провокациях и нарушении правил ведения войны. Вот основное сходство.
Донецк идет по тому же пути, по которому идет Карабах на протяжении уже почти трех десятков лет
С моей субъективной точки зрения, Донецк идет по тому же пути, по которому идет Карабах на протяжении уже почти трех десятков лет. В обоих случаях не видно значительных усилий и решимости для преодоления конфликта, то есть речь идет о замороженном конфликте. Заключенные перемирия время от времени нарушаются, а без готовности перейти к реальным мирным переговорам, чтобы стороны перестали стрелять и договорились о каких-то условиях, конфликт будет продолжаться в том же виде, в каком он есть сейчас. Уже очевидно, что Украина не сможет получить обратно неподконтрольные ей территории, но даже если бы это произошло, мне кажется, для Украины это будет даже более тяжелым бременем, чем до того, как эти территории были потеряны. "ДНР" находится в такой же изоляции, как и Нагорный Карабах, Карабах зависит от Армении, Донецк – от России.
– А если сравнивать условия для жизни людей, можно ли здесь тоже провести параллели?
– Мне кажется, Нагорный Карабах – более бедный регион, эта территория сильнее истощена, но таким станет и Донецк: конфликту придется заплатить дань. Иными словами, в "ДНР" очевидно неблагоприятная экономическая ситуация.
– Судя по фотографиям, в "ДНР" вам удалось поговорить как с обычными людьми на улицах, так и с солдатами на передовой, какие у них сейчас настроения? Что они говорят об Украине, о России?
Прежние аргументы, что у Донбасса с Россией есть будущее, уже вызывают сомнения, потому что многие шахты закрылись
– Что касается военных на передовой, у них похожая с Нагорным Карабахом героическая риторика: мы не отступим, мы охраняем свою родину, свою землю, мы будем воевать за свои семьи. Среди них много шахтеров, потерявших работу в промышленности после закрытия шахт, которых было много в этом регионе. Я старался говорить с обычными людьми об их отношении к Украине, и чаще всего сталкивался с крайней чувствительностью к агрессии. Люди воспринимают произошедшее так, что Запад пришел к ним, нападает на них, потому что они решили поступать так, как хотят. Конечно, как мне показалось, не все отваживаются откровенно говорить о своих взглядах. Были и те, кто вообще ничего не хотел говорить. А те, которые говорили, видимо, так и думают. Что касается России, то ее видят, как большого брата, и как мне показалось, по той причине, что этот регион экономически был связан с Россией. Здесь в промышленности использовали устаревшую технику, которую можно продолжать использовать, сотрудничая с Россией. Но сейчас прежние аргументы, что у Донбасса с Россией есть будущее, а в случае вступления Украины в Евросоюз были бы проблемы, уже вызывают сомнения, потому что многие шахты закрылись.