Экономика противостояния Западу: почему России выгодна война в Сирии

"Чем точно хороша войнушка для России в Сирии – это повышением цен на нефть. Брент уже $71,3, почти 4% прибавил за сутки. И это пока – в ожидании войны... Так что для России война на Ближнем Востоке выгодна", пишет телеграм-канал Proeconomics.

Аргументов в пользу экономической выгодности для России конфронтации с Западом можно увидеть немало:

• Рост цен на нефть из-за нестабильности на Ближнем Востоке.
• Падение курса рубля выгодно российским экспортерам и бюджету.
• Возвращение из-за рубежа денег "российских олигархов".
• "Контрсанкции" как возможность объяснить снижающееся потребление отказом от американских товаров.

Радио Свобода попросило прокомментировать эти аргументы экономистов Андрея Мовчана и Ивана Любимова.

Нестабильность на Ближнем Востоке поднимает цены на нефть, она уже за 70 долларов за баррель, легко представить еще больше, и неизвестно, когда ее сбалансируют увеличением производства американские производители.

Мовчан: Американские производители балансируют цены на нефть, но им тоже выгодно, чтобы она была высокой. Поскольку они умеют ее балансировать, то могут ее и подержать повыше. На нефть цена не очень сильно поднялась, на 3-4 доллара по сравнению с тем, что было до прямых угроз по поводу Сирии. Нефть в районе 70-ти вполне комфортна для России и достаточно близка к долгосрочному равновесию – где-то в районе 50-60 долларов за баррель. Поэтому Россия, наверное, не очень волнуется из-за ее возможного сильного падения. Конфликт вокруг Сирии, конечно, выгоден России экономически. Вообще, чем больше конфликтов на Ближнем Востоке, тем России выгоднее, потому что нефть будет держаться в цене, и кроме того, чем больше конфликтов на Ближнем Востоке, тем больше покупателей оружия, и те, кто не покупают у США и у Китая, будут покупать у России, так или иначе.

Противостояние с Западом отпугивает инвесторов, рынки падают – но Россия уже несколько лет испытывает нехватку инвесторов, так что, может, ей и нечего терять? Зато западные санкции принуждают к возвращению выведенные российские деньги – тем более приятные властям, что они подконтрольны им.

Мовчан: Не возвращаются никакие деньги в Россию всерьез, какие-то копейки возвращаются, и для российской экономики это не так важно.

Любимов: Даже если российские инвесторы будут возвращать свои капиталы, а не более тщательно прятать их в других странах, этого абсолютно недостаточно для роста и развития. Капиталы должны быть дополнены технологиями, инженерным и конструкторским корпусом, современным менеджментом, маркетингом и другими ингредиентами, которым, – если взаимодействие с мировыми производителями и инвесторами будет ограничено, – появиться в России будет непросто. А без них, – даже если представить, что в России нет коррупции и возвращающиеся капиталы не будут в значительной мере поглощены ею, – можно построить дороги или простые жилые дома, но нельзя произвести экспортируемый компьютер или скоростной поезд и продать их на мировом рынке.

Падение курса рубля увеличивает опасность инфляции, но дает бюджету, зависящему от экспорта нефти и газа, больше денег?

Любимов: Действительно, бюджету проще выполнять номинальные обязательства при высоком курсе доллара. Однако рост курса доллара может не быть продолжительным. Сегодня он вызван тем, что от рублевых активов избавляются и покупают доллары. Но пока цена на нефть держится на сравнительно высоком уровне, российская экономика зарабатывает достаточно долларов, и повышенный спрос на доллары и пониженный на рубли есть чем балансировать. Однако с точки зрения экономики дело не столько в бюджете и его доходах, – важен общий эффект для экономики. Потребители от роста цен станут беднее. Что касается производителей, – с падением рубля российские факторы производства становятся относительно дешевле, но дорожают импортные комплектующие, оборудование и материалы. Без тщательных оценок невозможно сказать, какой из эффектов будет доминировать.

Мовчан: Падение курса рубля неустойчиво, как мы видим, он возвращается обратно, поскольку зависит только от цены на нефть, но даже это неустойчивое падение на какое-то время создает более хорошие условия для экспортеров, это правда. Другое дело, что нельзя российскую экономику мерить сегодняшней ценой на нефть и сегодняшней стоимостью рубля. Чтобы экспортерам было выгодно, нам нужно иметь, что экспортировать, а чтобы иметь, что экспортировать, кроме нефти и газа, нужны современные технологии, международная кооперация. Сейчас никто не производит товары целиком, все встраиваются в цепочки, и чтобы мы в такую цепочку могли встроиться, нужно, чтобы с нами хотели встраиваться контрагенты. В ситуации, когда страна – изгой и под санкциями, никакие контрагенты никуда встраиваться не захотят. Как раз позиция страны-изгоя и беспорядочные санкции создают для нашей экономики, фактически, ситуацию крысиной норы. Мы забираемся все глубже, технологически отстаем все больше, теряем все больше с точки зрения инфраструктуры и взаимосвязей, и происходит постепенная "иранизация" экономики. Не то, чтобы в Иране люди умирали с голоду на улицах, но при иранских возможностях, человеческом ресурсе и том количестве нефти, которое у Ирана есть, он мог бы жить как европейская страна, а живет очень бедно.

Любимов: Россия не является технологически суверенной и не может обеспечить себя многими современными товарами и услугами, в том числе и жизненно необходимыми, включая медицинские оборудование и препараты. Ей нужно торговать и получать экспортные доходы, чтобы покупать все необходимое за рубежом. Политические конфликты, переходящие во взаимные экономические ограничения, делают возможности для этого слабее.

Медведев заговорил о возможности отказа от каких-то американских товаров. Эффект контрсанкций, скорее, отрицательный для экономики, но в условиях, когда уровень реальных доходов населения находится в затяжном падении, – не является ли подобная "патриотическая мотивация" удобным объяснением снизившегося потребления?

Мовчан: Медведев должен по должности знать, что мы практически не покупаем американских потребительских товаров. У нас нет американских айфонов, их, собственно, и не бывает, у нас айфоны – малазийские, тайские, немножко индонезийские. Из Америки в редких случаях завозим какие-то легковые машины, буквально по пальцам можно пересчитать перечень какой-то бытовой техники, мебели. Это, в общем, ничтожный процент, и обычное население не покупает американских товаров в России. "Кока-кола" – российский товар! Она производится на российских заводах, причем ее рецепт в России отличается от рецепта в Америке. Мы можем, конечно, объявить санкции по отношению к компаниям, у которых головной офис находится в Америке. Например, – по отношению к "Кока-коле" – ликвидировать ее имущество на территории России.

Это война по полной программе, потому что следующим ударом американцы, скажем, наложат санкции на нашу сталь, сжиженный газ и еще ряд отраслей, которые для нас крайне чувствительны, а они могут себе это позволить, и в войне санкций мы очень быстро проиграем. Поэтому, скорее всего, никто этого делать у нас не будет. Думаю, если будут что-то делать, то ограничатся бутафорскими санкциями, – ну там "Макдональдс" выгонят, например, из страны, – "давно пора". Я шучу, естественно, но вижу прямо тысячи подписей "простых россиян" по поводу того, что "Макдональдс" пора выгнать. Что-то такое могут сделать, но к экономике это отношения не имеет.

Любимов: Из умеренных ограничений можно извлечь политическую выгоду при минимальном ущербе для экономики. Для некоторых американских товаров, например, некоторых самолетов, можно сравнительно легко найти заменители, о других можно вообще не задумываться, если российских рынок для них совсем маленький. Если же контрсанкции будут масштабными и затронут многих потребителей и производителей, то патриотическая мотивация вряд ли будет работать долго. Об этом лучше расскажут венесуэльцы, которые года три назад стали замечать, что не могут более заполнить свои холодильники. Кажется, опросы уже фиксируют крайне высокую озабоченность россиян своим экономическим положением. А США поставляют в Россию не только потребительские товары и услуги, но и медицинское оборудование для больниц и поликлиник, строительную и дорожную технику, электрогенераторные установки, центрифуги и многое другое, в чем нуждаются промышленность и сфера услуг. Поэтому ограничения импорта принесут ущерб и потребителям, и производителям. Этот ущерб может быть уменьшен в той мере, в какой американским товарам будут найдены заменители.

Импорт из США достаточно важен: в 2016 году он составлял 5,43 процента совокупного импорта в Россию. Однако много важнее может оказаться долгосрочный эффект – сокращение сотрудничества с США с точки зрения получения Россией ноу-хау в выпуске технологичных товаров и услуг. Если США и другие страны начнут отказываться от российских поставщиков, участвующих в международных цепочках добавленной стоимости, если российские компании не будут допускаться до международных технологичных кластеров, если американские компании, локализовавшие в России производства, решат покинуть российский рынок, то технологическое развитие российской экономики, и без того не слишком быстрое, станет еще медленнее.

В результате будет сложнее экспортировать новые технологичные товары с более высокой добавленной стоимостью. А производство части тех технологичных товаров, которые экспортируются нашей экономикой сегодня, со временем станет доступно другим странам, из-за чего такие товары станут дешевле. Это сделает еще более призрачными перспективы расширения технологического суверенитета и способности получать экспортные доходы за счет более сложных товаров. Россия и на долгой временной дистанции рискует остаться зависимой от сырьевых рынков. Сегодня цена на нефть растет, однако через год или три она может оказаться вдвое ниже сегодняшней и надолго остаться на этом уровне. Компенсировать эти потери окажется нечем.

Возможно ли, что горизонт планирования российских властей просто короче срока возможных негативных последствий от противостояния с Западом, а прямо сейчас у них – просто экономический праздник?

Любимов: Не думаю, что речь идет о празднике. Власть в состоянии анализировать последствия кризиса. В частности, в ее планах – двукратное увеличение несырьевого экспорта в течение ближайших шести лет, и вряд ли последние события делают этот план более выполнимым. Другое дело, что власть может решить, что отказ от развития – приемлемая цена для возможной победы или ничьи в той версии геополитического противостояния, которая кажется власти наиболее правдоподобной. Даже с учетом негативных новостей последней недели главным сценарием будущего остается стагнация, а не обвальное падение.

Мовчан: Они занимают очень хорошую позицию, вся волатильность приходится не на них, а на население, на бизнесменов и так далее. У них все в порядке, им вполне всего хватает, и в случае, если в бюджете остается денег меньше, они просто большую долю перераспределяют по своим и меньшую – на все остальное. Думаю, они спокойно управляют покорной страной, которая готова беднеть, которую все устраивает. И пока она готова беднеть, они чувствуют себя спокойно. Я даже сомневаюсь, что у них такие сложные планы: "давайте воевать в Сирии, чтобы нефть стоила дороже". Оно просто идет, как идет, – Сирия так же, как Украина, была одним из способов консолидации общества, отвлечения интереса населения от внутренней повестки. Так и будет продолжаться: "и еще что-нибудь где-нибудь устроим, если надо будет".

Вы исходите – на мой взгляд, совершенно правильно – из представления российских властей о России как о нефтяной корпорации, которой они владеют. Сегодня корпорация зарабатывает чуть больше, завтра чуть меньше, у них жесткое противостояние с конкурентами, но они прекрасно понимают, что они просто своим сотрудникам будут меньше платить, а сами заработают, сколько нужно. А сотрудники пока не возмущаются, и наоборот даже, их любят и всячески за них голосуют, когда необходимо. Но если посмотрите на мир в более дальней перспективе, – все руководители корпораций, которые думали таким же образом, вместе с корпорациями были ликвидированы со временем. Огромные монстры, которые лидировали с точки зрения прибыли и выручки, куда-то ушли, а появились совершенно новые компании.

То же будет происходить и на рынке топлива, и на рынке энергии, и то же будет происходить с Россией в конечном итоге. Сейчас период нефти относительно дорогой, и он продлится еще, может быть, 10, 15, 20, 25 лет, пока не появятся действительно новые, серьезные источники энергии, пока не возникнет новое перераспределение труда в топливно-энергетической сфере. А потом Россия будет чувствовать себя как Детройт, который когда-то процветал и давал работу людям, потому что американцы производили больше всех машин, а теперь это город-банкрот, потому что есть значительно более эффективные производители, а американцы перестроиться не смогли. Понятно, сегодняшняя власть об этом не думает, потому что их дети вряд ли будут жить в этой стране, и свои состояния они будут переводить на Запад и переводят постепенно, несмотря на санкции, несмотря ни на что. Да они просто и не умеют думать так далеко. А для людей, которые хотят, чтобы их дети жили в России, это важный вопрос, о котором задумываться стоит, потому что жизнь будет невеселая.