Юность сёстры Лидия и Мария Утас провели в Гулаге, в трудовых лагерях для спецпереселенцев в Коми АССР. До войны здесь был Колчимлаг, потом его расформировали и стали свозить в Корткерос депортированных эстонцев, литовцев и латышей. Сестры Утас говорили на шведском языке. Их предки приехали в Российскую империю в 1782 году и основали в Херсонских степях село Альт-Шведендорф, или Старошведское, ныне Змиевка.
После смерти Сталина Лидия вернулась в Змиевку, а Мария осталась там, куда ее сослала советская власть, – в Сыктывкаре. Из четверых сыновей Лидии жив только один – Арвид, рожденный в лагере. Теперь он стал монахом и зовут его брат Нил. Лидия не поддерживала с ним отношений с 1976 года, и он ничего не знал о матери.
Почти не общались и сестры. В последние годы их разделила война. Мария – сторонница Путина, Лида осталась доживать свой век в доме престарелых в Украине.
23 марта в Швеции выходит документальный фильм "Лида", посвященный семье Утас. Режиссер Анна Эрбон снимала его в 9 лет в Херсонской области, Петербурге и Сыктывкаре. Это и рассказ об исчезающей общине шведов в Змиевке (в селе осталось всего 6 человек, говорящих на шведском), и портрет распавшейся семьи. Старухи, говорящие на смеси шведского, русского и украинского, бродят по кладбищу и ищут могилы своих подруг. В 2015 году здесь появился новый памятник: Лида Утас пошла навестить своего приятеля и умерла по дороге.
Мы разговариваем с Анной Эборн на кинофестивале в Бергамо после показа фильма "Лида".
– Как семья Лиды оказалась в ГУЛАГе?
Анна Эборн
– Когда Лиде было 10 лет, немцы оккупировали Змиевку и стали переселять жителей. Это была простая крестьянская семья, они даже не знали, куда их направляют. Почти все село депортировали через Польшу в Германию. Когда война закончилась, им обещали, что они смогут вернуться домой, но на границе их задержали и обвинили в сочувствии немцам. Всех шведов, примерно 60 человек, посадили на поезд. Они не знали, куда он едет, но Лида говорила мне, что ее отец беспокоился все больше и больше, потому что направление было северное. Так они оказались в Коми АССР, в Корткеросе, там было несколько небольших лагерей, и их заставили там работать. Отец умер, а Лида родила в лагере первого ребенка – Арвида. Освободили их в 1953 году. Лида уверена, что это произошло из-за того, что в лагерь приехал шведский генерал – я не знаю, кто это был, – и стал выяснять, почему там оказались шведы. Спецпереселенцы сказали, что не знают за собой никакой вины, но их привезли сюда навечно. Генерал пообещал помочь, через полтора года их освободили, и шведы считали, что это произошло благодаря ему.
– В 1929 году многие шведы вернулись из СССР в Швецию, а потом опять приехали в СССР. Семья Лиды тоже была среди двойных репатриантов? Почему они остались в СССР?
Никакой возможности вернуться в Швецию не было. Они хотели жить в своей деревне в Украине
– В 1920-х годах шведская религиозная организация узнала, что в украинском селе живут шведы, и почти всех шведских жителей Змиевки, около 900 человек, вывезли на корабле на остров Готланд. Но тогда были тяжелые времена, начался экономический кризис, который сильно ударил по сельскому хозяйству, так что работы для мигрантов не было, и местные жители приняли их недоброжелательно. К тому же на Готланде было холоднее, чем в Украине, и несмотря на то что в Швеции они получили жилье, примерно через год шведы решили вернуться в Змиевку. Лида родилась уже в Украине. Но если мы вернемся в 50-е годы, когда Лида оказалась в лагере, никакой возможности у шведов вернуться в Швецию не было. Они хотели только жить в своей деревне в Украине.
– А почему они не поехали в Швецию после распада СССР?
– Им не разрешили. Лида даже и не пыталась, но другая семья хотела получить шведское гражданство в 90-е, но получила отказ. Ведь их предки уехали из Швеции очень давно, в XVIII веке. Понятно, что особых связей со Швецией у них не осталось, но меня удивляет, что Швеция им отказала – ведь их было совсем немного. В 90-е годы шведскоговорящих в Змиевке осталось человек 30. Жизнь у них была даже хуже, чем в советское время, полная нищета. Лида говорила мне, что они голодали несколько лет. Но сейчас там получше.
– Язык, на котором говорит Лида, устарел. Вам легко было ее понять? Мне казалось, что он звучит как идиш или как испорченный немецкий…
– Скорее как старый скандинавский язык. Есть слова и выражения, которые звучат как диалект норвежского или датского, но ведь в XVIII веке языки, на которых говорили в Дании, Швеции, Норвегии и некоторых районах Финляндии, были ближе, чем сейчас. Мне не кажется, что он похож на идиш: на мой слух, это древний скандинавский язык. Словарь не такой большой, синтаксис простой. Хотя есть выражения, которые мне было трудно понять, так что Лида мне объясняла. Например, выражение, обозначающее беременность, звучит так, как будто женщина несет наследие семьи. Мне это казалось очень поэтичным, в этом простом языке есть своя красота.
– В русском языке точно такое же устаревшее выражение – "она понесла".
– Когда слышишь этот язык сейчас, он становится отражением прошлого, и с кинематографической точки зрения это вдохновляет – речь Лиды вдохновила и визуальный ряд картины.
– Как вы познакомились с Лидой и узнали ее историю? В Швеции о Змиевке знают?
– Знают немногие – несколько сот человек, которые связаны с этой деревней. Я люблю российское кино, мне нравятся фильмы Сокурова и Тарковского. Благодаря кинематографу я захотела посмотреть на эти пейзажи, а потом прочитала о том, что в Украине живут люди, говорящие по-шведски. Сейчас я немножко понимаю русский, но тогда вообще не говорила, так что решила, что эти шведы смогут мне что-то рассказать. Я приехала и познакомилась с восемью женщинами, со всеми записала интервью, среди них была и Лида. Лида выделялась и очень понравилась мне с первого взгляда. У нее был такой глубокий, сильный голос, особенно, если слушать в наушниках. И она необычно рассказывала истории – я думаю, что это восходит к устной традиции, ведь образования она не получила. И у нее было замечательное чувство юмора. Мы с ней в чем-то похожи, так что сразу нашли общий язык. Это было очень приятное знакомство.
– Вы начали снимать в 2009 году…
– Да, очень давно. До этого я не снимала документальные фильмы, так что поначалу еще не знала, что буду делать. Мой метод складывался постепенно, я не сразу стала снимать на 16-миллиметровую пленку, ведь это намного сложнее. Сперва я просто собирала истории. Только через несколько лет я нашла ее сына и тогда стала понимать, что получается фильм о разрушенной семье: ее родственники жили в России, Лида – в Украине. Это была непростая, но увлекательная работа.
– Какие у вас впечатления от деревни и богадельни, в которой Лида жила? Должно быть, очень бедное и депрессивное место?
В Скандинавии в таких домах чище и уютнее, но пациентам дают столько лекарств, что они просто отключаются
– Я бы так не сказала. Недавно я показывала этот фильм в Дании, и в зале были медсестры, опекающие пожилых людей. И эти сестры после сеанса стали удивляться, что в украинском доме престарелых все так бедно, но при этом пожилые люди вполне в своем уме – разговаривают друг с другом, активны. В Скандинавии, конечно, в таких домах чище и уютнее, но пациентам дают столько лекарств, что они просто отключаются и перестают общаться. Я никогда об этом не задумывалась, а тут поняла, что так оно и есть, потому что люди в доме, где жила Лида, были активны, вместе сидели на лавочке, вместе смотрели телевизор, выходили из комнат, а если вы посмотрите на современные дома престарелых в Дании или Швеции – там все старики под лекарствами и вообще не выходят. И еда в этом доме престарелых была замечательная!
– Арбузы?
– Да, отличные арбузы.
– У Лиды даже был роман в доме престарелых, она была влюблена.
– Да, это фантастика!
– Что случилось с ее сыном? Как он стал монахом?
– Он родился в Коми, жил в Лидой в Змиевке, но, когда он был подростком, решил вернуться в Россию и поехал к Лидиной сестре. Мария вышла замуж в лагере и осталась в Сыктывкаре. Арвид уехал в Петербург, женился, а потом погрузился в религию. Об этом Лида даже не знала. Я приехала в Петербург, стала искать его по адресу, который дала мне Лида, но выяснилось, что он не живет там много лет. Очень сложным путем я его нашла в Усть-Луге, и оказалось, что он был послушником, только готовился стать монахом, но жил почти как отшельник, посвятил всю жизнь вере. Он даже отказался от своего имени, просил меня не называть его Арвидом и не хотел говорить о своем прошлом.
Арвид стал монахом, и теперь его зовут брат Нил
– Вы собираетесь показать фильм ему и другим родственникам Лиды?
Мария смотрела телевизор, всё комментировала и воскликнула: "Наш Путин!"
– Да, скоро покажу родственникам. С Арвидом это не так просто, нужно будет поехать к нему, у нас есть контакт по интернету, но он редко туда заглядывает. Он видел некоторые материалы, которые я сняла, но не законченный фильм. Думаю, что он не всё одобрит, но с другой стороны, надеюсь, что он поймет, что в кино должно быть художественное измерение. Ведь у монаха много правил – что он может делать, что не может. Даже если тебя фотографируют – это уже грех. Но мы встретились, и он увидел на моих видеозаписях свою мать, с которой столько лет не общался, – думаю, этого достаточно для моего фильма.
– Это история о распавшейся семье, и в последние годы она разделилась еще больше, потому что началась война между Украиной и Россией. Меня удивило, что Мария обожает Путина…
– Да, и меня удивило. Мария смотрела телевизор, всё комментировала и воскликнула: "Наш Путин!" Мне это показалось странным, ведь ее семья из Украины. Хотя она прожила всю жизнь в Сыктывкаре, и я думаю, что она типичный человек своего поколения. Но я иностранка и не могу понять всю сложность этой ситуации. Сначала Гитлер тебя высылает в Германию, потом Сталин отправляет в лагерь… Мне кажется, что было бы естественней после такого не верить политикам вообще. Но, с другой стороны, наверное, это утешает – верить в великого лидера… К тому же жизнь в Сыктывкаре стала получше в путинские времена. Я не стала это обсуждать с Марией. Конечно, в фильме есть ощущение войны. Когда я только начинала снимать, мне говорили в селе, что я должна поехать в Крым летом, а несколько лет спустя начался этот конфликт… Он не очень заметен, потому что Змиевка довольно далеко от Донбасса, но цены на продукты растут и молодых людей призывают в армию. Но само село война почти не затронула.
– Анна, вы сказали, что любите русское кино. Какой фильм вам нравится больше всего?
– "Мария" Сокурова. Я посмотрела его, когда снимала "Лиду", и то, как Сокуров разбил эту историю на несколько глав, на меня повлияло. Я даже решила приехать в Змиевку и показать этот фильм Лиде, но тут она умерла.