Региональный патриотизм, который раскручивался политиками для голосов на выборах, стал «благодатной почвой для России», считает бывший заложник группировки «ДНР» Владимир Фомичев. По его мнению, дончан специально пытались отделить от всей Украины. Почему в Донецке случилось то, что случилось? Что в головах у так называемых ополченцев и тех дончан, которые звали «русский мир»? И стоит ли искать с ними общий язык? Об этом в эфире Радио Донбасс.Реалии рассказал активист движения «Честно», бывший заложник группировки «ДНР» Владимир Фомичев.
– Вы были оторваны от общественной, политической, научной жизни, от информационного пространства два года. Ваше освобождение произошло во время большого обмена пленными в конце прошлого года. Что сразу бросилось в глаза на подконтрольной Украине территории?
– Я приехал из места, где цивилизация уничтожается, вернулся в цивилизацию и на свободу. Сначала были очень радостные ощущения, очень близкие друзья, родной социальный круг.
Я увидел свой любимый город Киев, который мне очень нравился, когда я жил в нем раньше. Мне понравилось, что он стал свободнее, лучше. Понятно, что постепенно привыкаешь и социальная жизнь, политическая может влиять и даже раздражать.
– Недавно была годовщина Евромайдана. Повод вспомнить, все оценить. Говорят, что много «зрады», ничего не поменялось и то, за что стоял Майдан, не реализовалось. Как вы к этому относитесь?
– Я вижу, что есть часть людей, которые пытаются в этой стране что-то изменить. Например, реформа Министерства здравоохранения, люди пытаются менять систему. Вижу, как они наталкиваются на сопротивление.
Меняется система жизнедеятельности человека, и многие люди этого не понимают. Нам нужно улучшить законы, чтобы они работали. Это нормальный процесс, и мы должны его пройти. Я остаюсь в этом плане оптимистом и надеюсь, что у Украины все будет хорошо.
– Вы сказали, что вернулись из места, где разрушается цивилизация. Что вы имеете в виду?
– Например, сегодня на оккупированной территории в Донецке не работает даже их мобильный оператор «Феникс». Я недавно узнал эту информацию.
Вспомним, что еще четыре года назад там играли матчи Лиги чемпионов, был аэропорт, приезжало много иностранных туристов. А сейчас нет мобильной связи, большие проблемы с работой, депрессивная обстановка, нет условий для развития малого и среднего бизнеса. Ощущение, будто там ничего не происходит и не идет дальше.
– Вы не думаете, что этот оптимизм у вас потому, что вы сравнительно мало поработали в социальных проектах в постмодерной Украине и у вас еще не опустились руки?
– Понятно, что власть совершает ошибки. Да, гражданскому обществу это может не нравиться. Но это не значит, что все плохо.
Когда я стоял на Евромайдане у себя в Донецке, я понимал, что если мы победим, реализовывать то, что мы требуем, будет очень сложно
Мы стояли на Евромайдане за будущее. Когда я стоял на Евромайдане у себя в Донецке, я понимал, что если мы победим, реализовывать то, что мы требуем, будет очень сложно.
Реформы сейчас тормозятся. Но постепенно, благодаря маленьким победам, появлению маленьких механизмов, сама политическая система будет чище. Могло ведь вообще ничего не происходить.
Слушатель, Славянск: У вас нет ощущения, что вся ситуация с так называемой «ДНР» непоправима?
Если Россия помогла своим сторонникам захватить какой-то кусок территории, она там остается надолго
Я сужу по тому, что я знаю. Если Россия помогла своим сторонникам захватить какой-то кусок территории, захватить власть, она там остается надолго.
Достаточно вспомнить, что Грузию изгнали из Абхазии в сентябре 1993 года. Через месяц в Москве имела место попытка государственного переворота и ужасные кровавые события. Даже когда эта страна очень слаба, может разрушиться через неделю, она все равно старается удержать анклавы, которые ей будут выгодны. А сейчас Россия 2018 года – это не Россия 1993 года.
Единственная наша возможность забрать эти территории, реинтегрировать их мирным или военным путем – развивать собственную страну. Для того, чтобы у нас были ресурсы и возможности когда-нибудь взять нашу всю границу под свой контроль.
Конечно, мы можем пойти на «договорняк» и пойти по боснийскому сценарию, когда у нас появится своя Сербская республика. Но по такому же примеру нам в парламент будут делегировать своих депутатов, с которыми мы должны будем советоваться по поводу наших внешних связей. Донецк и Луганск даже не повесят наши флаги над своими обладминистрациями.
Владимир Фомичев
– Многие люди в Донецке звали «русский мир». В чем культурная, психологическая, историческая подоплека этого коллаборационизма? Понимаете ли вы тех людей, которые звали «русский мир»?
– Это региональный патриотизм, который сильно развивался. Было выгодно говорить, что донецкие люди – это люди, которые работают, что мы лучше, именно мы кормим остальных. И делать так, чтобы этот регион был абстрагирован от всей Украины. Благодаря тому, что какие-то политические круги создавали этот региональный патриотизм для того, чтобы выигрывать выборы, у России появилась благодатная почва, которой она воспользовалась.
– Действительно люди верят, что Украина кровожадна? Что вокруг одни враги, что нельзя говорить на русском языке?
– У меня был инспектор, который меня, условно говоря, охранял. Мы с ним как-то общались, и он мне рассказал, что боится прихода Украины, которая будет насиловать их женщин. Я не знаю, как объяснить, что это полный бред.
– Что можно делать с такими людьми?
– Я бы ничего не делал. Когда мы туда вернемся, они сами увидят, что мы нормальное цивилизованное государство. Я бы просил не заниматься сейчас вопросом «умы людей». Если мы сейчас изменим ум какого-то человека и он совершит какие-то действия в пользу нашей стороны там, то он скорее всего тоже станет пленным.
Лучше предлагать людям уехать оттуда и помогать им интегрироваться тут, улучшая жизнь внутренне перемещенных лиц. И заниматься реформами внутри страны. От этого будет гораздо больше эффекта, чтобы вернуть эти территории к нам, чем от пропаганды.
– Сейчас дебатируется тема с миротворцами. А что если Россия действительно уйдет из ОРДЛО? Возможны ли компромиссы с этими людьми?
– Я думаю, что если мы туда вернемся, у правительства будет план, который постепенно реинтегрирует территории обратно. Мы вернем туда наши пенсии, систему здравоохранения, вернем общее украинское пространство, чтобы люди могли спокойно ездить по стране. Туда постепенно будут возвращаться наши товары, продукты, наша экономика. Туда вернутся рабочие места, бизнес. Чем это не реинтеграция?
– Вы подозреваете, что группировке «ДНР» вас сдал бывший коллега, с кем вы стояли на донецком Евромайдане, Роман Хузяхметов. Как вы думаете, в чем разница между вами?
– Тут нет ничего странного, просто человек хочет заниматься какой-то деятельностью в том городе, в котором он родился и жил. Он выбрал себе такой путь. В таких людях часто нет ничего примечательного, даже регионально патриотического.
– Вы не держите зла на своих земляков, которые не поняли, что происходит в их регионе? Одним из факторов «русской весны» была пассивность жителей.
– Я ни на кого не держу зла, это уже прошло. Но у меня есть позиция, что если бы люди были более активными и выходили на Евромайдан, может, мы бы смогли как-то противостоять всему этому. Как это было в Харькове, Запорожье, в Одессе.
Я понимаю, что многие люди не поддерживали донецкий Евромайдан по определенным причинам. Откровенно говоря, тогда при Януковиче им жилось неплохо. Донецку уделялось большое внимание, шли большие дотации в регион.
Люди могли в чем-то нас не понимать. А когда уже стало ясно, что нужно выходить, люди, которые организовывали проукраинские митинги, просто не успевали, не смогли сложить единый актив. Не было понимания, что делать и как можно было заменить украинский флаг на железяку или оружие. Было не понятно, как можно оказывать агрессию своему противнику, хотя тогда, наверное, она уже нужна была.