Как Сенцов пережил этап из Якутии в Лабытнанги? Какие у него отношения с ФСБ, администрацией колонии и другими осужденными? Готов ли Сенцов просить Путина о помиловании? Об этом рассказал адвокат политзаключенного Дмитрий Динзе.
– Вы были в городе Лабытнанги в декабре прошлого года. Какое у вас впечатление от этого места?
– Город достаточно маленький. Встретили меня в колонии хорошо, быстро подписали мне все документы, потом я поговорил с начальником по безопасности и оперативной работе. Мы попили чай, покурили, он выслушал мои пожелания, я выслушал его. Меня проводили в «зону» и там дали отдельный кабинет, в котором мы пообщались с Олегом.
Общались мы через глухое стекло, там буквально наверху есть маленькая щелка, куда можно документы все передавать. Насколько я понимаю, это комната свиданий для родственников. Такие правила, это же колония строгого режима.
– Это была плановая поездка или Олег попросил приехать по конкретному делу?
– Это был внеурочный визит. Когда я приезжал к нему в Якутию, он сказал: не надо ко мне наездами приезжать и меня контролировать, у меня все хорошо с администрацией. Потом он внезапно исчез из колонии, перестал выходить на связь. Оказалось, что его этапировали, куда – непонятно. Была информация, что Олег приедет в Лефортово и начнется обмен… Но все оказалось гораздо прозаичнее. Там была акция в поддержку Олега, из-за чего сотрудники ФСБ Якутии и сотрудники колонии всполошились. Поэтому его просто взяли и этапировали непонятно куда.
Дмитрий Динзе на судебном заседании по делу Олега Сенцова, 19 августа 2015 года
Потом мы узнали, что он приехал в Салехард, а оттуда – в Лабытнанги. Ехал какими-то поездами два с половиной месяца, останавливался в разных городах. Во Владимирском централе (тюрьма для особо опасных преступников в городе Владимир, – КР) ему поставили несколько «полос»: злостный нарушитель, склонный к насилию, экстремист... Он возмутился, говорит: я сижу спокойно, никого не трогаю, а вы «полосы» рисуете. В итоге ему оставили одну, с которой он и приехал в колонию. Содержали его там плохо, он сидел в холодной камере, у него обострилось заболевание сердца. Но, надо отдать должное, в Лабытнанги ему сразу организовали врача, прописали лекарства, отвезли в больницу.
– Как вы думаете, его курирует кто-то из Москвы или это пущено на самотек?
Он особняком держится – сам по себе. Пишет сценарии, отказывается от работы, ждет, когда его освободят
– Естественно, ФСБ продолжает его курировать. Это очень четко отслеживалось по Якутской колонии, где он был одним из «крымских террористов». Там еще были националист какой-то и «хизб ут-тахрировцы»… Он с ними вообще не общался. Он особняком держится – сам по себе. Ни с кем ни в какие контакты не вступает. Пишет сценарии, занимается творчеством, отказывается от работы. Ему не интересно работать, как он говорит, «на режим». Он работает сам на себя, ждет, когда его освободят.
Здесь ему предлагали работу на киностудии либо на кухне. Это облегченная работа, для «актива» – для тех, кто сотрудничает с администрацией. А ему, как говорят на их жаргоне, «западло» сотрудничать с их администрацией.
– Он находится в бараке или камере? Какие у него отношения с другими осужденными?
– В общем бараке 30-40 человек. С осужденными отношения достаточно хорошие, в конфликты не вступает, претензий к нему тоже нет.
– Что он говорил о бытовых условиях? Есть ли проблемы с питанием, одеждой, теплом, прогулками?
Если кто-то хочет ему помочь, пусть шлют деньги, вещи, продукты его сестре
– Ему главное, чтобы были ручка и бумага – чтоб он мог писать сценарии. Прогулки, немного спорта и нормальные взаимоотношения. К бытовым условиям он неприхотлив. Единственное, он на свидании мне сказал, что если кто-то хочет ему помочь, то пусть не присылают ему посылки, а шлют деньги, вещи, продукты его сестре. А она уже организует передачку с теми вещами, о которых он попросит.
– Его не принуждают к общественным работам?
– Олег – более-менее привилегированный осужденный, к нему особое отношение и особый надзор. Конечно, он этим пользуется. Колонии не выгодно портить с ним отношения, потому что он может сообщить адвокатам, а они начнут выносить сор из избы. Талант Олега в том, что он со всеми может договориться. Нормальные спокойные взаимоотношения общего сотрудничества.
– Он может там что-то покупать? Есть ли у него деньги?
– У них есть магазин, но ты можешь потратить какую-то лимитированную сумму. Насколько я помню, это не больше трех тысяч (рублей – КР) в месяц. Продукты там по завышенным ценам, и Олег говорит, что не всегда качественные. Он заказывает самое необходимое: зубная паста, щетка, носки какие-то, кусок хлеба или конфет каких-то полакомиться.
– Как вообще питание в колонии?
– Конечно, питание среднее. На одного заключенного выделяется 72 рубля, на них собрать в день порцион на человека довольно сложно. Олег компенсирует посылками, которые ему приходят. К тому же, заключенным, у которых есть заболевания, могут назначить усиленное питание: рыба, молоко, творог, яйца, масло… Олегу должны назначить такую диету в связи с проблемами с сердцем.
– У него есть доступ к интернету, радио?
– Радио, телевизор, библиотека – все это есть. Музыка какая-то дурацкая русская играет с утра до вечера. Транслируется все государственное, пророссийское. К интернету доступа нет.
– А телефонные звонки?
Он против, чтобы приезжали мать и дети. Боится, что они будут переживать
– Можно звонить раз в неделю или две. Каждый заключенный имеет право написать письмо и получить ответ. Все это пересылается через электронную почту. Если кто-то пишет Олегу, то может оплатить ему ответ – это стоит 300-500 рублей. Есть видеозвонки, которые можно заказать за свой счет. Олег держит связь с родственниками.
– Действительно ли он возражает против того, чтобы они к нему приезжали на свидания?
– Он против, чтобы приезжали мать и дети. Он боится за их психологическое самочувствие, что они будут переживать. Говорит: мое состояние достаточно стабильное, а если они приедут, я распереживаюсь и мне будет тяжело какое-то время. И будет успокаиваться потом месяца три.
– Что Олег думает о возможности обмена и помилования со стороны президента?
Сенцова оговаривали на всех уровнях силовых структур, лишь бы не было быстрого решения по его освобождению
– Он этого ждет, но сам говорит, что это будет очень нескоро. И если его будут менять, то, скорее всего, сразу на нескольких человек. Насколько мне известно, президенту России докладывали, что Сенцов – сверхтеррорист, преступник. Его оговаривали на всех уровнях силовых структур, лишь бы не было быстрого решения по его освобождению. Он же проявил принципиальную позицию, не пошел на сделки, как кость в горле стал центральному аппарату ФСБ. Дело прогремело на всю страну, соответственно, на него зуб имеется. Им важно, чтобы он дольше помучался. Но у ФСБ и ФСИН (федеральная служба исполнения наказаний – КР) разные задачи. Первым нужно насолить, вторым – чтобы человек спокойно сидел и не было никаких скандалов. Олег находится между двух этих огней. А Путин не прислушивается ни к известным режиссерам, ни к правозащитникам. Он прислушивается к силовикам.
– Сотрудники ФСБ приезжают к Олегу на профилактические беседы?
– Они знают, что этот человек – кремень. К нему приехать – он потом это раструбит где-нибудь, и опять начнется очередной виток скандала. Они могут к нему приехать, когда станет вопрос об обмене.
– Кем он теперь числится в деле?
– Как лицо, склонное к насилию. Раньше он был дезорганизатором режима, экстремистом, человеком, который мог взбудоражить умы других заключенных.
– Олег готов написать прошение о помиловании, если станет вопрос об обмене?
– А другого варианта и не будет, скорее всего. Все политзаключенные, в том числе Савченко (Надежда Савченко – КР), проходили через эту процедуру. Здесь ты или пишешь и уезжаешь, или сидишь дальше. Олег готов написать.
(Текст подготовила Катерина Коваленко)