Думаю, это настоящее искусство ‒ уверенно и гармонично жить в государстве, не имея при этом нормальной правовой и социальной защиты. Сосуществование с государством вообще ‒ вещь капризная и противоречивая. Оно, сосуществование, требует немалых душевных усилий и сердечных ресурсов. Хорошо, когда у тебя есть достаточно оснований чувствовать доверие и уважение к государству, в котором выпало получить гражданство. Хорошо, когда официальные его структуры не вызывают у тебя чувство стыда. Хорошо, когда у тебя нет ни одного внутреннего конфликта с запущенной кем-то государственной машиной. В противном случае все это так или иначе приводит к неврозам и комплексам. В противном случае вообще не следует ждать ничего хорошего.
Как у нас было до 14-го? У нас, в смысле, у тех, кто в декабре 13-го начал выходить на улицы и площади, заботясь о будущем своего государства. Как мы воспринимали этот государственный фасад? Как-то очень от нас удаленно. Как нечто, к чему нельзя и не хочется иметь никакого отношения. Жить по принципу ‒ это не мои правоохранительные органы, это не мои суды, не мои прокуроры, не мои политики, не мой, конечно, парламент. Это не моя вывеска, в конце концов. Ходить на футбольные матчи национальной сборной (поскольку это моя национальная сборная), но освистывать президента на трибунах (поскольку это не мой президент). Постоянно держать фигу в кармане. Постоянно подчеркивать свою любовь к родине и свое пренебрежение к любым государственным органам ‒ от ЖЭКов до СБУ. Разрываться между этими сильными, нечего таить, чувствами, руководствоваться ими, бросаясь в крайности. Довольно некомфортное ощущение, следует сказать. Ощущение сознательного перекладывания ответственности на другого, ощущение постоянного конфликта со страной, в которой живешь. Помните, как это было? Я вот помню.
Оказалось, что это именно твоя армия
Ощущение постоянного конфликта со страной, в которой живешь
Весной 14-го года для многих все изменилось. Опять же, далеко не для всех, но для многих. Вдруг оказалось, что это именно твоя армия. И что защищает она именно тебя. Или так ‒ защищает тебя именно она. И это твои, оказывается, менты. И они так или иначе защищают то, что для вас с ними (да-да ‒ для вас с ними) является той самой родиной. Ну, по крайней мере те из них, кто не перешел на сторону врага. И что это, хочешь не хочешь, твои политики. И что, выбраны именно тобой, именно они в ближайшее время будут определять твое будущее. Ощущения были желательны, но все равно необычны. Ведь менялись не просто военные или полиция ‒ менялось наше понимание страны, отношение ко многим вещам, ощущение своей принадлежности ко всему, что происходит со страной. Процесс на самом деле болезненный. Сколько раз за последние четыре года, сталкиваясь со старой-новой полицией на блокпостах или старыми-новыми регионалами у власти в кабинетах, сам себе говорил ‒ ничего, не все сразу, просто делай свое и не останавливайся. Но дело в том, что говорить подобное случается все чаще.
Государственная машина, которую так хочется полюбить и принять, далее дает более чем достаточно поводов для ненависти и дистанцирования. Слишком много компромиссов от тебя требуется, слишком во многих оправданиях она нуждается. Коррупция? Делай свое и не останавливайся. Торговля с агрессором? Делай свое и не останавливайся. Странная, мягко говоря, кадровая политика оставляет у власти тех, кто, по твоему убеждению, уничтожает саму идею государственности? Опять же ‒ не останавливайся, не останавливайся. Компромиссов действительно слишком много. Так же, как слишком много невыполненных обещаний. Слишком много наглости и цинизма. Слишком много упущенных возможностей. Слишком много лжи. Ну просто слишком много. И снова ставишь себе те же вопросы ‒ как согласовать эту ложь, которая звучит из-за государственного фасада, с патриотическими лозунгами, которые на этом фасаде написаны? Как согласовать свою готовность защищать эту страну с необходимостью защищать ее бок о бок с людьми, которым не доверяешь? Где проходит та грань, за которой очередной компромисс с представителями государственной машины незаметно превращается в предательство государственных интересов? Как вообще в твоем языке впервые появилось слово «измена»?
Неприятное ощущение
К чему я веду? Я не был в лагере на Грушевского. Не был вообще. И во время его демонтажа (ну, или разгона ‒ в зависимости от выбранной вами лексики) тоже не был. То есть не видел собственными глазами, что там происходило. Видел только картинку. И она мне, строго говоря, не нравится. Слишком уж она напоминает картинки из 2001. И из 2004-го. И с зимы 14-го тоже. Картинка очень похожа ‒ та самая безапелляционная демонстрация силы со стороны государственной машины, то самое беспомощное возмущение со стороны тех, кто ей противостоит. Что хуже всего ‒ те же комментарии в поддержку машины. Мол, так делается во всем мире, мол, посмотрите на все это с другого ракурса, там вооруженные провокаторы (вот это особенно напомнило программы Пиховшека и «Украина без Кучмы»). Или наоборот ‒ там одни бомжи и популисты. Бомжей нам не жалко ‒ бомжей пусть бьют и ставят на колени.
Чувствуешь себя так, будто ничего и не было ‒ ни погибших на киевских улицах, ни войны, ничего
И вот тут опять чувствуешь себя так, будто ничего и не было ‒ ни погибших на киевских улицах, ни войны, ничего. Возможно потому, что выбирая между людьми, которые стоят на коленях, и людьми, которые на колени ставят, невольно (по привычке, что ли) становишься на сторону первых. Возможно потому, что сам прекрасно знаешь, каково это, когда тебя пытаются поставить на колени. Неприятное ощущение. И когда кто-то поддерживает такие методы наведения правопорядка ‒ тоже неприятно. Неудобно за таких людей. Даже если эти люди говорят о государственных интересах. Человек, который поддерживает власть, вообще находится в довольно рискованной позиции ‒ он же ни в коей мере не может повлиять на действия того, кого поддерживает. А самой власти, похоже, и в голову не приходит что-то объяснять. У нее просто нет такой функции.
Печально, что эта машина снова заставляет нас делать выбор и занимать свое место с той и другой стороны бережно возводимой кем-то для нас баррикады. Печально, что нас снова лишают права не участвовать в самоуничижении, в борьбе с самими собой. Печально, что иначе в этой ситуации, похоже, быть уже не может ‒ о лжи и компромиссах я написал выше.
В завершение следовало бы, очевидно, написать что-то туманно-жизнеутверждающее ‒ мол, в единстве сила, а власть опомнится. Но не буду ничего такого писать, не хочу: само понятие единства давно и успешно скомпрометировано нами, в нашем удивления достойном нежелании замечать еще чью-то точку зрения, кроме собственной. И власть, понятно же, не одумается. Не захочет. Не успеет. И для чего это ей? Этой власти оно точно ни к чему.
Остается готовиться к выборам. Желательно уже сегодня.
Сергей Жадан, украинский поэт, прозаик, переводчик, общественный активист
Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции
Оригинал публикации – на сайте Радіо Свобода