Номан Челебиджихан: «Крым будет принадлежать крымцам»

С именем Аллаха Всемилостивого и Милостивого! Ровно 100 лет назад в этот день, в ночь с 22 на 23 февраля, большевики расстреляли крымскотатарского политика, общественного деятеля, поэта, духовного лидера, первого муфтия мусульман Крыма и Восточной Европы, президента Крымской Народной Республики. Но они этим не ограничились... Личность Номана была настолько харизматичной, что они боялись даже оставить его мертвое тело, боялись даже его могилы. Поэтому расчленили и выбросили останки в море. Варвары, да еще к тому же дураки, не поняли, что для крымских татар, мусульман погибшие на пути священной борьбы на самом деле не мертвые, а живые в прямом, и тем более в переносном смысле этого слова. Мы в это верим, поскольку так сказано в Коране (сура 3, аят 169).

О том, каким был Номан, какие качества присущи ему, написано и сказано немало. Сегодня я предлагаю узнать всем нам его еще ближе через его же слова, которым исполнилось 100 лет, но которые остаются архиактуальными в наш сегодняшний день, как будто он произнес их сегодня всем нам. Но перед этим несколько слов о том, кем был, есть и будет Номан Челебиджихан.

Номан родился в расположенном посреди степи селе Биюк-Сонак в 1885 году, в семье Ибраима Челеби. В детстве он проводил все время с батраками, пастухами, подпасками, сезонными рабочими, которые работали на отца, с простыми сельскими людьми, а то, что он является ребенком из богатой семьи и благородного происхождения, он не проявлял ни словом, ни делами, и сам этого не чувствовал...

Он был наделен сильной любовью, сильной волей и сильным духом, обещанное делал, от обещанного не отказывался, ему было свойственно хладнокровно и настойчиво выполнять обещанное, он избегал всего ненужного, всевозможных преувеличений, всего пустого, – так рос этот ребенок. Слова «сдаться» для него не существовало. Какие бы трудности и препятствия ни встречались на его пути, «его лицо бледнело, лоб покрывался потом, но не было слез, он вдохновлялся и будто испытывал подъем». Так говорил о нем его близкий друг и соратник Джафер Сейдамет.

Отец Номана, Ибраим Челеби, как и его деды, был главой состоятельной, издавна известной семьи. Семь поколений этой семьи больше, чем богатством, славились доблестью и человечностью.
В общем, титул «Челеби» во времена существования Крымского ханства дарился ханами в качестве привилегии людям, которые имели особые заслуги. Само слово «Челеби» персидского происхождения, означает «воспитанный, образованный господин». В определенной степени оно означало и духовное благородство.

Интересные воспоминания о Номане

Известный крымскотатарский поэт и общественный деятель Шевхи Бекторе оставил интересные воспоминания о жизни Номана Челебиджихана в Стамбуле:

«Я лично познакомился с ним в 1908 году... Сразу было заметно, как сильно он отличался на фоне своих товарищей, возвышался над ними. Он аккуратно одевался, любил порядок. Был высоконравственным и экономным. Не курил и не пил алкогольных напитков. Не терял время зря, много читал и много работал...

Челебиджихан был чуть выше среднего роста, стройным и здорового телосложения. Движения его были ловкими, а походка ровной. Когда он шел, то немного наклонял голову, не смотрел вокруг и вел себя очень серьезно. В манере одеваться у него был просто идеальный вкус. И хотя уже прошло более полувека с тех пор, он предстает перед моими глазами, словно я видел его вчера: всегда чистые, густые и абсолютно черные волосы, подстриженные на уровне затылка, сросшиеся брови, густые усы, немного светлее, чем волосы на голове. Он был очень приятным, очень темпераментным, с лицом пшеничного цвета, а его умные, темно-каштанового цвета глаза, которые горели огнем, заставляли верить в себя, – таким был этот человек.

Он носил модный тогда среди учащейся молодежи пиджак, кроя типа редингот, из черной шерстяной ткани, жилет с кармашком для часов и очень модные черные брюки в белую полоску. Вместо рубашки он носил накрахмаленную манишку со стоячим белым воротником и манжетами, а на шее он завязывал с особым вкусом большой галстук в виде бабочки из черного шелка с галунами, 20 сантиметров в ширину. Этот оригинальный галстук привлекал внимание окружающих. Крымские девушки, которые испытывали симпатии к нему, шутили: «дует ветерок, а бабочка – как парус».

Очертания его пути

Слова Номана, сказанные юноше Усеину: «Если в эти дни активной борьбы нация предлагает тебе выполнение ответственного задания, ты должен быть готовым к самопожертвованию, и даже если тебя впереди ждет смерть, ты должен, не ожидая никаких свидетельств, участвовать в деле. Национальное дело священно! Умереть за нацию – это самая большая честь, самое высокое уважение. Ты должен верить, что эта нация, если ты погибнешь, способна породить сотни таких Усеинов. Итак, дело нации, ее свобода и независимость требуют очень много жертв, она может достичь своей цели только в результате кровавой борьбы. Поэтому не будем терять времени: дело ждет...»

Номан четко понял, кто является врагом нации. Когда турецкие революционные войска приближались к окраинам Стамбула, некоторые крымские студенты из окружения Н. Челебиджихана заявили о своем желании записаться добровольцами в армию конституционалистов. Н. Челебиджихан дал им следующий ответ: «Революционное войско пользуется здесь поддержкой, очевидно, что оно одержит победу. Однако мы будем готовиться к бою с настоящим врагом всех тюрков – с россиянами. Мы должны быть готовы к этому».

Роль армии в национальном движении

Свобода не дается – свободу берут. И в этом контексте, возглавляемый Н. Челебиджиханом Крымско-Мусульманский Исполнительный Комитет, начав свою деятельность, занялся одним из важнейших вопросов – военным, то есть вопросом создания крымскотатарских вооруженных сил. Фактически, Н. Челебиджихан считал одной из главных задач Крымско-Мусульманского Исполнительного Комитета именно решение военной проблематики.

«Он обязан дать нации счастье, свет и образование, обеспечить этому краю надежную защиту, дать ему надежду... Его (то есть Крымско-Мусульманского Исполнительного Комитета) обязанность заключается в том, чтобы, появившись, он уберег землю от всяческих невзгод и бури потрясений», – говорил Н. Челебиджихан, рассматривая крымскотатарские вооруженные силы в качестве гаранта обеспечения такой защиты.

«Славные воины! Как известно, сегодня в России анархия. Недопущение этой анархии в Крым зависит от вас. Мы добились вашего возвращения для того, чтобы вы спасли Крым, крымских татар от анархии, чтобы вы спасли честь, имущество и жизнь людей. Я уверен, что вы, проведя три с половиной года на фронтах войны, в горах и окопах, выполняя свои обязательства перед друзьями и другими людьми, сможете защитить и свою Родину от внешних угроз. Да здравствует Крымский конный полк, да здравствует татарское воинство!».

Таким образом, этими словами Н. Челебиджихан выразил веру и надежду, которые он возлагал на крымскотатарские вооруженные силы, что создавались под эгидой Крымско-Мусульманского Исполнительного Комитета и Курултая.

Вечером 4 июля 1917 года, в 21.00, Н. Челебиджихан решил посетить крымскотатарский батальон, он встретился с солдатами, офицерами и членами комитета батальона. Прапорщик Шабаров коротко рассказал о задачах, которые стоят перед батальоном, о жизни в казармах. Господин муфтий объявил о том, что лично будет заниматься батальоном и искать пути решения его проблем, попросил воинов быть рассудительными и не поддаваться на провокации. Он обратился к ним со словами:

«Братья-воины! В докладе, который я направил Временному правительству от имени Крымско-Мусульманского Исполнительного Комитета, речь идет о необходимости перевода сюда Крымского полка, о том, что его солдаты, совместно с солдатами батальона, должны осуществлять патрулирование в крымских городах и селах, которые оказались беззащитными, без патрулей. Собственно говоря, воин имеет две обязанности: первая заключается в защите Родины от нападения внешнего врага, а вторая – в защите Родины и края от мятежей и анархии. Итак, сегодня наша задача состоит в противодействии анархии. Много где убивают невинных людей. Если вы хотите защитить Крым, ваши села, ваших родных, оставленных на произвол судьбы родителей, то должны присоединиться к Крымскому полку, который вскоре будет переведен в Крым. Я беру на себя ответственность за дальнейшее развитие событий. Только дайте мне человека, который разделит со мной эту ответственность».

Реформы в сфере образования

Обстоятельства требовали реформ, коренного реформирования. Н. Челебиджихан считал краеугольными камнями духовной жизни нации сферы образования и религии; он решил осуществить реформы в этих сферах.

«...Но эти школы не ставят перед собой цель готовить учащихся к деятельной жизни, давая им знания и воспитывая их, они и не будут ставить перед собой такой цели. Ведь единственное призвание этих школ состоит в «чтении». Но что читать, как читать и зачем читать – это то, чем такие школы совсем не интересуются. Действительно, подавляющее большинство этих школ не занималось истинным развитием и интеллектуальным ростом. Они нуждаются в реформировании в плане управления, в плане собственно осуществления учебного процесса и в плане содержания, а поскольку этого не было сделано, все татарское образование находится в крайне неудовлетворительном и анархическом состоянии».

Роль женщины в национальном движении

Свои мысли касательно прав женщин Н. Челебиджихан начал озвучивать еще до того, как был избран на должность муфтия. Так, в 1916 г., на страницах газеты «Терджиман» он писал: «Если в той или иной нации женщины, рядом с мужчинами, привлечены к участию в общественной жизни, причастны к интеллектуальной деятельности, то такая нация достигнет успехов, она не погибнет, будет неистребимой и ее не постигнет упадок».

Арест, освобождение и видение дальнейших действий

Освобождение из тюрьмы Н. Челебиджихана в результате мощного давления, в частности, давления со стороны крымских татар, было первой победой, которую получили крымские татары, начиная с 1783 года. Народ, который в течение двух исторических дней смог объяснить свою позицию не только губернскому комиссариату, но и центральной власти, изменился духовно, вдохновился, окреп.

Номан Челебиджихан

«Ночью, в четыре часа, я был вынужден кое-что писать. Вскоре, минут через десять, послышался звонок. Слуги заболели. Поэтому я сам подошел к двери. Спросил: "Кто там?” "Я начальник милиции, мне нужен Челебиев" – был ответ. Я немного подождал и сказал: "Пусть Челебиев подумает". Повернулся, постоял, подумал. Если бы я не открыл им дверь, они могли бы ждать до утра или ворваться, взломав старые двери или окна. Было бы большое горе, если бы они начали стрелять и меня ранило бы пулей, а еще могли ранить и ни в чем не повинных слуг, поэтому я решил, что должен открыть двери. Я объявил свое решение слугам. Двери были открыты. Десять-двенадцать человек вошло внутрь. Впереди был начальник милиции, остальные за ним. Они сказали, что пришли меня задержать. Как они объясняли на основании имеющихся у них документов, они являются представителями Бюро контрразведки и имеют право и средства для того, чтобы задержать любого, хотя бы и главного министра. Я сказал им в ответ: "Я муфтий, это мой дом. Без разрешения министра внутренних дел никто не имеет права меня задерживать. Если кто-то захочет меня противоправно задержать, я ни в коем случае не подчинюсь и буду готов на все в этом отношении. Я выражаю и буду выражать свое несогласие с такими вашими действиями. Но вы олицетворяете Временное правительство, работая в одном из государственных учреждений, я не окажу физического сопротивления, но добровольно с вами не пойду. Я пойду только тогда, когда вы примените грубую силу". После таких моих слов люди из симферопольского Бюро контрразведки сказали другим, чтобы те взялись за дело, сами же подвинулись. Так и было. Мне снова предложили пойти с ними добровольно. Я повторил вышеприведенные слова. Солдаты со штыками силой связали меня и забрали с собой. Я сказал, что не признаю себя арестованным, и выразил несогласие с такими действиями. В Севастополе повторились те же слова и то же несогласие. Я выразил свой протест в связи с арестом, требовал гласности и соблюдения законности и смог добиться, чтобы такая моя позиция была отражена в протоколе, и то, что я, как муфтий, не склонил голову перед контрразведкой, меня спасло. В связи с этим я прошу, с вашего согласия, послать телеграмму со словами благодарности коменданту крепости, который мне помогал...»

«Господа! Нация и Крымско-Мусульманский Исполнительный Комитет, если будут работать на принципах взаимной поддержки, смогут достичь большого счастья, и сегодня я выражаю свою искреннюю благодарность вам – полномочным представителям нации. Я выражаю свое уважение по отношению к Мусульманскому Исполнительному Комитету, председателем которого я являюсь... Товарищи, с радостью я разъясню вам текущую ситуацию. 25 марта (1917 года), когда меня самого здесь не было, в результате избрания мне было предложено взять на себя ответственность за религиозную и национальную судьбу Крыма в самых различных отношениях. Я был председателем Крымско-Мусульманского Исполнительного Комитета. Я прибыл сюда в апреле и сразу же предложил коллегам из Комитета план развития организации, которой я горел желанием заняться, они на него согласились, и я сразу же принялся за работу.

Товарищи, вы наверняка все знаете, какие задачи стояли перед Комитетом. Комитету следовало заниматься абсолютно всем. Он был обязан обеспечить нации счастье, светлое будущее, образование, стать на страже ожиданий и надежд этого края; но также на фоне всевозможных потрясений и тревожных бурь, что со всех сторон надвигались на этот край, его задача состояла и в том, чтобы спасти эту землю от всех этих проблем и бедствий. Как же это можно было сделать? Я, приехав из Одессы, размышлял над этим и пришел к заключению, что революции не бывает без бед, невзгод и проблем. Поскольку я видел эти проблемы очень близко, до сих пор их вижу, я противостоял и дальше буду противостоять, насколько хватит сил, тому, чтобы они росли и усиливались. Поскольку я занимаю еще и должность муфтия, то обязан обеспечивать развитие науки и образования в этом краю, а в качестве председателя Комитета я обязан спасти наш край от зловещих бурь, и эти задачи стоят рядом, дополняют друг друга. Три года назад на Россию со всех сторон посыпались беды, они в значительной степени обошли Крым, но после наступления свободы внутренние враги начали создавать новые проблемы. Ведь началось разжигание вражды между горожанами и крестьянами, между богатыми и бедными, между теми, кто владеет землей, и безземельными, – все это на фоне забот о хлебе насущном. И порожденный в результате этого беспорядок, начавшись с ночных грабежей, дошел до того, что средь бела дня начали происходить убийства людей. Такая случилась беда. Теперь же я размышляю, каким образом найти выход из этой ситуации. Крымский конный полк, дислоцированный в Новогеоргиевске, должен быть переведен сюда, и здесь он должен объединиться с образованным из разрозненных наших воинов отдельным батальоном. Эти воинские части должны подчиниться Исполнительному Комитету и быть, по согласованию с местными комитетами, рассредоточенными в селах, куда нужно направить по десятку воинов для осуществления патрулирования. Если этого не сделать, с каждым днем будет увеличиваться количество краж, убийств и других преступлений. Я разработал соответствующий проект и, с согласия Комитета, прислал его Богданову. Он не дал мне ни отрицательного, ни положительного ответа. Он мне только предложил обратиться за советом к Соломону Крыму. Хотя я совсем не хотел этого, я пошел на встречу с ним. Что сказал Соломон Крым, известно всем. Он выразил свое полное несогласие с этим делом. Но от него и не ожидали согласия. Ведь он – член партии кадетов. Я же, несмотря на это все, был верным собственному слову. Не прошло с тех пор и двух недель, как произошла трагедия в Евпатории. Комиссар Богданов сообщил мне новость. Вместе мы поехали туда, после улаживания дела, чтобы больше не повторялись подобные трагедии, мы решили создать там один татарский участок и татарский комиссариат. На фоне этих событий, я был убежден в том, что мы делаем одно дело, но к Богданову подошел командир одного из таких полков, который был словно ослеплен, и сказал, что осуществлять эти вещи ни в коем случае нельзя нахрапом. И, наконец, он заверил, что сам примет решительные меры. Между прочим, я спросил тогда Богданова: «Если бы здесь сейчас были татарские воины, разве могло бы такое произойти?» Тот же опустил голову и поехал в Симферополь. Между тем, я подал свой проект военному министру Керенскому, который тогда приезжал в Севастополь, и получил разрешение. Имея разрешение и желая сдвинуть дело с места, я съездил в Петроград, имел встречу во Временном правительстве по этому поводу. Я еще не успел оттуда уехать, как был издан приказ о переводе конного полка в Крым. Между тем, в Петроград поступало много телеграмм от различных служащих с запросами по этому делу. На момент моего приезда пехотинцы-воины отделились и занялись собственной самоорганизацией. Вскоре я услышал от воинов мнение о присоединении к 32-му запасному полку. Для того, чтобы лучше разобраться в деле, я пригласил его командира Алиева. Ко мне пришел Бурнашев, предложил мне войти в состав солдатского комитета. Я сказал, что сделаю это, если мне поступит официальное приглашение...»

Перед гибелью

«Уважаемые матросы, мы с вами не воюем. Здесь есть одно недоразумение. Мы хотим развивать в Крыму народную республику, мы приняли такое решение. Три дня назад мы отправили в революционный комитет Севастополя делегацию из пяти человек. Наша делегация не нашла в Севастополе ни одного органа. Она пробыла там три дня. Мы не смогли предоставить разъяснения. Прояснить наши намерения и планы. То, что уже сделано, и то, что будет сделано, не нанесет вам никакого вреда, я готов доказать, что наши действия делаются во имя свободы и воли».

Только он это сказал, как матросы с криками «Ура!» подняли его на руках. Они сказали, что сами отвезут его в Севастополь.

Когда Н. Челебиджихана задержали и привели к Народному дому в Симферополе, чтобы утром перевезти в Севастополь, он попросил разрешения обратиться к собранным в этом месте людям. Ему разрешили. И Н. Челебиджихан, находясь под штыками русских солдат, сказал следующее:

«Славные и готовые к жертвоприношению сыны Крыма никогда не откажутся от свершений на благо нации, если надо, они будут проливать свою кровь и будут гибнуть мученической смертью, Крым родит еще много Челебиджиханов, и Крым будет принадлежать крымцам, как это было когда-то раньше».

Да помилует Аллах Номана и всех тех, кто пожертвовал на пути священной борьбы своими душами и имуществом! Они живы и с нами, и наша борьба продолжается...

Материал подготовлен на основе книги Юнуса Кандима «Не зарастет травой поле боя».