С Алие Дегерменджи мы встретились возле симферопольской городской больницы №7. Она вышла из отделения реанимации, в котором находится ее муж Бекир: нужно успеть в аптеку, потом – опять в отделение, а после этого – на судебное заседание по «делу 26 февраля», в котором один из обвиняемых – ее сын Мустафа. «В последнее время я не бываю дома даже по воскресеньям» – грустно улыбается Алие.
Мустафу Дегерменджи задержали российские силовики в мае 2015-го – за «участие в массовых беспорядках». Он является одним из фигурантов так называемого «дела 26 февраля». После двух лет в СИЗО Мустафу перевели под домашний арест.
Раньше я думала, что два задержания в одной семье – трагическое стечение обстоятельств
«Ему нельзя пользоваться телефоном, социальными сетями, общаться с журналистами, давать интервью, – рассказывает Алие. Ему даже во двор выйти нельзя. Но мы так обрадовались, что он дома, хоть и в очень ограниченных условиях. И были уверены, что худшее, что могло произойти с нами. – произошло. Оказалось, что нет. То, что супруг и другие наши мужчины (Асан Чапух, Кязим Аметов и Руслан Трубач – КР) хотели помочь легендарной Веджие Кашка – это было абсолютно искреннее желание. В последствии [российские силовики] все настолько перевернули, объявив их вымогателями, заявляя, что у них есть все доказательства, вплоть до аудиозаписей разговоров, что я уже сейчас понимаю – это «дело» готовилось давно. Раньше я думала, что два задержания в одной семье – трагическое стечение обстоятельств».
После задержания Мустафы Бекир Дегерменджи регулярно принимал участие в различных правозащитных конференциях – и в Украине, и в других европейских странах. Он заявлял, что обвинения в отношении его сына абсурдны, а «дело 26 февраля» имеет политический характер.
«Мне кажется, именно его публичные заявления на конференциях и стали основной причиной задержания, – говорит Алие. – Бекир и остальные задержанные были просто неугодными для российской власти. Ведь они рассказывали о том, что происходит здесь, в Крыму».
Бекир Дегерменджи передал дочери письмо, в котором объяснил, что произошло перед тем, как задержали его и других фигурантов «дела вымогателей». Мы публикуем текст его письма.
Алие перебирает медицинские выписки и справки, подтверждающие ухудшение состояния здоровья Бекира Дегерменджи. В пухлой папке с документами – многочисленные жалобы, направленные в СИЗО о том, что ему не предоставляется необходимая медицинская помощь.
«Иногда я ложусь вечером спать – и мне кажется, что с утра я уже не встану. А потом наступает новый день, наваливается еще больше забот, и приходится вставать и идти. Мне очень трудно без Бекира. Он всегда был моей стопроцентной поддержкой, мы делили с ним напополам все проблемы. Когда забрали нашего сына, я готова была, словно коршун, защищать своего ребенка. Когда забрали мужа – отняли половину меня. Надеюсь, это временно», – говорит Алие.
«Я не удивлюсь, если завтра нас расстреляют прямо в зале суда»
Алие Дегерменджи родилась уже после депортации 1944 года, но историю переселения в Узбекистан тоже пережила.
Видимо, моя личная вина была уже в том, что я родилась крымской татаркой
«Когда папа в 1975 году перевез нас в Крым, мы прожили ровно пять лет, без прописки без ничего. Потом в один день приехали машины, полные солдат, начали грузить нашу мебель, всеми силами пытались вытеснить нас из дома. Вплоть до того, что засевали наши огороды пшеницей, чтоб там больше ничего не росло и «отрезали» нам в доме свет. Получается мои родители пережили выселение, я пережила, и сейчас дети проходят через это. Мужа и сына выставляют какими-то монстрами. Видимо, моя личная вина была уже в том, что я родилась крымской татаркой.
Недавно говорила с адвокатами, спрашивала про прогнозы по «делу» Мустафы, а один из них мне спокойно так отвечает: «Я не удивлюсь, если завтра нас всех расстреляют прямо в зале суда».