«Я верю, что вернусь в Крым» – Алим Алиев

В гостях «Дневного шоу» на Радио Крым.Реалии – программный директор «Крымского Дома» Алим Алиев. Каким было его детство в Крыму, почему он переехал во Львов и планирует ли вернуться на полуостров?

​

Некречая: Алим, расскажи немного о себе. Какое место в твоей жизни занимает Крым? Почему ты уехал оттуда?

Алиев: Родился я в Узбекистане, как и большинство людей моего возраста. Но через год мы переехали в Крым.

Некречая: Каким было твое детство в Крыму?

Алиев: Моя семья родом из Бахчисарая, но в 1979 году мы смогли вернуться в Сакский район – фактически между Симферополем и Саками. В девяностые было трудно найти работу, мой папа сначала ездил в Германию – гонял оттуда машины. Мама работала в школе преподавателем. У нас также были теплицы большие, огороды...

Я не любил этот физический труд. Для меня было лучше книжку почитать. В детстве я очень хотел быть врачом. Даже помню, как ставил капельницы деревьям в нашем саду. В медицинский я не пошел по двум причинам: я боялся моргов и крови.

Некречая: Какие были отношения с одноклассниками? Ты как-то отличался?

Алиев: Это была сельская школа, село Геройское. Мой класс был довольно сильный. Это был первый украиноязычный класс, туда тщательно отбирали детей. Со многими из моих одноклассников мы сейчас дружим, многие из них проукраинские. В школе у меня не было какого-то разделения – чтобы дружить только с крымскими татарами, или украинцами, или русскими. Мой близкий друг вообще был корейцем, мы провели вместе детство и до сих пор общаемся.

Алим Алиев

Когда я поступил в университет на факультет философии и политологии, я был единственным крымским татарином в группе из 40 человек. Но у меня тоже не возникало чувства дискомфорта.

Пашаев: Еще студентом ты начал работать в «Авдете», который организовывался фактически как газета Меджлиса.

Алиев: На первом курсе я разрабатывал рейтинг самых влиятельных крымских татар. И это был не просто рейтинг, когда несколько человек в редакции собрались и проставили галочки. Это было экспертный опрос. С этим я и пришел в «Авдет». Этот рейтинг был местами очень скандальным. Помню, что сначала не хотели давать рейтинг 20 самых влиятельных крымских татар, поскольку во второй десятке были не очень удобные люди. Но я сказал: или мы даем все, или не даем ничего.

Некречая: Кто тогда был в топе?

Алиев: Джемилев, Чубаров, а также тогда был Эмирали Аблаев (сейчас муфтий Крыма – КР) и тогдашний вице-премьер Крыма Азиз Абдуллаев. Сейчас я бы хотел снова провести такой опрос.

Пашаев: Ты бы включил туда крымских татар, которые сейчас сотрудничают с оккупационными властями?

Алиев: Это хороший вопрос. Если мы измеряем влиятельность в Крыму, то да.

Некречая: А как возникла любовь к журналистике? Потому что рейтинги – это все-таки больше исследование...

​Алиев: Мой брат Рустем Халилов, который работает в Крым.Реалии, занимался этим с детства. И он всегда был для меня авторитетом, у которого я многому научился. На мой 11 класс пришлась Оранжевая революция, я читал «Зеркало недели», много дискутировал с учителями... Это подтолкнуло меня, с одной стороны, писать, а с другой – поступать на политологию.

Некречая: Когда ты уехал из Крыма?

Алиев: Во Львов я переехал в начале 2010 года, когда мне предложили работать в компании pro.mova. Львов мне показался очень комфортным городом, теплым и своим. Причем я ехал пожить на полгода, но так и остался там.

Некречая: Как быстро Львов стал для тебя родным?

Алиев: Я попал в довольно рафинированную среду интеллектуалов, художников – очень комфортную и насыщенную. Хотя я каждые два-три месяца ездил в Крым, там оставалось большинство моих друзей.

Некречая: Когда ты был в Крыму последний раз?

Алиев: В январе 2014 года, когда была Революция Достоинства.

Пашаев: Думал ли ты о том, чтобы поехать в Крым в феврале 2014-го, когда начиналась оккупация?

​Алиев: Тогда я думал, что эта история – на две-три недели. Но помню, как я однажды проснулся и прочитал, что между Бахчисараем и Инкерманом начали курсировать поезда российской железной дороги. Тогда я понял, что я временно потерял, наверное, самое дорогое.

Некречая: «КрымSOS» появился раз в начале оккупации. Это была мгновенная реакция.

Алиев: Это было 27 февраля 2014. Мы отреагировали на то, что тогда происходило в Крыму. Уже 1 марта мы приняли первого переселенца – это был Рустем Скибин, известный керамист. Он пришел к нам и сказал: я тоже буду волонтерить. Он сел на горячую линию и начал с нами работать.

Пашаев: Как ты думаешь, что-то могло пойти иначе?

Алиев: Очевидно, да. Но я не люблю смотреть в прошлое и пытаться сконструировать что-то. Я очень много этого переживал в себе, не понимал, почему все происходило именно так. Но я считаю, что попытки как-то оправдать или не оправдать события прошлого – это просто трата энергии. Мне до сих пор трудно смотреть кадры с 26 февраля и с Майдана. Это очень внутреннее и невероятно интимное. Книга «Мустафа Джемилев. Несокрушимый», которую мы издали, – это была моя сублимация всего, что произошло. Мне потом стало намного легче с этим жить внутри.

Алим Алиев

Пашаев: Сейчас «Крымский Дом» – пожалуй, самое интересное место для проведения событий, дискуссий о Крыме. Можешь ли ты сформулировать, для чего он существует?

Алиев: Для меня это синергия творческой и содержательной энергетики крымчан и не только. Я называю его министерством культуры, образования, информации Крыма здесь, на материке. Это организация, которая после деоккупации должна вернуться на полуостров. «Крымский Дом» – это не только дискуссии. Завтра у нас, например, будет презентация украинских переводов Корана, а позже там будет играть диджей, который будет сводить крымскотатарские песни.

Пашаев: Несут ли крымские татары ответственность за сохранение других культур в Крыму? В частности, речь идет об урумской, караимской, крымчацкой культурах, которые сейчас на грани исчезновения.

​Алиев: Я считаю это миссией крымских татар. Иначе через некоторое время они могут исчезнуть. История же спиральная: когда-то может наступить время, когда мы (крымские татары – КР) тоже можем оказаться под угрозой исчезновения. Поэтому я не хочу, чтобы «Крымский Дом» был территорией гетто, где собираются только крымские инициативы, только крымские татары. Нет, такого не будет.

Некречая: Кстати, в «Крымском Доме» есть курсы крымскотатарского языка. Кто туда ходит?

Алиев: У нас есть замечательный преподаватель – Мустафа Аметов. Когда мы их только запускали, все говорили, что это круто, обещали прийти. Но сейчас туда ходят 15-20 человек, это немного. Хотя они бесплатные, с удобным графиком. Для изучения языка очень важна среда.

Некречая: Помогает ли вам существования медиа, где можно говорить на крымскотатарском языке? Ты ходишь на такие эфиры?

Алиев: Хожу. Но даже мне это трудно, потому одно дело – говорить на крымскотатарском на бытовом уровне, и совсем другое – на литературном языке о сложных вещах.

Некречая: Что бы ты посоветовал людям в Крыму? Как сохранить себя там?

​Алиев: Я не привык давать советы людям, живущим на оккупированной территории. Я привык слышать советы от них о том, что нам здесь делать. Что делают мои друзья и родственники, которые остаются в Крыму? Однозначно, общаются друг с другом, поддерживают друг друга. Буквально недавно я говорил со своей соседкой (в Крыму – КР), которой 82 года. Она очень боевая, настолько зарядила меня тем, чтобы я продолжал что-то делать здесь. Она говорит: «Алим, когда приедешь? Скоро увидимся». И я понимаю: очевидно, скоро увидимся.

Некречая: Что ты ей ответил? Какие твои внутренние ощущения?

Алиев: Мне 29 лет. Я точно не хочу тратить свою молодость на то, во что я не верю. Если я верю, что будет деоккупация, что я вернусь в Крым, то я этим занимаюсь. Для меня другого варианта просто нет.

Некречая: Вернешься ли ты в Крым после деоккупации, в которую веришь? Ведь ты уехал оттуда до 2014 года.

Алиев: Сейчас да. Тогда нет. Я это понял в 2013 году, когда началась Революция Достоинства. Раньше я рассматривал варианты жить в других странах и любить родину издалека. Но бывают в жизни потрясения, которые тебя на 180 градусов разворачивают. Конец 13-го года был таким. Я понимаю, что в Крыму будет невероятно много работы после деоккупации.

(Над текстовой версией материала работала Катерина Коваленко)