О чем говорят обвинения в шпионаже бывших украинских военных в Крыму? Есть ли дискриминация в российской армии по отношению к бывшим украинским военным? Что происходило в украинских военных частях во время аннексии Крыма? Как скоро произойдет возвращение украинской армии на полуостров?
Об этом в эфире Радио Крым.Реалии беседуем с бывшим заместителем командира Керченского батальона морской пехоты Алексеем Никифоровым.
– Алексей, в конце сентября в Крыму задержали российского военного Дмитрия Долгополова по подозрению в шпионаже в пользу Украины. До аннексии полуострова Долгополов служил в украинской армии, а затем перешел на службу к россиянам. Насколько было ожидаемо то, что изменивших присяге украинских военных начнут обвинять в шпионаже?
В любой момент могут обвинить любого военнослужащего, что хуже – могут обвинить любого жителя Крыма
– Это уже не первый военнослужащий, которого Россия обвиняет в шпионаже, диверсионной деятельности. У них такого материала осталось очень много, причем – во всех силовых структурах, и все они «под колпаком» ФСБ. В любой момент могут обвинить любого военнослужащего, что хуже – могут обвинить любого жителя Крыма. Для этого могут использовать любую переписку мирного характера, даже в Фейсбуке, просто скажут, что там закодировано какое-то зашифрованное послание.
У России сейчас развязаны руки, чтобы использовать бывших военнослужащих, всегда можно назвать шпионом, сказать, что он работал на украинскою сторону. Но эти люди знали, на что шли, когда оставались (в Крыму – КР), сделали свой выбор осознанно, поэтому пусть несут свой крест.
– А сами они понимают, что оказались «под колпаком»?
– Однозначно! Они с 2014-го года, как пропала мобильная связь украинских операторов, они все выключили свои аккаунты, повыходили из социальных сетей. По крайней мере, своих сослуживцев я не вижу в соцсетях, они не выходят на связь. Они знают, что происходит, они действительно все боятся, там присутствует панический страх того, что их могут всегда обвинить.
– Подвергаются ли дискриминации бывшие украинские военные в российских воинских частях?
– Не могу сказать, что происходит сейчас, а вот в 2014 году – да. Тогда «сарафанное радио» доносило до нас, что российские кадровые офицеры не воспринимали наших. Так было, по крайней мере, в бывшей нашей воинской части. Оттуда военнослужащих перевели по Крыму, осталось только несколько прапорщиков. Рассказывали, что было такое отношение: «Эй, иди сюда, военный недоделанный, мы из тебя сейчас русского делать будем!».
Бывших украинских военных убирали из Крыма под видом курсов, заявив, что их подготовка якобы не соответствует уровню российских военнослужащих. Но основных командиров, которые заслужили медальки за «возвращение» Крыма, держат и продвигают по службе. Это касается и моего бывшего командира, и командира 36-й бригады, которых тянут, чтобы показать, какие они «заслуженные». А что касается тех, кто пониже званием, их не спрашивают.
– Базирование российского флота в Севастополе способствовало аннексии полуострова?
Нас обвиняют в том, что мы не применяли оружие, но те, кто блокировал части, находились в Крыму на законных основаниях
– Это был ключевой момент. В этом была проблема. Нас обвиняют в том, что мы не применяли оружие. Но Россия находилась в Крыму на законных основаниях, и те, кто блокировали бухты, части, пограничников, были военнослужащими Черноморского флота, которые находились в Крыму на законных основаниях. Если бы этого флота не было, то вопрос стоял бы совсем по-другому. Мы оказались заложниками нормативно-правовых актов, которые были на тот момент.
– В начале марта 2014 года, когда началось блокирование воинских частей в Крыму вооруженными людьми без опознавательных знаков, вы сразу заявили, что речь идет о российских военных. Вы узнали тех, кто приехал вас блокировать?
– Замысел россиян был таков, чтобы к нам пришли те люди, которых мы хорошо знали. Чтобы мы воспринимали их как гостей, а не как врага. То есть, если бы ко мне пришел батальон из Каспийска, люди дагестанской, калмыцкой наружности, и рассказывали мне, что пришли меня защищать, то это совсем по-другому воспринималось. А к нам зашел Темрюкский батальон, который у нас в Керчи участвовал в параде в 2010 году. Более того, на нашем полигоне, на мысе Опук, мы проводили полевые занятия, и наши лагеря всегда стояли рядом. Происходил культурный обмен, совместный футбол, мы этих людей знали по именам.
– Как проходили первые переговоры с российскими военными? Они угрожали?
– Вот в том-то и вопрос, что первыми пришли люди, которых мы очень хорошо знали! Они пришли с сувенирами, подарками и стали рассказывать, что приехали нас защищать от радикально настроенных элементов. Вот такие они «миротворцы». Но потом они сказали: вы давайте свой караул заберите со склада вооружения, мы его будем охранять, а вы дальше на работу ходите. В результате мы 20 дней стояли и потянули время.
– Концерт керченских морпехов в 2014 году показали все центральные телеканалы страны. Украинские военные пели под большим желто-голубым флагом, а российские солдаты наблюдали за ними за воротами части. Как родилась идея концерта?
– Приход россиян был не первой фазой, первые волнения у нас начались с 19 февраля, когда в Киеве начался расстрел, и командующий Военно-морскими силами был назначен начальником Генерального штаба. С того момента мы были приведены в боевую готовность, ездили в Феодосию охранять городок феодосийских морпехов. Второй раз нас поднимали, когда был захват парламента и Совмина Крыма. Все это происходило в таком рваном режиме, когда у нас то тревога, то нет, при этом мобилизацию никто не объявлял, людей на довольствие поставить нельзя, они уже неделю сидят без сна, им надо что-то есть... Вопросов к бывшему высшему военно-политическому руководству было очень много. На тот момент нервы уже не выдерживали, пришлось придумывать какую-то разрядку для своих, чтобы поднять морально-психологическое состояние военнослужащих.
Видео на канале YouTube «АН-Керчь» от 6 марта 2014 года
У нас была своя группа, военнослужащие играли на гитарах. Такой концерт получился, на кураже. Жаль, конечно, что из той группы вышел (на материковую часть Украины – КР) только один военнослужащий. Видел его недавно. После того концерта у него появилась поклонница в Николаеве, после того как мы вышли (из Крыма – КР), они через три месяца расписались, у них родился ребенок.
– Давайте вспомним день отъезда морпехов на украинский материк. Последнее построение было за воротами части. Потом вышли те, кто уже надел российскую военную форму. Они обнимали своих бывших сослуживцев, многие плакали.
Мы понимали, что прощаемся навсегда. Если мы вернемся, им придется уехать, потому что они уже вне закона в Украине
– Я очень надеялся на то, что мы вернемся. До последнего не верил, что это затянется так надолго. Я думал, что Путин все-таки капиталист и что международное давление заставит его уйти. Ситуация показала, что процесс немного растянется, но надежда у меня все равно не пропадает. А что касается военнослужащих, которые были уже переодеты (в российскую форму – КР), мне сейчас это предъявляют в соцсетях. Что я, мол, с оккупантами обнимался. Там были военнослужащие, которые были душой и сердцем с Украиной, но по каким-то причинам им пришлось сделать такой шаг.
Никого я не оправдываю, на тот момент им было тяжело, нам было тяжело. Если честно, мы понимали, что прощаемся навсегда. Потому что, если мы вернемся, им придется уехать, потому что они уже вне закона в Украине. Среди них были люди, с которыми было тяжело прощаться. В том числе был начальник штаба, которого с континентальной Украиной ничего не связывало: родители на Дальнем Востоке, жена – керчанка. Он до последнего «пробивал», как с Украиной, а потом позвонил и сказал: «Мне стыдно, но я не могу». Он нам, кстати, передал флаг нашей десятой бригады Национальной гвардии Украины, который у нас был. Мы его вывезли и передали в музей Национальной гвардии. Ситуация тогда была вот такая.
– Этот флаг морпехи вывозили на себе?
Мы в части не оставили ничего, что бы могла испортить нога или рука российского военного
– Да, вывозил мой главный старшина Саша Яхновский, ныне уже покойный. Мы в части не оставили ничего, что бы могла испортить нога или рука российского военного. Ни одного флага не оставили, сняли все гербы Украины, все забрали, чтобы никто не мог кощунствовать над ними. И когда мы сели в автобус, Саня обернул вокруг себя флаг. И при этом мы вывозили еще и бронежилеты, которые нам привозили первые волонтеры. Все военнослужащие надели эти бронежилеты под бушлаты.
– Однажды вы сказали, что вернетесь в Керчь на белом БТРе. Расскажите об этом.
– Это было, когда в Крыму еще сохранялась украинская мобильная связь, мы звонили нашим военнослужащим, тогда мы думали кое-кого перетянуть. Там были люди, которые попали под информационное влияние... Один военнослужащий, мой тезка, сказал: «Я остался, потому что у меня квартира». Я ему говорю: «У тебя же в Херсоне родители, что ты будешь делать, когда мы вернемся?». Он ответил, что придется бежать. А я ему говорю: «Объясни логику. Ты из-за квартиры не захотел выехать как патриот, а бежать все равно придется». Ну и в результате я ему сказал, что мы все равно вернемся на белых БТРах.
Я имел в виду, что мы с миротворцами все равно приедем, а мне на следующий день позвонил работник исполкома, из бывших военнослужащих. Настолько быстро информация пошла, настолько все были перепуганные, что Украина начнет наступать. Звонит и спрашивает: «Вы что там, действительно наступать собираетесь?». Я ответил: «Жизнь покажет».
– Как сложилась судьба керченских морпехов, которые вышли на материковую Украину?
– Военнослужащие 501-го батальона не раз показали себя в боевых условиях, их привлекали к силам специальных операций. Батальон сохранили как боевую единицу благодаря политическому и военному руководству, это мощный кулак Военно-морских сил. Какое-то время не было пункта постоянной дислокации, сейчас это решение принято. Бытовые условия – как бы там ни было, у нас страна воюет, поэтому пока бытовые проблемы есть во всех частях. Но это решаемо, реформы идут, и страна меняется, как мы видим. А самое главное – Вооруженные силы меняются, для меня это очень важно и для морпехов. У нас теперь не два батальона, уже есть и бригада, и батальонов побольше, поэтому процесс идет, и мы вернемся.