Где Антон Мухарский мог встретить Владимира Путина, как в немецком бункере родился проект «Орест Лютый», как вернуть Крым и чем закончится его проект «Нежная украинизация»?
Украинский актер, певец, писатель и основатель художественной платформы «Украинский культурный фронт» Антон Мухарский презентовал в Праге свою новую книгу-альманах «Национальная идея современной Украины», состоящую из 30 эссе известных украинцев. Наш разговор начался с воспоминаний о восточной Германии, где Мухарский служил в ансамбле группы советских войск в Германии.
‒ Я поехал в места, которые мне до сих пор часто снятся, Вюнсдорфе (штаб-квартира Западной группы войск СССР ‒ ред). Я служил в большой постройке, в штабе Манштейна – там был немецкий мозговой центр, большие подземные хранилища, бункеры. А ансамбль наш размещался в офицерском кабаре. Два года я ходил этими коридорами, где, как рассказывала такая себе фрау Эльза, ее Гиммлер на ручках качал. Этот дом был полон легенд. Нам говорили, что здесь кого-то расстреляли, тут на одной из аллей после покушения на Гитлера повесили офицеров. Там к тому времени сохранились цепи, на которых вешали этих офицеров. Это какая-то мистическая территория, она мне снится. И я мечтал туда попасть.
Но то, что я увидел, ‒ абсолютно апокалиптическая картина. Когда я туда попал, то почувствовал себя в машине времени. Я туда как-то прошел, там вход запрещен, но я почувствовал себя на руинах этих двух империй и последнего форпоста советской империи в западном мире.
‒ Чем ваши воспоминания отличаются от воспоминаний одного известного офицера КГБ, служившего в Германии в то же время?
‒ О, я вам больше скажу. Мы в 1987-98 годах давали концерты в Доме советско-германской дружбы, и этот кагэбист был директором этого дома. Возможно, мы даже в коридорах пересекались.
В ансамбле у нас была подпольная украинская организация из трех человек. Это уже было время перестройки, и поскольку я был еще почтальоном, то у нас был доступ к первым экземплярая «Огонька», «Нового мира», «Знамени» – кажется, еще был такой журнал. И там в то время печатались рассказы Александра Солженицына, Василия Гроссмана – вся запрещенная литература.
Помню, как я покрасил стены в желто-голубой цвет. Пришел наш майор и спрашивает: «А што это за цвета такие непонятные?»
Виталий Коротич, редактор «Огонька», публиковал много информации об Украине. Помню, как я лично покрасил стены в желто-голубой цвет. Пришел наш майор Лукин и спрашивает: «А што это такое? Што это за цвета такие непонятные?» А я говорю, что красок других не было. А он говорит, что ему это бандеровский флаг напоминает, и что, мол, на тебе красную краску, и проведи ею такую красную черточку.
И вчера я увидел эти почти разрушенные стены с этим желто-голубым флагом – в этом бункере родился проект «Орест Лютый».
Это была зима 1988-1989 года, и мы, кто с музыкальным, кто с театральным образованием делали «капустники» на старый Новый год. Мы делали пародии, шутки, но тайные.
Для нас Бандера был, скорее, символом, а не реальным человеком – информации о нем негде было взять
И вот один из номеров был – «Бандеровский гимн», мы еще о самом Бандере очень мало знали, для нас он был, скорее, символом, нежели реальным человеком, потому что информации о нем негде было взять. И мы исполняли песню, посвященную всем, кто «закосил» от армии:
«А я не москаль, а я не москаль і не буду я в армії служить. А я не москаль, а я не москаль, бо не можу я у неволі жить».
Нас, конечно, посадить могли за эту песню, если бы майор Лукин догадался, но все прошло и даже забылось. Но после это дало начало проекту «Орест Лютый: нежная и суровая украинизация», который стал актуальным через 25 лет.
‒ Когда вы выезжаете из Украины, какой видите ее на расстоянии?
‒ Я четко чувствую, что сейчас есть три или четыре Украины, и каждая из них пытается навязать свою жизненную парадигму. Есть Украина модерная ‒ это целое поколение людей, выросших в новой Украине, которым 30-35 лет, но они готовы брать на себя ответственность. Именно они составляют основу всех добровольческих батальонов, тех, кто готов с оружием в руках защищать Украину.
Вторая часть состоит из совковой Украины, имеющей очень мощную силу среди широких слоев населения и далее грезящей возрождением Советского Союза. Есть Украина малороссийская – она тихо сидит, ненавидит Украину модерную, не считает себя совком, но хочет быть со старшим братом и «Путин, введи войска» у нее висит на языке. То есть Украин много, она сейчас лоскутоподобная. Но динамика развития положительная.
Я был участником Революции на граните 1990 года. Нас тогда были тысячи, десятки тысяч. В 2004 году вышли сотни тысяч человек. А в декабре 2013-го на Майдане уже стоял миллион.
Но враг очень коварный. Он действует если не оружием, то подкупом журналистов, ложью, клеветой, осквернением репутации людей, которые борются за Украину.
‒ Писателя Юрия Андруховича приглашали в Фрайбурге выступать на Днях русской культуры, группе ONUKA в Праге только усилиями активистов и посольства удалось отстоять свое выступление, чтобы оно проходило не в рамках шоу «новой музыки из России и Украины». Вас еще не звали представлять российскую культуру за рубежом?
‒ Я думаю, такого и не случится. Все прекрасно знают, с каким репертуаром и с какими темами мы работаем. И у моих врагов нет иллюзий, что со мной можно сотрудничать.
Я сразу отказываю радиостанциям или телевизионным компаниям, которые содержат или пророссийский контент, или имеют в руководстве людей, которые стоят на глубоко российских и пророссийских позициях, мимикрируя под украинскую либеральную интеллигенцию.
Сейчас эта мимикрия достигла очень высокого уровня – люди, пренебрегая всем украинским, переходят на украинский язык, приглашают политиков, формируют среду. Но по сути они являются людьми, которые в любой момент предадут и всадят нож в спину. Это закрытая информация, но почти 90% украинских СМИ имеют российский уставный капитал, имеют конечного бенефициара или в России, или в Украине, но они придерживаются малороссийских позиций.
‒ Вы могли бы выступить в России?
‒ Нет, я невъездной в Россию. При пересечении границы меня арестовывают и дают 282 статью Уголовного кодекса за разжигание межнациональной розни и экстремистские призывы к свержению существующего в России строя. Поэтому за мое творчество в России мне грозит уголовная ответственность, в частности с подачи депутата Валерия Рашкина от 25 июня 2014 года.
‒ А в Польше?
Украинские герои ‒ это украинские герои, у них нет необходимости понравиться всему миру
‒ Сейчас там поднимаются исторические темы, Волынь. Я убежден, что это все инспирировано Россией, чтобы нас рассорить, и пока мы будем драться, они будут решать свои дела. Но у нас есть песня о Романе Шухевиче. И, заметьте, украинские герои ‒ это украинские герои, они не являются польскими героями, нет необходимости понравиться всему миру. Это не Махатма Ганди. У нас есть свои Махатмы Ганди, но кроме них у нас есть и генералы Гранты, силой отстаивавшие украинские интересы, когда это было необходимо.
‒ Вы сейчас ездите и представляете свою книгу «Национальная идея современной Украины». Как вы подбирали людей, писавших для этой книги?
‒ В основном это были интервью с людьми, которые для нашей творческой группы являются олицетворением украинского достоинства, чести и профессионализма. Профессионализм сейчас нивелирован. Все ТВ, радио говорит, что вы можете спеть, станцевать что-то, показать и стать звездой, хотя бы на час. Происходит нивелирование профессии.
Это интервью с людьми, которые являются олицетворением достоинства, чести и профессионализма
Это люди принадлежащие к разным отраслям. Мне было интересно услышать философов, культурологов, художников, творческих людей, артистов, музыкантов, достигших высокого статуса социального, и тех, кто характеризуется словом opinion-makers – лидеры общественного мнения. Среди них нет ни одного украинофоба. Мы не давали платформу для высказываний людям, которые ненавидят Украину, не любят Украину или манипулируют вопросом национальной идентичности, пытаясь вовлечь нас в «русский мир».
Мы спрашивали у наших читателей, кого бы они хотели услышать, с чьими мыслями хотели бы ознакомиться и резонировать, и, возможно, поспорить. Там действительно контраверсионные фигуры. Кто-то говорит, например, зачем в этом каталоге Алексей Орестович ‒ военный эксперт, но он является и экспертом по социологии, геополитической социологии. Кому-то не нравится, что там есть Борис Херсонский или Лесь Подервянский. Мне кажется, что он – личность, воплощающая постмодерн, гуру, это человек-великан, играющий с постмодерными смыслами. Это нивелирование и десакрализация каких-то смыслов, каких-то мифов и так далее, и превращение их в бытовую демонологию.
Есть люди, близкие мне лично. Мало кто знает, кто такой Дмитрий Горбачев, а это мой учитель, человек который открыл миру украинского Малевича. Россия его ненавидит, потому что он сделал Малевича украинским художником, написал много статей, вышли книги по всему миру – во Франции, Бельгии, Швеции выходят его книги, в которых раскрывается украинский мир Малевича.
В Украине есть целый ряд живых классиков. Мы планируем и второй том. Очень хотелось бы поговорить с Линой Костенко. Я счастлив, что мне дала судьба пообщаться на тему национальной идеи с Иваном Дзюбой, с Левком Лукьяненко, с людьми, которым уже далеко за 80, но они уже достигли прозрачности мысли и чистоты абсолютного звучания духа, которые уже смотрят с расстояния вечности на проблематику нашего времени. К сожалению, мы не успели поговорить с Любомиром Гузаром, он ушел... но он был в списках.
‒ В этой книжке не представлен никто из Крыма. Возможно, в следующей книге? Как вы видите проблему возвращения Крыма?
Крым ‒ это Украина. Территориально. Но не эмоционально, духовно и культурологически
‒ Я бы очень хотел поговорить с Чубаровым, с Сенцовым. По поводу возвращения Крыма у меня нет однозначного мнения. На концертах Ореста Лютого мы говорим что Крым ‒ это Украина. Но Крым – это номинально Украина, территориально. Но не эмоционально, духовно и культурологически. Территория может называться как угодно, но не быть украинской. У меня есть абсолютно дилетантское, непрофессиональное мнение, что Крым ‒ это крымскотатарская земля, исторически. И россияне там – оккупанты, с Екатерины, с того, как была разрушена Сечь, и в конце концов пошла таврическая экспансия в Крым.
Разбираться с историческими последствиями можно в поле дискуссий, но есть практическая сторона: Крым заселен россиянами «старой закалки» ‒ кагебистами в отставке, различными полковниками, военными и так далее. Их оттуда так просто не выкорчевать, они там окопались, засели. Я много раз бывал в Крыму в независимой Украине, делал там гигантские фестивали, разговаривал с местными элитами, которые еще в свободной Украине однозначно говорили, что Крым ‒ это Россия, и он будет российским.
Куда смотрели спецслужбы? Это риторический вопрос, потому что спецслужбы также были российскими. Поэтому даже когда Крым принадлежал Украине, он все равно был российским. Возможно, случится обратная история, Крым, будет принадлежать России по факту, но станет украинским и крымскотатарским. И эта тенденция будет развиваться, но над этим надо работать.
‒ Какова цель вашего проекта по украинизации? Когда вы сможете сказать: «Цель достигнута, я украинизировал Украину»?
‒ Когда «русский мир» рухнет. Моя задача ‒ развалить Российскую империю, ни больше, ни меньше. Когда российские танки, которые они выведут на улицы, начнут бить российских олигархов, которые убегут, когда пробудившийся российский народ сбросит с себя ярмо азиатчины, советчины – а это будет!
Моя задача ‒ развалить Российскую империю
Российский народ – забывчивый, они сегодня верят в одно, а завтра – в другое. Для нас это очень хорошо: как они сегодня отстаивают Путина, так завтра будут отстаивать Собчак, которая вернет Украине Крым, или выделит 300 миллиардов нефтедолларов на восстановление Донбасса.
Если Украинское государство хочет сохраниться, должен быть принят закон об украинском языке. Украинский язык должен стать доминантной, абсолютной в органах государственной власти, теле- и радиоэфирах, любое публичное высказывание должно быть украинским, а если начнут на русском – то с переводчиком.
Сейчас уже есть попыткиввести закон об обслуживании на украинском языке в заведениях питания и общественного транспорта. Это должно делать государство, если мы хотим выжить.