"Возвращение имен" как главная уличная акция современной России.
В канун Дня памяти жертв политических репрессий в Москве прошла акция общества "Мемориал", которая проводится у Соловецкого камня на Лубянской площади начиная с 2007 года. С 10 утра до 10 вечера люди стоят в длинной очереди, чтобы произнести вслух имена жертв сталинских репрессий – и значимость этой акции с каждым годом проступает все яснее. Многие из тех, кто в ней участвует, делились в соцсетях фотографиями и впечатлениями.
Главный для меня день в году, самая прекрасная очередь в истории очередей, единственная очередь, а которой друзья не говорят друзьям "давай к нам" и "займи мне место", важно стоять, важно сделать хоть что-то, хоть такую мелочь, чтобы сказать - вечная память уничтоженным, пропавшим, сгинувшим невинным людям. Спасибо Мемориалу за все это.
Этот день для меня - сердце года. Всегда как впервые. Этот день, эта очередь, эти свечи и голоса, эти имена, которые как будто при нас выходят из небытия, - единственная надежда. Не "последняя надежда", а наоборот, первая: надежда на то, что мы выйдем из этого ужаса и позора. Давайте продолжать
Стокгольмский синдром — это то, что происходит с большой частью общества сейчас у нас; день памяти и «возвращение имен» — лекарство.
Коллеги из Международный Мемориал, вы - потрясающие молодцы!
Именно "Возвращение имен" в итоге стало главной уличной акцией современной России. И это очень правильно. Так и должно быть.
Главное событие осени. Пришли на "Возвращение имён", а здесь очередь на 4 часа. "Позор Ленину и Сталину" — произнёс в микрофон мальчик, на вид лет восьми.
Во-первых, спасибо организаторам из "Мемориала". Важнейшая для нашей страны акция проходит уже одиннадцатый год. Во-вторых, спасибо всем, кто ходит. Таковых с каждым годом все больше и больше. Стоять четыре часа от начала очереди до трибуны. Поэтому если раньше каждый читал по три фамилии жертв сталинского террора, то теперь успевают только по одной.
Народу больше, чем носится с портретами Сталина, то есть больна все-таки меньшая часть общества, а значит, будущее у страны есть.
По мне эта акции не менее важная, чем "Бессмертный полк", А во многом она более важная. Все-таки память о войне убить не пытались и не пытаются, а попытки оправдать репрессии и обвинить во всем их жертв продолжаются до сих пор. Важно не дать забыть и заболтать.
Эту акцию мы должны сохранить для наших внуков.
Вечная память всем миллионам жертв политических репрессий в нашей стране.
В 2017 году акция проходит уже в десятый раз, но за это время не прозвучало даже половины фамилий мартиролога.
Смотрю трансляцию акции "Возвращение имён" . Невозможно оторваться. Врач инфекционной больницы , прораб строительной конторы, священнослужитель, главный бухгалтер, строитель.... расстреляны в 1937 году. 40 лет, 38 лет, 26 лет....
Читают имена дети, 40-летние, 30- летние, 60- летние. За спиной - Лубянка. И там те, кто не придут сюда читать имена расстрелянных . Те, кто продолжают дело тех, кто сажал моего деда и допрашивал его. И расстреливал его.
Одна женщина: "Мне было три года, когда моего отца арестовали".....
Вот национальная идея.....
Прочту и имя мужа двоюродной бабушки, о котором я теперь уже знаю. Александр Круглов-Ланда, бригадный комиссар, расстрелян в 1938-м. Устанавливал советскую власть, наверняка соучаствовал в терроре и сам пал его жертвой.
Мой родной прадед Антон Апсе не был расстрелян, он умер через неделю после того, как его вернули с Лубянки - неподвижного и молчащего после инсульта. Умер дома.
только что вернулись от камня. Вот к списку своих погибших, где мой дед, Дуковский Георгий Артурович, и два его сводных брата, Александр Артурович и Павел Артурович (все беспартийные, профессии -- инженер, бухгалтер, учитель), сейчас добавлю, что Александр Артурович, бухгалтер, работавший в Карелии, расстрелян как раз в том самом Сандармохе, который раскапывал Юрий Дмитриев, -- и по поводу этих найденных захоронений и восстановленной памяти у меня есть какой-то даже личный “пепел Клааса” -- а впрочем, это неважно, личный или нет, история с Дмитриевым -- из тех, что из головы не выходят, и не выйдет, пока не разрешится, надеюсь, что разрешится правильно.
И вот все время разговариваем про совсем болезненное: жертвы -- всегда ли безвинные? и как быть с теми, кто был палачом, а потом сделался жертвой (ужасно, что словарь этих разговоров -- библейский, и другого нет). На мою речь, что оно не про то, как плохие люди уничтожали хороших, а про тотальный каток, сплющивший всех без разбора, и не за вину, даже если и виноваты, и все попавшие под каток уже тем память заслужили, мне отвечают -- а Берии ты тоже скажешь “вечная память”? он не был шпионом, но расстрелян как шпион? нет, не скажу, но я не знаю, где граница, на которой уже не скажу и не пожелаю.
Мне каждый год доставались имена неизвестных людей -- инженер, рабочий, священнослужитель, машинист. От тридцати до шестидесяти лет. Невозможно представить, как это было, за что, какой повод -- разговоры? слухи? разнарядка по предприятию? но при произнесении их на минуту почти начинаешь видеть. Очень все-таки правильно, что мы туда ходим -- несмотря на все вопросы.
Сегодня на "Возвращении имен" меня буквально поразила профессия одного из репрессированных... "Варщик сахарных леденцов"... Только вдумайтесь - какую угрозу в конце 30-ых для уже вполне мощной империи мог представлять человек, который варил этих вот петушков, а потом, видимо, насаживал их на палочки и продавал где-нибудь на Тишинке?
Мне, кстати, такие леденцы не покупали. Бабушка не позволяла. Говорила, что это все "антисанитария"... А в магазине леденцы на палочке не продавались...
дома я положила имя в ящик, где много уже таких маленьких записок хранятся. а пока стояла в очереди, поймала себя на совершенно постыдной деформации. про которую хочу честно рассказать. потому что, наверное, так и работает зло.
в читаемой записи слов мало - имя, возраст, социальное положение, дата расстрела. так вот, шли годы чтения, и потихоньку хитрый и подлый мозг - ну, просто потому, видимо, что он не может, отказывается даже один день жить во всей полноте чудовищного, непереносимого знания - совершенно помимо тебя начинает искать лазейку. щель для побега. а именно - внезапно робко пытается постичь логику палача или создать хотя бы химеру рационального подхода к массовому убийству. то есть когда поминаемый расстрелянный был, к примеру, начальником пошивочного цеха, в голове неизвестно откуда (точнее, известно, откуда) мелькало что-то вроде "ага, могли впаять хищения, быть начальником цеха на швейном производстве тогда - все равно как ходить по краю пропасти, финансовая и матответственность". если это оказывался дипломат - тоже как бы "понятно" - это как по лезвию бритвы, если переводчик - тоже сразу ясно, откуда может подуть смертельный ветер. если деятель какого-нибудь коммунистического интернационала - вообще нет вопросов, чем такое кончается. священник, монах - само собой, их убили.
трудность у изворотливого мозга случается обычно на студентах (хотя тоже ведь примерно ясно: леваки, бунтари, болтуны горячие), машинистах локомотивов и водителях троллейбусов, пчеловодах и дворниках, парикмахерах и уборщицах, доярках и укладчицах кондитерских изделий... но, глядишь, лет через несколько мозг научится видеть потенциально ведущую к расстрелу особенность и в работе стеклодува. мне это не нравится.
сегодня вот узнала два новых слова: мясоруб (на рынке человек тушу разрубал на колоде, и про это из бессознательного тоже поступил сигнал, что мог, мог пропасть за припрятанные в рукав обрезки) и кротолов (в охотничьем хозяйстве).
кротолов. кротолов. кротолов.
мозг, даже не пытайся. тебе это не по зубам. просто ужасайся. ужасайся, отказывайся понимать и плачь. ты-то, в отличие от кротолова средних лет, пока живой
Александр Черных (Коммерсантъ):
Они отличались друг от друга во всем, но их уравнял бюрократический принцип алфавитного порядка. Государственной машине террора не было никакого дела до личностей — она медленно давила десятки тысяч граждан, перемалывая в одной земле рабочих и крестьян, офицеров и врачей, актеров и священников, бухгалтеров и сторожей. За девять лет список расстрелянных в Москве не прочитали и наполовину. Вечная память.
По-новому взглянуть на жертв репрессий предлагает автор сетевого фотопроекта, где фото репрессированных помещены в современный контекст: этот ход кажется многим хоть и прямолинейным, но очень действенным.
Между историей и современностью есть и более непосредственная связь: в России и сегодня есть политзаключенные, и имя одного из них, историка Юрия Дмитриева, открывшего место массовых захоронений жертв расстрелов в урочище Сандармох, неоднократно звучало на акции "Возвращение имен".
Они и мы, а между нами Камень
“Не забудем, не простим!", "Не допустим!", - эти искренние клятвы повторяли мы друг другу сегодня у Соловецкого камня, под стенами НКВД- КГБ-ФСБ, поминая в очередной раз расстрелянных и замученных своим же государством в сталинские годы.
Но родная страна продолжает мучить и в путинские годы, а мы по-прежнему допускаем, прощаем, ведь не расстреливают же...
Конечно, чуть ли не каждый из сотен выстоявших часы очереди сегодня на Лубянке, призывал освободить сидящего в Петрозаводском СИЗО по провокационному доносу карельского историка Юрия Дмитриева.
Хорошо, конечно, что кандидаты в кандидаты в президенты России, - ветераны и те, что на новенького, - приходили с цветами к Камню и говорили правильные слова...
Утешает, не правда ли?
Так получилось, что в начале сентября я два дня подряд провел на местах массовых захоронений жертв государственного террора, - сначала на Левашовской пустоши под Санкт-Петербургом, а затем – в урочище Сандармох к северу от Петрозаводска.
Эти два места похожи, - лес, в котором между деревьев угадываются очертания ям. В каждой из таких ям – десятки и сотни убитых людей. Главный поток сюда пришелся на 1937-1938 годы, - период большого террора, - хотя расстрелянных захоранивали здесь и позже. Слово «расстреливали» не должно вводить в заблуждение. Петербургский историк Анатолий Разумов, несколько десятилетий изучающий следственные дела, рассказывает, что во многих случаях людей убивали без использования огнестрельного оружия, - душили, протыкали деревянными и железными прутьями, били по голове колотушками, закапывали в землю заживо.
Через несколько дней после поездки, еще не отойдя от впечатлений, прочел документ, выложенный в сеть неутомимым Денисом Карагодиным, - стенограмма совещания о подготовке массовых убийств в Западной Сибири, - там рассказывается о том, как буднично готовился большой террор, как готовились такие же места массовых захоронений, многие из которых, кстати, до сих пор не найдены.
В Левашово лежит по меньшей мере 20 тысяч человек, в Сандармохе – не менее 7 тысяч. Родственники погибших в годы террора, организации, члены которых стали его жертвами, национальные общины ставят в этих лесах памятники и прикручивают таблички. Но кто именно лежит в земле, остается неизвестным. В архивах НКВД точное место, куда увезли тело казенного, не указывалось (или же эта часть архивов до сих пор закрыта от взгляда исследователей), и, если таких мест было несколько, конкретный человек мог быть захоронен на любом из них.
Ни в одном их этих мест (за одним исключением) массовые раскопки не проводились, - в момент обнаружения делали шурфы, обнаруживали останки, обозначали края ям, - и закапывали эти братские могилы.
Исключение же было таким: когда Россия показала представителям Польши места захоронений польских офицеров в Медном, поляки провели эксгумацию и перезахоронение останков.
В отношении могил советских граждан ничего подобного не проводилось. Мнение многих – пусть ямы останутся братскими могилами. Раскопки и эксгумация, возможно, поможет опознать некоторых из жертв, - но, очевидно, далеко не всех. Зачем тревожить останки?
Есть, однако, и другая точка зрения. Надо попытаться установить точное место захоронения максимально большого числа людей. Жертвы террора имеют право на имя. Их родственники имеют право знать, где лежат останки. Обществу необходимо видеть в местах захоронений не обобщенные ямы, а судьбы конкретных людей, оборвавшиеся тут. Именно этому, - возвращению имен, - посвящены основные мемориальные усилия той части общества, которая считает важным преодоление наследия террора, - будь это чтение списков в день памяти жертв или установление табличек «Последнего адреса».
Александр Маноцков (Insider.ru):
Самая большая пакость, которую власти сделали с нами за эти годы — заставили поверить, что хороших нет. В чем был пафос прошлых мерзавцев? Они говорили: «Мы добро! Мы будем расстреливать вас за спекуляцию валютой, потому что это зло. Мы будем строить коммунизм, потому что это добро, и мы будем делать революцию в Мозамбике с нашими военными советниками, потому что это тоже добро». Это было извращенное понимание добра, но все-таки пафос их был прогрессистским: «Есть светлое будущее, и мы туда движемся с помощью таких ужасных методов, которые оправдываются нашими целями».
Пафос нынешних подонков иной: «Да, мы подонки, но подонки все. Мы успешные, а этим просто не заплатили». Их метода — именно дискредитировать. Почему о Юрии Дмитриеве, который сейчас сидит, придумали такую мерзость? Потому что это общий мотив: нужно всех обязательно измазать в чем-нибудь максимально пакостном. «Ты вор, ты педофил, никто не беленький, все какие-нибудь мерзенькие». И в этой атмосфере возникает этот идиотский тезис : «зачем свергать этих, на их место придут такие же»
Участники акции "Возвращение имен" выступили за освобождение Дмитриева.
Герой сегодняшнего дня, конечно, Юрий Дмитриев. Его освобождения требует не какая то "пятая колонна" или "городские сумасшедшие" вроде меня. Его освобождения требуют люди, пришедшие на народную акцию "Возвращение имен" . Значит, его освобождения требует народ
Ольга Вербовая поделилась отрывком из его письма : "«Надеюсь в самое ближайшее время выйти на волю. И дел неоконченных много, и новых дел поднакопилось. Даже не представляю себе, в каком месте и в каком составе буду встречать Новый год. Хотелось бы в кругу семьи и друзей. А вот место не так уж и важно».
10.10.2017, СИЗО города Петрозаводска.
И еще раз повторю: "Свободу Юрию Дмитриеву!"
Политтехнолог Глеб Павловский выступил с видеообращением:
Дело Юрия Дмитриева - это, собственно говоря, даже не дело. Это змея нашей власти, укусившая собственный хвост прошлого, которым занимался, которое спасал от забвения Юрий Дмитриев. Такой дьявольский юмор в том, что человек, который спасал память об убитых, сам попал за решётку. И здесь что-то важное о тихом и комфортабельном ужасе нашей жизни. Она плотоядна. Она удобна пока не хватает тебя и не начинает просто жевать, как сейчас жуёт Юрия Дмитриева
Упомянула Дмитриева в своем выступлении у Соловецкого камня и Ксения Собчак: она заявила, что мемориал жертвам репрессий, открытие которого запланировано на 30 октября, должен открывать именно он, а не Владимир Путин. В Instagram журналистка опубликовала пост, в котором утверждает, что систему, построенную Сталиным, не смогли демонтировать ни Горбачев, ни Ельцин.
Многие в эти дни размышляют о том, как стали возможны массовые репрессии и могут ли они повториться.
Сегодня, наверное, один из первых за долгие годы дней, когда, так получилось, я не читаю в микрофон имена жертв политических репрессий у Соловецкого камня. Странно, я не боюсь ни камер, ни публичных выступлений, а всякий раз подходя к микрофону с бумажкой, на которой были написаны имена, фамилии, профессии, даты рождения и смерти, теряла дар речи. И, наверное, нигде и никогда так не волновалась, как когда читала эти несколько строчек.
История прощения и покаяния, связанная с памятью и признанием жертв политических репрессий, наверное, самая важная и единственная спасительная для нас как для нации идея. Но общенационального покаяния и, как следствие, неприятия и даже запрета на политические аресты, репрессии, травлю не происходит. Все как будто заворачивает на новый круг.
Отсюда, изнутри, кажется не так страшно, как восемьдесят лет назад. Все даже друг друга уговаривают: ну вот посмотрите, не расстреливают же.
Но, может, и восемьдесят лет назад изнутри не казалось все фатальным. Или не всем казалось.
сегодня день памяти жертв советских репрессий. Моя молодость прошла в те времена, когда они считались издержками "культа личности" и временным искажением идеи социализма, но об этом уже не принято было громко говорить вслух. Репрессии (как и финская война, например, и ряд других "неудачных проектов") были практически выведены из школьных учебников. Они упоминались одной строкой и какими-то эвфемизмами. Депортации народов вообще не упоминались. Некоторые события вообще были полностью исключены из исторического описания (например, введение войск Сталиным в Северный Иран). В такой день интересно подумать о том, как будут нынешние события описываться в "постпутинизме" (после того, как некоторые события будут признаны "избыточными" с точки зрения "идеального путинизма"). Например, как будет выглядеть аннексия Крыма. Как будет выглядеть "дискурс замазывания дыры" (после того, как уже будут признаны издержки "культа личности")...
Вот, фейсбук напомнил.
Особенно актуально в год столетия революции:
"Сегодня День памяти жертв политических репрессий. У Соловецкого камня зачитывают имена расстрелянных в 1937-38 году. Жертв сталинизма.
И в фейсбуке хорошие люди пишут о жертвах сталинизма.
Мне кажется, пока мы не поймем, что никакого отдельного внезапно возникшего сталинизма не было, что сталинизм - естественное продолжение ленинизма, что нет никакой принципиальной разницы между Сталиным, Лениным, Троцким или даже душкой Луначарским, что они все занимались одним делом - так и будем топтаться на месте и обсуждать вероятность новых репрессий.
Это как если бы в Германии считали жертвами нацизма только убитых после Ванзейской конференции."
В связи с памятным днем считаю нужным напомнить, что товарищ Сталин, конечно, был феноменальной гнидой по всем историческим меркам. Однако смещать внимание на одного только товарища Сталина неверно. Сталин был большевиком - плоть от плоти большевистской банды. А большевики были коммунистами. То есть, Сталин был коммунистом. Любой коммунист, окажись он на месте Сталина, делал бы примерно то же самое. Просто это такая историческая случайность, что именно Сталин оказался самым кусачим пауком в этой банке из Троцких-Каменевых-Зиновьевых и всех прочих красных людоедов. Коммунистическая идеология постулирует необходимость преодоления мнимой "эксплуатации", которая якобы непременно заложена в добровольных экономических отношениях между людьми. Ради победы над "эксплуатацией" требуется лишить людей собственности т.е. самой возможности распоряжаться плодами своего труда. И уничтожить класс "эксплуататоров" - физически. Плановая экономика неспособна удовлетворить потребности людей (даже оценить не способна, что уж там), а добровольные рыночные отношения естественны. Следовательно, класс "эксплуататоров" неизбежно будет воспроизводиться - поэтому и уничтожать его требуется постоянно. То есть коммунизм - это идеология, из которой совершенно последовательно и логически выводится необходимость установления рабства и массового уничтожения людей. Причем уничтожения регулярного. Коммунизм может существовать лишь в условиях перманентного и жесточайшего насилия. "Сапог, который топчет лицо человека вечно" - как подметил один автор. Ленин, Сталин, Пол Пот или Мао - никакой принципиальной разницы.
Группа бывших политзаключенных выступила против открытия мемориала жертвам репрессий, указывая на то, что в стране продолжается преследование несогласных.
В стране десятки, если не сотни политзаключенных. Количество их в разных списках разнится. Украинцы сидят в российских тюрьмах и лагерях с огромными сроками по вздорным обвинениям и лишь потому, что мстительная российская власть жаждет отплатить Украине за ее выбор самостоятельного европейского пути. Крымские татары сидят за свою нелояльность Москве. Блогеры – за критические отзывы в интернете о нынешней власти. Или просто за карикатуры. Свидетели Иеговы и неортодоксальные мусульмане – за свою веру. Недавние зэки – за жалобы на пытки и истязания в тюрьмах и лагерях. Бывший секретарь петербургского суда Александр Эйвазов сидит за то, что предал огласке случаи злоупотребления правосудием. Едва ли не каждый день мы узнаем о новых политзаключенных. Каждому из них нужна моральная поддержка, деньги, адвокаты, общественное внимание. И всего этого либо остро не хватает, либо нет вовсе.
Между тем, деловые правозащитники и прогрессивные деятели культуры из последних сил бьются над тем, чтобы собрать недостающие миллионы на строительство бронзового символа в центре Москвы. <...>
Вы, наверное, думаете, что 30 октября – День памяти жертв политических репрессий? Вы ошибаетесь. 30 октября – День политзаключенного. Политзэки учредили этот памятный день 30 октября 1974 года в пермских и мордовских политических лагерях. В этот день своими символическими однодневными голодовками на воле мы поддерживали голодовки политзаключенных. Это был день солидарности и протеста.
В 1991 году новая российская власть, назвавшая себя демократической, с мародерским вдохновением решила День политзаключенного национализировать. Верховный Совет РСФСР постановил считать 30 октября Днем памяти жертв политических репрессий. Тонкая подмена не всеми и не сразу была оценена. Власти, надо полагать, тихо радовались своей предусмотрительности. 30 октября стали превращать из дня солидарности в день поминовения.
Вот и вы 30 октября придете на открытие памятника скорбеть об умерших, а не беспокоиться о живых. Вы придете отмечать День памяти, а не День политзаключенного, как он называется на самом деле. Хорошо еще, если кто-нибудь в своем выступлении обмолвится о нынешних политзэках. Но это все-равно останется тихим шепотом на фоне того оглушительного восторга, с которым российское телевидение и другие средства массовой пропаганды растиражируют для города и мира весть о «торжестве исторической справедливости» в России.
Если от памятника сейчас и будет какой-то прок, то лишь в одном: около него будет очень удобно проводить пикеты в защиту политзаключенных. И начнется это, я думаю, не позже следующего за открытием дня. А правильнее было бы – прямо в этот же день.
Не знаю, появится ли на церемонии открытия Владимир Путин, как это планировалось, но мне бы хотелось, чтобы он пришел. Присутствие полковника КГБ – сотрудника организации, повинной в массовых репрессиях, лишний раз продемонстрирует абсурдность происходящего. Наверное, вам будет приятно видеть его в этот день?
И еще было бы замечательно, если бы при открытии памятника вам сыграли государственный гимн России, под звуки которого вам придется стоять хотя бы потому, что некуда будет сесть. Да-да, тот самый поганый сталинский гимн, которым десятки лет каждое утро в камерах и бараках поднимали по всей стране на каторжный труд многомиллионное население ГУЛАГа.
Конечно, памятник жертвам политических репрессий должен быть установлен в Москве. Но его можно будет открыть только тогда, когда в стране не останется ни одного сидящего за решеткой политзаключенного. Потому что даже один политзаключенный на всю страну – это слишком много.
Открытие практически государственного памятника политзаключённым в стране, где снова сажают за политику, действительно - постыдно!
Но Александр Подрабинек не обратил внимание на «гибридную» причину этого события, предвыборную, - Путину четвёртого срока предписано выглядеть смирённым примирителем нации
И это выглядит особенно пошло