Специально для Крым.Реалии
В начале мая 1969 года в Ташкенте Петр Григоренко был арестован. Несмотря на определенный резонанс в мире и протесты правозащитников, опальный генерал так и не был освобожден (окончание, начало материала читайте здесь, продолжение – здесь). Текст впервые был опубликован в октябре 2017 года.
По постановлению следователя от 5 августа 1969 года Григоренко была назначена судебно-психиатрическая экспертиза, которая состоялась в Ташкенте 18 августа. Члены комиссии пришли к единодушному выводу, что «Григоренко П.Г. признаков психического заболевания не проявляет в настоящее время, как не проявлял их в период совершения (2 полугодие 1965 года-апрель 1969 года)… В содеянном вменяем».
Это решение было в определенной степени актом мужества со стороны ташкентских психиатров, однако это был не тот результат, который ждали следственные органы…
13 октября 1969 года Петру Григоренко назначили новую судебно-психиатрическую экспертизу, на этот раз в Центральном Научно-исследовательском институте судебной психиатрии имени Сербского. Комиссия московских экспертов не согласилась с выводами ташкентских коллег, и 30 декабря 1969 года уголовное дело в отношении Григоренко было направлено в суд «для применения мер медицинского характера». На судебном заседании от 3 февраля 1970 года Ташкентского городского суда адвокат Софья Каллистратова, защищавшая Григоренко, заявила ходатайство об истребовании дополнительных медицинских документов и о проведении повторной судебно-психиатрической экспертизы в суде.
Ходатайство адвоката Ташкентский городской суд отклонил, а 27 февраля 1970 года вынес определение, в котором указал: «Считать установленным совершение Григоренко П.Г. преступлений, предусмотренных ч.1 ст.70, ст.190-1 УК РСФСР и ст.191-4 УК УзбССР в состоянии невменяемости». На основании определения суда Петр Григорьевич 26 мая 1970 года был помещен в «психиатрическую больницу специального типа» в Черняховске Калининградской области.
Началась кампания по его освобождению.
13 мая 1970 года к Генеральному прокурору СССР Роману Руденко с «Жалобой в порядке надзора» на определение Ташкентского горсуда и Верховного суда УзССР по делу Петра Григоренко обратились академики Михаил Леонтович, Андрей Сахаров, доктор физико-математических наук Валентин Турчин и физик Валерий Чалидзе. Указав на «серьезные процессуальные нарушения, допущенные на стадии предварительного следствия и в судебном разбирательстве», авторы жалобы ходатайствовали о том, чтобы определение Ташкентского горсуда было опротестовано, исполнение этого определения было приостановлено, а Григоренко освобожден из-под стражи. Но, как и многие другие обращения, это письмо не имело успеха…
В начале 1970-х молодым киевским врачом-психиатром Семеном Глузманом была произведена заочная психиатрическая экспертиза Петра Григоренко. Глузман изучил его статьи, сообщения друзей, единомышленников и пришел к выводу, что Григоренко «психическим заболеванием не страдает». В марте 1972 года у Глузмана был проведен обыск, не нашли ничего, а в мае он был арестован. Ему инкриминировали устную «клевету» – например, о судьбе крымских татар, повесть Василия Гроссмана «Все течет», Нобелевскую речь Альбера Камю… А вот доказательств того, что экспертизу делал Семен – следователю найти не удалось.
Тем не менее суд, состоявшийся в октябре 1972 года, признал Глузмана виновным по статье «антисоветская агитация и пропаганда» и приговорил к 7 годам лагерей строгого режима и 3 годам ссылки. Академик Сахаров опубликовал этот документ в самиздате только после приговора Семену Глузману – он боялся, что публикация до суда усугубит положение молодого психиатра и повлияет на приговор. Однако даже это не спасло Семена: приговор был драконовский – десять лет лишения свободы…
Свободного пространства – два шага, можно только встать и одеться. Прогулка – около двух часов в день, все остальное время – в запертой камере
Положение Петра Григоренко в спецпсихбольнице отслеживала правозащитная «Хроника текущих событий». По сообщению бюллетеня: «В начале июня 1970 года П. Григоренко в больнице посетили двое в штатском, не назвавших свои фамилии, предложили ему отречься от своих убеждений. Он отказался разговаривать с ними. После этого его стали выводить на прогулку с группой агрессивно настроенных больных. 15 июня у него была жена. Ее заставили ждать восемь часов. При свидании присутствовали представители больничной администрации. Основной контингент этой специальной (т.е. тюремной) больницы составляют действительно психически больные люди, судимые за изнасилования и убийства. Больничная палата – шестиметровая камера. В ней двое: Петр Григорьевич и его сосед, зарезавший свою жену и находящийся все время в бредовом состоянии. Свободного пространства – два шага, можно только встать и одеться. Прогулка – около двух часов в день, все остальное время – в запертой камере. Бумаги и карандаша Петр Григорьевич лишен. Вынужденная неподвижность, острые боли в раненой ноге, непрерывное воздействие на психику со стороны тяжелого душевнобольного – все это вызывает серьезные опасения за жизнь 62-летнего П.Г. Григоренко».
После посещения мужа Зинаида Михайловна Григоренко обращалась с письмами в советские и международные инстанции. В своих письмах она подробно рассказывала о бесчеловечном обращении, которому подвергают Петра Григорьевича в Черняховской спецбольнице.
Согласно «Хронике…», в январе 1971 года Григоренко предстал перед очередной комиссией. На один из первых вопросов профессора: «Как ваши убеждения?», Григоренко ответил: «Убеждения не перчатки, их легко не меняют». Решение комиссии: «Лечение продлить ввиду болезненного состояния».
По вопросу о крымских татарах я не хотел идти даже на мизерные уступкиПетр Григоренко
Очевидно, что вопрос о крымских татарах не раз возникал в этих «беседах». Стойкость убеждений генерала не может не поражать: «…По сути, инструктируя меня как вести себя в комиссии, мой лечащий врач Нефедов подвел итог – если Вы будете так разговаривать и на комиссии, все будет в порядке. Но я Вам не задал один вопрос, а на комиссии его могут задать, это вопрос о крымских татарах. Вы на него всегда реагируете болезненно, и это может испортить всю картину. Я Вам хочу порекомендовать «отмахнуться» от такого вопроса. Просто сказать: «Я об этом сейчас не думаю». Я и сейчас расцениваю этот совет как разумный и благожелательный. Так ответив, я никого и ничего не продавал. Но по вопросу о крымских татарах я не хотел идти даже на мизерные уступки, поэтому сказал: «Отказываться от этого многострадального и героического народа я не буду ни в какой форме. Если мне будет задан вопрос о крымских татарах, я отвечу на вопрос в полном объеме, без «отмахивания».
Помимо естественных трудностей, с которыми сталкивался Григоренко в спецпсихбольнице, по сути, в тюрьме, случались в этот период и чувствительные моральные удары. Одним из тяжелых сам Григоренко назвал публичное раскаяние и показания против него Петра Якира, одного из самых близких ему людей. Так, на вопрос Якиру, что он может сказать о психическом состоянии Григоренко, тот ответил: «Я, как не специалист, не мог правильно судить о его психическом состоянии, поэтому все мои утверждения о полной его нормальности объективно являются клеветническими».
«Я еле удержался от крика боли, – пишет по этому поводу Григоренко. – В какую же бездну падения надо сбросить человека, чтобы он об отце своем не мог сказать – нормальный он человек или сумасшедший. А к Петру Якиру я относился именно как к сыну… И вот теперь он заявляет, что «не знает», нормальный я или сумасшедший. Было от чего взвыть. Думаю, что даже в «раскаянии» у человека должна быть черта, которую перешагивать нельзя. Петр ее перешагнул…».
В 1974 году Петр Григоренко под давлением широкой кампании протестов во всем мире был освобожден. Комиссия врачей 12 мая 1974 года пришла к заключению, что «в продолжении принудительного лечения Григоренко П.Г. не нуждается, может быть выписан под систематическое наблюдение районного психиатра и опеку родных».
Вскоре после освобождения вместе с семьей Григоренко отправился в Крым, где наконец сумел немного отдохнуть: «Крымские татары в соответствии с нашим желанием сняли для нас комнату в Евпатории, на самом берегу моря. Мы и до сих пор с огромной признательностью вспоминаем их чуткость и такт. Нам был предоставлен полный покой. Не было никаких наездов, никаких посещений. Мы имели возможность наслаждаться отдыхом в кругу своей семьи. Все было организовано настолько бесшумно, что даже КГБ почти в течение месяца не мог обнаружить, где мы находимся. Нас, по-видимому, искали среди татар, а мы отдыхали среди обычных «дикарей».
Здоровье Петра Григорьевича было подорвано, но он был полон планов и энергии продолжать диссидентскую деятельность…
Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции