22 апреля – особая дата в украинской военной истории. В этот день в 1918 году войска Петра Болбочана прорвали большевистские укрепления на Чонгаре и двинулись на освобождение Крыма. К 99-летию одной из самых выдающихся кампаний Украинской революции предлагаю вашему вниманию цикл «Забытая победа». В этот раз мы поговорим о борьбе за передачу Черноморского флота Украине.
С предыдущим материалом цикла «Забытая победа» можно ознакомиться здесь.
С самого утра 29 апреля 1918 года на линкоре «Воля» продолжалось бурное делегатское собрание Черноморского флота. Большинство представителей экипажей, в конце концов, согласились на поднятие украинских флагов и начало переговоров с немцами. Против выступили только делегаты бригады эсминцев, и в знак этого покинули собрание. После обеда адмирал Михаил Саблин отдал исторический приказ о переходе флота под юрисдикцию УНР и велел организовать торжественное поднятие сине-желтых флагов. Святослав Шрамченко, украинский моряк и историк, так описывает увиденное им в Севастополе.
29 апреля 1918 года стал выдающимся днем украинского государственного флота и праздником украинского моряСвятослав Шрамченко
«Был замечательный день. Севастопольский рейд блестел как зеркало. В часов 16 флагманский корабль Черноморского флота, линейный корабль «Юрий Победоносец» по приказу командующего флотом поднял сигнал: «Флоту поднять украинский флаг!». Упали красные тряпки. На большинстве кораблей послышалась команда: «Стать к борту!». На эту команду, по старинке, как это было в боевом Черноморском Флоте, не избалованном еще революцией, стали моряки вдоль борта лицом к середине корабля. «На флаг и гюйс – смирно! Украинский флаг поднять!». И под трубу и свист подстаршин-моряков взлетел вверх украинский флаг. «Разойтись!». Вместе с командой сыграли трубачи. Почти на всем большом флоте Черного моря затрепетали в воздухе большие желто-голубые полотнища. Для истории украинского флота этот день 29 апреля 1918 года, когда весь украинский флот обнаружил свою принадлежность к Родине, стал выдающимся днем украинского государственного флота и праздником украинского моря».
После этого в Киев и немецкий штаб в Симферополе были отправлены телеграммы следующего содержания:
«Сего числа Севастопольская крепость и флот, находящийся в Севастополе, подняли украинские флаги. В командование вступил контр-адмирал Саблин».
В Новороссийск двинулись 14 эсминцев, 10 сторожевых катеров и 8 транспортов с эвакуированными красногвардейцами
На эсминце «Керчь» команда подняла сигнал «Позор и продажа флота». Среди недовольных были и другие экипажи. На их требование немедленно эвакуироваться Саблин ответил согласием, только ограничил во времени – все желающие должны были покинуть бухту до полуночи. В тот день в Новороссийск двинулись 14 эсминцев, 10 сторожевых катеров и 8 транспортов с эвакуированными красногвардейцами.
Около полуночи в Симферополь к Роберту Кошу выехала севастопольская делегация, сформированная из представителей флота, городского самоуправления и рабочих союзов. Во главе стоял капитан Вячеслав Клочковский.
Переговоры с немецким командующим начались утром 30 апреля, но с представителями флота он по невыясненным причинам разговаривать не стал. Делегатам от города было сказано, что кайзеровские войска обеспечат в Севастополе порядок, если жители не окажут вооруженного сопротивления. Что касается флота, то корабли должны быть разоруженными и оставаться под немецким контролем до конца войны, а потом отойти Киеву. Отдельно Кош пообещал «красным» матросам сохранить их жизни в случае сдачи в плен. В тот же день он написал в письме к жене, что просто «не может дать приказ расстрелять от 5 до 8 тысяч большевиков».
В результате через несколько дней эшелоны, в которых разместились 7 тысяч вооруженных моряков, спокойно выехали из Крыма в Мелитополь, где их был вынужден остановить и задержать Петр Болбочан. Как вспоминал Борис Монкевич:
«Все были очень удивлены, откуда мог взяться в Мелитополе эшелон матросов, абсолютно свободный, без конвоя, с массой разного имущества. Когда их спросили, куда едут, то получили ответ: «Домой на Украину». Удивительно было, что те, которые на своей совести имели столько человеческих душ, которые ограбили край и разрушили государство, теперь свободно беспрепятственно едут домой, а собственно для того, чтобы снова продолжать свое дело. Все это вызвало страшное возмущение между запорожцами, и Болбочану надо было сдерживать их. Когда разоружался уже последний эшелон с матросами, прибыл от немецкой команды в Мелитополе старшина в сопровождении старшины губернского коменданта и в очень вежливой форме, но твердо потребовал именем своей команды прекратить задержку эшелонов, мотивируя это тем, что немцы при добровольной сдаче Севастополя гарантировали матросам свободный проезд на Украину. На это Болбочан ответил, что немцы такие гарантии могли давать в Севастополе на территории Крыма, но на территории Украины эти гарантии, данные нашим врагам без согласия украинского правительства, тратят свою силу и он не прекратит обезоруживания матросов, пока не получит приказа об этом от своего правительства».
Известие, что флот будет фактически интернирован, а экипажи расформированы, быстро разнеслось по городу
А тем временем около шести вечера 30 апреля делегация вернулась обратно в Севастополь с немецким ультиматумом. Известие, что флот будет фактически интернирован, а экипажи расформированы, быстро разнеслось по городу. А сообщение о том, что кайзеровские войска выступили из Бахчисарая и находятся в 10-12 километрах от Севастополя, почти спровоцировало панику на и без того возбужденном флоте. «Красный» моряк Семен Лепетенко вспоминал:
«Весь день протекает в Севастополе в большой суете. Черноморский флот готовится к походу. Моряки бегают с одного корабля на другой и советуются об уходе в Новороссийск; многие из них, особенно украинцы, решают оставаться в Севастополе. Представители севастопольской Украинской громады неоднократно шныряют среди моряков, уговаривая их остаться с флотом в Севастополе. На эту удочку быстро попадаются украинцы, рассчитывая на спасение от немцев под украинским флагом, развевающимся на крейсере «Память Меркурия». Митинги и на кораблях, и на пристанях сменяются один за другим. Все чаще и чаще передается слух о «немцах на подступах к Севастополю». После полудня часть миноносцев, не дождавшись митингового решения об уходе флота из Севастополя, снимается с якоря и уходит в море. Транспортные суда берут на борт беженцев и войска. Давка невероятная».
Настроение экипажей линкоров «Воля» и «Свободная Россия», на которые ориентировалась большая часть матросов Черноморского флота, резко изменилось. За день до того они угрожали расстрелом любому кораблю, осмелившемуся покинуть бухту, теперь же активно агитировали за немедленную эвакуацию. Адмирал Саблин пошел у них на поводу.
В 22 часа был отдан приказ спустить украинские и оставшиеся красные флаги и поднять вместо них «нейтральные» Андреевские. За час эскадра должна была выйти в море, но произошла непредвиденная задержка – рабочие порта разбежались, и некому было развести боновые заграждения на входе в бухту. Это пришлось делать офицерам, поэтому только в полночь удалось начать движение.
Но эта задержка имела далеко идущие последствия. Как говорил моряк Иван Благовещенский:
«Германские войска, добравшись в полночь на 1 мая в Севастополь, поставили на Северной стороне полевые пушки и неожиданно начали бомбардировку судов эскадры. Суда стали уходить в море вереницей друг за другом, так как узкая бухта, освещаемая для пристрелки осветительными ракетами, не позволяла уйти всем сразу. Немецкая батарея открыла по судам огонь, направляя его сначала, главным образом, на дредноуты «Воля» и «Свободная Россия», но не дрогнули российские бронированные богатыри от снарядов мелкокалиберной горной полевой артиллерии. Жалея порт и мирных жителей Северной стороны, эскадра без ответа на обстрел, быстро выходила в море, беря курс на Новороссийск».
Выйти в море удалось двум линкорам, двум эсминцам и ряду мелких судов. Один эсминец налетел на камни и был уничтожен своей командой, еще один был затоплен прямо в порту. Остальные корабли не тронулись с места, причем двое эсминцев вернулись обратно уже после отплытия.
Такая спешка имела еще одну причину – немецкие крейсера «Гебен» и «Гамидие» 30 апреля двинулись к крымским берегам, чтобы заблокировать рейд Севастополя и предотвратить эвакуацию Черноморского флота.
Всего Крым покинули 3,5 тысячи моряков – примерно половина боевого состава Черноморского флота
В целом, между 29 апреля и 1 мая к Новороссийску из портов Севастополя, Феодосии и Керчи перешли 2 линкора, 17 эсминцев и миноносцев, 1 крейсер, 10 сторожевых катеров и почти сотня барж, пароходов и мелких судов. Всего Крым покинули 3,5 тысячи моряков – примерно половина боевого состава Черноморского флота. В гавани Севастополя остались 7 броненосцев, 3 крейсера, 12 эсминцев и миноносцев (включая 2 затопленных), 15 подводных лодок (считая 4 учебных), 5 плавучих баз, 3 вспомогательных румынских крейсера, 1 не до конца оборудованный турецкий крейсер, транспортные суда и несколько самолетов морской авиации – всего более 170 единиц техники.
Утром 1 мая капитан Михаил Остроградский-Апостол развернул на броненосце «Георгий Победоносец» свой штаб, приказал вновь поднять на всех кораблях украинские флаги и сообщил гетману Павлу Скоропадскому и Роберту Кошу о своем вступлении в командование Черноморским флотом. Немецкие войска заняли Севастополь и Балаклаву в 15 часов того же дня, не встречая никакого сопротивления и, в свою очередь, не препятствуя городской думе провести празднование Первомая.
2 мая в Севастопольскую бухту в полной боевой готовности вошли крейсера «Гебен» и «Гамидие». А уже на следующий день Кош объявил Черноморский флот интернированным, распорядился спустить с кораблей украинские флаги, подняв вместо них немецкие. Украинских офицеров заставили сойти на берег, а на кораблях были выставлены кайзеровские караулы. Лишь три парохода – «Царь» («Посадник»), «Чатыр-Даг» и «Алексей» – остались под сине-желтыми знаменами.
История военного флота Украины в Крыму завершилась, так и не начавшись.
Начало серии публикаций здесь.