22 апреля – особая дата в украинской военной истории. В этот день в 1918 году войска Петра Болбочана прорвали большевистские укрепления на Чонгаре и двинулись на освобождение Крыма. К 99-летию одной из самых выдающихся кампаний Украинской революции предлагаю вашему вниманию цикл «Забытая победа». В этот раз мы поговорим о начале возвращения украинских войск домой.
С предыдущим материалом цикла «Забытая победа» можно ознакомиться здесь.
Во время ночных переговоров никаких конкретных указаний военный министр Александр Жуковский командованию Крымской группы так и не дал, несмотря на настояния Петра Болбочана, и отложил этот вопрос до утра. Разговор, по свидетельству Бориса Монкевича, произвел на присутствующих удручающее впечатление.
«Эти переговоры уничтожили в атамане Натиеве и полковнике Болбочане все сомнения в том, кто был виноват в этом положении. Ясно было, что это было правительство. Грустно и тяжело было принять это этим двум рыцарям».
А пока шли переговоры между Киевом, Болбочаном и Робертом Кошем, продолжилось контрнаступление крымских большевиков. Мало того, что в течение 26 апреля они вернули себе контроль над долиной реки Альмы и построили там укрепленный рубеж, так в ночь на 27-ое «красные» бронепоезда вплотную приблизились к Симферополю, а под утро безнаказанно обстреляли вокзал.
В полдевятого утра 27 апреля в штаб Крымской группы прибыл Кош. После его короткого совещания с Александром Натиевым между Симферополем и Киевом была установлена связь – на том конце провода находились Жуковский и премьер Всеволод Голубович. Оба командующих – украинский и немецкий – потребовали повторения распоряжения об оставлении Болбочаном Крыма и ответа на вопрос, существовал ли приказ о взятии полуострова. Согласно Монкевичу,
«Отвечать начал премьер-министр Голубович. Он произнес целую речь демагогически-агитационного характера, которая более подходила какому-то митинговому оратору, а не премьер-министру сорокамиллионного государства. Подробно содержание этой речи трудно вспомнить, но там говорилось о чести Украины-неньки, о том, что запорожцы должны постоять за себя, а дальше шла чушь, которая могла только усугубить отношения, но не наладить их. Наконец речь грозила полным скандалом. Это заметил сотник Чайковский и прервал работу, будто из-за неисправности аппарата».
Новый немецкий переводчик, подполковник, был настроен к украинцам дружески, поэтому сделал вид, будто ничего не произошло. Предотвратив скандал, Натиев совершил вторую попытку связаться со столицей. К аппарату тогда подошел военный министр и подтвердил свое вчерашнее распоряжение:
«Немедленно освободить территорию Крыма. Условия возвращения выработать полковнику Болбочану. Атаману Натиеву выражаю свое недовольство, что он теперь не при группе, которая оперирует на Донбассе. Командиру немецкой дивизии генералу Кошу передаю, что предыдущее заявление правительства было просто недоразумением, потому что правительство не ожидало, что группа уже оперирует в Крыму. С Высшим немецким командованием переговоры только что начались».
Вопрос о том, почему Киев отказался признавать существование приказа Болбочану о взятии Крыма, Жуковский проигнорировал, а после того, как об этом переспросил Кош, сослался на неотложные дела и прекратил разговор.
Таким образом, конфликт был исчерпан. Кош на месте отдал приказ прекратить блокирование частей Крымской группы, а Болбочана просил не затягивать с отправкой. По коннице Всеволода Петрива было принято решение – выслать на ее поиски немецкий аэроплан, что и было сделано на следующий день. Как вспоминал Монкевич,
«Расстались очень сердечно. И у Болбочана, и у запорожцев о генерале Коше остались лучшие воспоминания, несмотря на то, что с его именем связано столько неприятных инцидентов».
Готовиться к отступлению начали сразу же, не без пользы для себя. По воспоминаниям Павла Шандрука,
«В окрестностях Симферополя мы нашли два товарных вагона с табаком лучшего качества, изготовленным стамбульскими и месахудийскими фирмами. Их специализацией был дорогой качественный табак № 40 и № 60, а также высшие сорта № 80, 120 и 140, поставляемые к царскому двору. Мои ребята принесли мне несколько коробок № 140 как военный трофей. Я сам не курю, но оставил табак в своем купе для того, чтобы угощать гостей: аромат был неповторимый».
Болбочан с Натиевым решили перевести украинские войска в Мелитополь и уже там ждать указаний правительства
Через несколько часов с Болбочаном снова связались представители военного министерства УНР, которые «очень ругали немцев» и намекали ему, чтобы при возвращении был «ко всему готов». Так как дальнейших распоряжений по передислокации не поступало, Болбочан с Натиевым решили перевести украинские войска в Мелитополь и уже там ждать указаний правительства.
Между тем в расположение Крымской группы прибыла делегация представителей украинских общин с запоздалой просьбой о присоединении полуострова к УНР. До полного выяснения будущего Крыма Натиев согласился на создание Комиссариата по делам граждан украинской национальности, уполномочив Якима Христича быть временным комиссаром Украины в Крыму.
А пока шла подготовка к возвращению украинских войск на материк, возобновились боевые действия на южном направлении. После обеда 27 апреля из Алушты в сторону Симферополя начали двигаться «социалистический отряд» Бориса Жадановского в 150 бойцов и еще 200 ялтинских красногвардейцев Ивана Басова. Им противостояла «Козьмодемьянская» группа из сотни гайдамаков и турецко-татарского отряда из 250 бойцов с двумя орудиями и двумя пулеметами. Между Ангарским перевалом и Мамут-Султаном (ныне – Доброе) большевики были остановлены гайдамацким огнем. Передовой «социалистический отряд» был разгромлен – в его рядах осталось не более 40 бойцов; раненого в голову Жадановского эвакуировали в Алушту, где он вечером того же дня скончался. Потери с другой стороны составили несколько убитых и два десятка раненых. Преследуя остатки «красных», крымско-украинские силы перевалили за горный хребет и на южном склоне вступили в артиллерийскую дуэль с крейсером «Алмаз».
Параллельно в районе между Инкерманом и Черкез-Керменом севастопольские большевики неудачно попытались оттеснить отряд Андриенко, состоящий из сотни гайдамаков, трех конных и двух пеших крымских сотен и насчитывавший до 800 человек с двумя пулеметами.
А прощание с Крымской группой в Симферополе снова превратилось в многолюдную манифестацию. По Монкевичу,
Все улицы были заполнены народом, который вышел провожать запорожцев. Население всей Таврии выходило из сел и городков, чтобы поздравить наше войскоБорис Монкевич
«Поход на Крым произвел на запорожцев глубокое и неизгладимое впечатление. Это был один из самых ярких моментов в их жизни. Нигде не встречало их население с таким энтузиазмом, как здесь, и нигде так их не провожало. При проезде автомобиля Болбочана в городское самоуправление толпа народа так его окружила, что он не мог проехать и боялся, что его понесут на руках. Все улицы были заполнены народом, который вышел провожать запорожцев. Население всей Таврии выходило из сел и городков, чтобы поздравить наше войско. Вывозили на станции продукты для казаков, а поскольку это было перед Пасхальными праздниками, то по этому поводу привезли крестьяне большое количество куличей, писанок и сала. Группа все время обратного путешествия питалась этими продуктами».
С сожалением и тяжелым сердцем выходили мы из взятого КрымаНикифор Авраменко
Первые украинские эшелоны начали отъезжать от симферопольского вокзала вечером 27 апреля, и ночью Крымская группа полностью покинула город. Запорожцы двигались в полной боевой готовности с бронепоездами впереди и приказом уничтожать любое препятствие на дороге, но никаких инцидентов на обратном пути не случилось. Уже 29 апреля авангард Болбочана вошел в Мелитополь, где его застала весть о киевском перевороте и приходе к власти гетмана Павла Скоропадского.
«С сожалением и тяжелым сердцем выходили мы из взятого Крыма», – так подытожил свои впечатления от похода Никифор Авраменко.
Но отход основных сил Крымской группы не завершил историю украинской вооруженной борьбы за полуостров.
Начало серии публикаций здесь.