Уволен из-за блогера

Профессора Алексея Мосина уволили из Миссионерского института при Ново-Тихвинском женском монастыре из-за того, что он выступил в защиту блогера Руслана Соколовского.

На заседании суда над Соколовским, которого обвиняли в оскорблении чувств верующих, Мосин привел пример из восьмой главы Евангелия от Иоанна, когда книжники и фарисеи привели блудницу ко Христу. И сказали, что по закону ее следует побить камнями. Фарисеи спрашивали Христа: "Что с ней делать?" Христос сначала не отвечал. Затем он сказал: "Кто из вас без греха, первый брось в нее камень". Все эти люди стали один за другим уходить. Когда Христос с женщиной остались наедине, он спросил ее: "Ну что, никто тебя не обвиняет?" Она ответила: "Нет, никто". Тогда Христос сказал: "И я тебя не обвиняю. Иди и больше не греши". Алексей Мосин обратил внимание суда, что Иисус не требовал, чтобы женщина немедленно покаялась, а проявил христианское милосердие.

Алексей Мосин свидетельствует в защиту Соколовского

Блогера Соколовского осудили на три с половиной года условно. А в заведующего кафедры истории Миссионерского института Алексея Мосина “полетели камни”. В интервью Радио Свобода профессор рассказал о том, как его увольняли.

​– Вы много лет работали в Миссионерском институте, который курирует Екатеринбургская епархия, делали вместе с этой организацией разные проекты. Почему вы решили выступить в защиту Руслана Соколовского?

– Адвокат Руслана Соколовского Алексей Бушмаков подошел ко мне во время суда над молодыми людьми, которых задержали на антикоррупционном митинге 26 марта. Я тоже был на акции “Он вам не Димон”. Меня не арестовали, но я пришел в суд, чтобы поддержать участников. Бушмаков меня узнал и попросил выступить на суде над Соколовским в качестве свидетеля со стороны защиты. Я моментально согласился и почувствовал облегчение, потому что должен был это сделать. Я очень благодарен Алексею Бушмакову за то, что он дал мне такую возможность. Я следил за делом Соколовского и считал уголовное преследование блогера несправедливым. Мне не близки взгляды этого блогера. Соколовский – атеист, а я – верующий. Мне чужда его стилистика. От некоторых высказываний Соколовского меня откровенно коробило. Но все это не может быть основанием для обвинений в оскорблении чувств верующих. Более того, эту статью давно пора отменить. Совершенно неприемлемо использовать ее против людей с отличными от христианских религиозными убеждениями. А именно это происходит сейчас. Я знаю, например, что настоятель храма Большой Златоуст в Екатеринбурге отец Виктор Явич показывал прихожанам ролик Соколовского и спрашивал: оскорблены они или нет. Оскорбленных Явич отправлял в СК писать заявление на Соколовского.

– Виктор Явич выступал на суде над Соколовским в качестве свидетеля со стороны обвинения.

– И не только он. Мне казалось важным, чтобы на стороне защиты тоже выступили верующие люди. Я не хотел, чтобы у общества создалось впечатление, что все православные христиане единым фронтом выступают за уголовное преследование Соколовского. Я не бросил камень в Руслана Соколовского, хотя этот камень мне в руку настойчиво вкладывали. И эти камни полетели в меня.

– Вы имеете в виду увольнение вас из Миссионерского института?

– На следующий день после того, как я выступил в суде, ректору Миссионерского института позвонил епископ епархии Екатеринбурга Евгений Кульберг. Он спросил, почему сотрудники вуза защищают Соколовского. После этого ректор института попросила меня брать благословение на участие в митингах, акциях или пикетах. Я сказал, что делать этого не буду, потому что хочу оставить за собой право свободно делиться своими мыслями с окружающими. Затем я написал заявление об увольнении из института по собственному желанию. Дату под ним я не поставил и просил ректора сделать это, когда ей будет угодно. Я поступил так, потому что не хотел ставить институт в трудное положение в конце учебного года. После этого два месяца я продолжал работать в институте в прежнем режиме. Недавно ректор поблагодарила меня за восемь лет работы и объявила, что моя просьба об увольнении выполнена. Я тоже поблагодарил ректора за все хорошее, что было связано в моей жизни с Миссионерским институтом, в котором я работал с момента его основания.

– Почему вы в ответ на требование ректора брать разрешение на участие в политической и гражданской активности сразу написали заявление по собственному желанию? Почему не стали бороться за свое право преподавать в Миссионерском институте?

Алексей Мосин рядом с картиной своего отца, художника Геннадия Мосина

– Я думаю, что институт не должен отвечать за мои поступки. Я не готов был взять на себя ответственность за судьбы сотрудников и студентов института, которые ни в чем не виноваты. Во власти епархии все, что угодно сделать с Миссионерским институтом, даже закрыть его. Когда я шел в суд над Соколовским, то понимал, что это может кончиться тем, чем кончилось. Я осознанно совершил свой выбор, и сейчас я бы сделал его снова. В этой ситуации я выбрал свободу. Хочу сказать, что до суда над Соколовским я не чувствовал давления со стороны администрации или сотрудников института. В вузе знали о моих либеральных взглядах, не соглашались со мной, спорили, но репрессивных мер ко мне никто не применял. Мы уважали друг друга и вместе делали важное дело.

– Сразу после вашего свидетельства в суде в защиту Соколовского в СМИ появилась информация, что вас внесли в “черный список” РПЦ. Что это такое?

– Более десяти лет я участвовал в передачах на православном радио “Воскресение”. За это время мы подготовили более ста программ по культуре и истории. После суда над Соколовским мне позвонила сотрудница радио и сказала, что я теперь в стоп-листе. Я и раньше знал о существовании списка людей, чьи фамилии на этом радио нельзя даже называть. Например, Андрей Кураев в этом списке. Еще одна небольшая деталь. В духовно-просветительском центре “Царский” при Патриаршем подворье проходила художественная выставка работ моего отца, известного художника Геннадия Мосина. На выставку пришли дети из школы имени Андрея Рублева. Я показал им выставку, рассказал об отце. После этого один друг написал мне в социальной сети, что дочь его друзей была на моей экскурсии. Родители этой девочки спрашивали ее обо мне: не ругал ли я во время экскурсии власть.

– Что вы теперь планируете делать? Понимаете, где дальше будете работать?

– Я потерял работу и надежду на реализацию некоторых важных для меня проектов. Я заканчиваю несколько книг и рассчитывал на помощь издательства Екатеринбургской епархии. Теперь это невозможно, но я не отчаиваюсь. Уверен, что не буду стоять с протянутой рукой возле института. Екатеринбург – большой культурный город. У меня уже есть несколько предложений о совместных проектах. Я счастливый человек. У меня хорошая семья, много идей и занятий. Другое дело, что меня очень волнует, что дальше будет с Церковью. Меня ведь уволили не за несогласие с догматическими определениями, а за мои политические взгляды. Это произошло, потому что в последние годы Церковь очень сильно сблизилась с режимом. Тесное взаимодействие Церкви и государства, которое мы наблюдаем в последнее время, не идет на пользу никому. Церковь должна быть независимой и выполнять роль нравственного суда. Путь, который сейчас выбрала Церковь, кажется мне опасным. С другой стороны, в Церкви происходят сейчас те же процессы, что и в российском обществе в целом. Пространство свободы сжимается, как шагреневая кожа. Наша страна окукливается, мы все больше оказываемся в изоляции. Я, как историк, привык замечать тенденции и вижу, что мы идем в тупик. Опасаюсь, что, если ничего не изменится, сочетание экономического кризиса и уничтожения гражданских свобод приведет Россию к социальному взрыву.

– Какую роль в сегодняшней реальности играет РПЦ?

– Государство привлекает Церковь на свою сторону. А Церковь тоже хочет быть поближе к государству. Сейчас, например, допустимы спекулятивные утверждения, что Христос ходил в богатых одеждах. Я не понимаю, откуда это взяли? Мне кажется, Церкви надо определиться, куда она идет и куда ведет за собой людей. И честно ответить на вопрос: идет ли она ко Христу? Я вижу, как в Екатеринбурге меняется отношение к Церкви в худшую сторону.

– После суда над Соколовским?

– И после того, как РПЦ начала строительство Храма-на-воде. Я не понимаю, зачем для строительства нового храма выбрано именно это место, акватория городского пруда. Для того чтобы возвести храм, придется спускать воду пруда, насыпать остров.

​– Архитекторы Екатеринбурга недавно написали письмо против строительства храма. Они считают недопустимым засыпать часть небольшого пруда для строительства чего бы то ни было. Многие местные жители также против этого строительства.

– В Екатеринбурге было несколько акций “Обними пруд”. Жители города выстраивались в цепочку вокруг пруда. Тогда во время пасхального хода губернатор Свердловской области Евгений Куйвашев публично объявил, что храму быть. Власть все решила, несмотря на протесты большого количества граждан. Вторую сторону даже не стали слушать. Я уже не говорю о референдуме, который было бы уместно провести по вопросу строительства храма в историческом центре города.

– Как, на ваш взгляд, прихожане воспринимают действия церковных иерархов? Действительно, верующие единодушно поддерживали РПЦ в требовании максимального наказания для участниц группы Pussi Riot или Руслана Соколовского, или других людей, осужденных по статье "Оскорбление чувств верующих"?

– А много ли в действительности верующих? По моим наблюдениям, наполняемость храмов даже в большие праздники невелика. Среди активной части верующих немного внутреннего свободомыслия. Они верят тому, что говорит священник. А у священников жесткие установки, которые им надиктовывают сверху. Конечно, в каждой прослойке общества есть честные, порядочные люди. Но им трудно, потому что нездоровая система их отторгает в целях самозащиты. Я чувствую, что страх, который сковал страну во времена правления Сталина, сейчас возвращается. Мне больше 60 лет. Я видел разные времена. В 90-е этот страх отступил, а сейчас я вижу, что этот ужас все больше подчиняет себе души людей. Наверное, пока сегодняшние времена нельзя сравнивать со сталинскими. Но движение именно в эту сторону. 37-й год не сразу наступил. Мне кажется опасным, что небольшое количество людей понимает эту тенденцию.

– Как вы думаете, почему так происходит?

– Потому что у большинства людей не развито историческое сознание, которое позволяет сравнивать прошлое и настоящее. Я не заметил, чтобы в школе на уроках истории учителя ставили перед собой задачу формировать историческое сознание у учеников. В одной из книг, которую я написал для школы, есть задание, направленное на развитие исторического сознания. На странице три колонки. В первой – то, что происходило в нашем регионе в определенные годы. Во второй – в России за пределами Урала. В третьей – события мировой истории. А четвертая колонка оставлена пустой, чтобы ученик мог написать, какие события в это время переживала его семья. Подобное упражнение дает возможность определить свое место в истории.

Мне кажется, что такого рода работа помогает развитию исторического сознания. Но власти не нужны сознательные граждане. Власть стремится вернуться к идеологизации уроков истории. Например, в школе ввели уроки Крыма, на которых учитель должен рассказывать детям, что Крым – исконно русская земля и якобы он возвращен на законных основаниях. А если педагог не согласен с присоединением Крыма, он, видимо, должен либо уйти из школы, либо лгать детям.

– Вы одновременно с преподаванием в Миссионерском университете работали в Уральском федеральном университете. Планируете продолжить обучать студентов там?

– Из этого вуза я скоро ухожу, потому что я не могу читать свои спецкурсы. Их просто не ставят в план. Из-за процесса оптимизации, который сейчас проходит в большинстве вузов, мне приходится читать общие курсы по истории. А я хочу давать студентам знания, которые у них действительно востребованы. Например, мой курс “Теория и практика генеалогии” учит составлять родословную на материалах своей семьи. Для начала студенты должны создать живую память семьи. Они расспрашивают родственников, записывают их рассказы. Потом я учу их делать родословие. Составление генеалогического древа помогает формировать историческое сознание, потому что в истории любого рода были войны, репрессии, коллективизация. Такая работа меняет восприятие прошлого и формирует адекватное отношение к современности.