Депортация крымских татар: история одной семьи

На прошлой неделе отмечали 73-ю годовщину депортации крымскотатарского народа. Это трагическая дата, которую изо всех сил пытаются замалчивать подконтрольные России власти полуострова. Крым.Реалии уже публиковали некоторые истории семей, переживших сталинский геноцид. Свою семейную историю нам рассказал и крымский татарин Джемиль Сидеман, получивший политическое убежище в Соединенных Штатах.

Джемиль отмечает: судьба его семьи не отличается от множества ей подобных.

«У моей бабушки было пятеро детей: двое от первого брака и трое от второго, всего три девочки и два сына. В первом браке в 1914 году родился мальчик, а в 1916 – девочка. Муж бабушки был призван на фронт еще в Первую мировую войну и буквально через три месяца вернулся оттуда калекой. Прожил он только до 1916 года. Затем бабушка вышла замуж вторично», – рассказывает крымский политбеженец.

Джемиль Сидеман отмечает: в его семье не было никого, кого можно было бы назвать «предателем».

​«Мой дядя, родившийся в 1914 году, в шестнадцать лет уехал учиться в Ленинград. Там он закончил кораблестроительный институт и даже во время блокады продолжал строить корабли. Когда город освободили, он весил 45 килограммов при росте 185 сантиметров. А затем он еще и дошел до Берлина, участвовал в его взятии в 1945 году, был ранен и контужен на фронте. Маме в 1941 году было семнадцать лет, и она помнила, как в ночь начала войны во время выпускного вечера стали бомбить Севастополь, который был всего лишь в 20 километрах от ее школы, через горы. Сын моей бабушки от второго брака, родившийся в 1920-м году, тоже воевал в рядах советской армии», – перечисляет Джемиль.

Однако наличие двух ветеранов войны не спасло семью от депортации. В 1944 году родственников Джемиля Сидемана, как и многих других крымских татар, загнали в вагоны и отправили в глубь России.

​«У старшей дочери бабушки в пути умерла дочь семи лет. Ее тело просто скинули на полустанке на медленном ходу поезда. Поезд на таких полустанках даже не останавливался. Их всех повезли не в солнечный Узбекистан, а в Костромскую область, на границу с Уралом, где расселили в бараки, как заключенных, и отправили на принудительные работы – валить лес. У мамы до конца ее жизни оставался шрам на голове. Женщины не смогли удержать одно дерево, оно начало падать и, ударив по касательной, частично содрало скальп с головы моей мамы. Хорошо, что среди депортированных оказались врачи. Они обычными нитками пришили кожу назад. Надзирателем спецпоселения был хромой инвалид, вроде бы прошедший войну. Как бы то ни было, он оказался на редкость жестоким. По воспоминаниям мамы, он каждый день приходил в барак и выгонял ее на работу палкой, постоянно бил ее. Рана начала загнивать, и только каким-то чудом в конце концов зажила. Кстати, надзиратель через месяц страшно напился и замерз в лесу», – делится воспоминаниями Джемиль.

Мать Джемиля Майя

Неизвестно, чем бы закончилась для семьи жизнь и работа на костромском лесоповале, но в 1947 году дядя Джемиля, проживавший в Ленинграде, пробился на прием к Калинину и попросил перевести родственников в Среднюю Азию. Калинин просьбу удовлетворил.

​«Таким образом, мои двоюродные братья и сестры, как и я с братом, родились уже там. Со стороны моего отца происходило примерно то же самое, с той только разницей, что его семья попала в Сибирь еще раньше, при раскулачивании в 1929 году. Таким образом, и отца, и его братьев призывали на фронт уже из Сибири, и все они воевали, за исключением самого младшего, родившегося в 1929 году. Двое братьев отца пропали без вести на войне, а отец вернулся с фронта покалеченным и умер в 1952 году, когда мне было всего 11 месяцев. Мне не хочется называть фамилий, чтобы не «выпячиваться» перед своими земляками, поскольку все мы тогда страдали одинаково. Тем, кто сейчас находится в Крыму, видимо, придется снова пережить весь этот ад. Такова российская власть», – подытожил Джемиль.