Крымских мусульман на аннексированном полуострове преследуют по религиозному признаку. В частности, российские силовики систематически проводят обыски и обвиняют крымских татар в исповедании «радикального ислама».
Какая форма лояльности верующих в Крыму устраивает Кремль? Какая сегодня в России политика у религиозных групп, которые не преследуются силовиками? Какой ислам для Кремля является «приемлемым»?
Об этом говорим с муфтием духовного управления мусульман Украины «Умма» Саидом Исмагиловым и исполнительным директором движения «За права человека» в России Львом Пономаревым.
– С нами на связи муфтий духовного управления мусульман Украины «Умма» Саид Исмагилов. Шейх Саид, вы в свое время учились в России и знаете тамошнюю религиозную реальность изнутри. Какой ислам является «нормативным» с точки зрения Кремля? «Дистиллированный» от политики или нет?
Исмагилов: Не то что дистиллированный – податливый, как пластилин, абсолютно ручной, из которого в зависимости от потребности можно слепить что угодно. Мусульман Россия рассматривает как полностью подконтрольных. Cвобода мысли, да любая свобода, рассматривается государством как большая опасность.
– С архитектурой православия в России все понятно. А как выглядит архитектура ислама? Частью какой уммы нужно быть в России, чтобы государство не относилось к тебе с подозрением?
В России не может существовать неподконтрольных религиозных сообществ. Любая община обязательно должна подчиняться одному из духовных управленийСаид Исмагилов
Исмагилов: Такая же схема, как с РПЦ, и она реализуется еще со времен Екатерины ІІ, когда было создано магометанское духовное управление. Нигде в мире такой структуры больше не было, со столь жесткой иерархией и подчинением государству. Эту модель периодически перестраивают. Но все духовные управления абсолютно подконтрольны (государству – КР). И я бы сказал, что замкнуты на Лубянке. В России не может существовать неподконтрольных религиозных сообществ. Любая община обязательно должна подчиняться одному из духовных управлений. Если она не подчиняется, ее закроют, обвинят в терроризме и экстремизме.
Саид Исмагилов
– В Крыму репрессируют крымских татар и позиционируют это как борьбу с экстремизмом. Например, приписывают участие в запрещенной в России организации «Хизб ут-Тахрир». Есть ли основания думать, что под угрозой любой крымский татарин, мусульманин, если его религиозная ячейка недостаточно лояльна к власти?
Исмагилов: Совершенно верно. Под репрессии, обыски, аресты попадают совершенно разные мусульмане. Статья – «экстремистская деятельность». И это в первую очередь касается религиозных структур, неподконтрольных российским властям. Целью я вижу запугивание или желание держать на крючке, не давать свободно высказывать свое мнение. В результате проводятся обыски в домах, медресе, культурных центрах, там находят подброшенную запрещенную литературу – и это предъявляется как факт нарушения российских законов.
– Как выглядит условная присяга мусульманина на верность российскому государству, гарантия неприкосновенности со стороны силовиков?
Чтобы в населенном пункте работала мусульманская община, нужно, чтобы ее одобрил муфтий, она прошла инспекцию, подтвердила свою лояльность. И на таком лидере замыкается контроль над общинойСаид Исмагилов
Исмагилов: В каждом регионе Российской Федерации эта структура, проверяющая на лояльность, действует по-разному. В Чечне, например, нужно быть лояльным президенту Чеченской Республики Рамзану Кадырову. Зависит от того, на ком замкнута ответственность за мусульман в регионе – на политическом лидере, чаще на религиозном. Чтобы в населенном пункте работала мусульманская община, нужно, чтобы ее одобрил муфтий, она прошла инспекцию, подтвердила свою лояльность. Если все нормально, религиозный лидер берет ответственность за общину, за ее подконтрольность, отсутствие вольных взглядов. И на таком лидере замыкается контроль над общиной.
– Какая схема работает в аннексированном Крыму?
Исмагилов: Именно такая. Политические национальные лидеры, то есть Меджлис крымскотатарского народа, не приняли условия российской власти, не пошли на подчинение. Ставки сделали на религиозные институции. Это не только муфтий Эмирали Аблаев, это и представители хабашитского направления, «Таврический муфтият» под руководством Руслана Саитвалиева. Все мусульманские общины Крыма должны быть замкнуты на одной из этих двух фигур.
– Нашли ли хабашиты компромисс с вертикалью власти после аннексии?
Исмагилов: Я бы сказал, они первые пошли под крышу оккупантов и муфтия Центрального духовного управления России. А Духовное управление мусульман Крыма во главе с Аблаевым выстроило определенную независимую структуру в ряде однотипных таких структур в российских регионах.
– С нами на связи исполнительный директор движения «За права человека» в России Лев Пономарев. Лев, в Екатеринбурге осудили на 3 с половиной года лишения свободы условно видеоблогера Руслана Соколовского, который в августе 2016 в церкви играл на своем смартфоне в «PokemonGo». Суд счел, что это оскорбление чувств верующих. Можно ли сказать, что этот приговор стал точкой невозврата в вопросе наличия свободы совести и вероисповедания в России?
Пономарев: Этот приговор доходчиво объясняет, что Россия движется в сторону конфессионного государства, и православие в нем доминирует. Это триггер, чтобы наконец проснулись миллионы людей. Хотел бы надеяться, что это даст толчок для сопротивления клерикализации страны. Я думаю, должно последовать обращение в Конституционный суд Российской Федерации.
Лев Пономарев
– Зачем это нужно российской власти, эта клерикализация?
Было бы нормально взять за основу идеологию либерализма – но это невозможно, Россия же противопоставила себя всему миру. И ничего, кроме православия и сталинизма, не остаетсяЛев Пономарев
Пономарев: Православная церковь во главе с чиновниками, в основном бывшими КГБ-истами, очень агрессивна, рвется к власти и деньгам. Эти явления во власти и церкви идентичны. Не секрет, что религиозные круги – и православные, и мусульманские – в советское время были завербованы, были агентами власти. Так что их стремление к власти и деньгам понятно, оно идет снизу. А сама власть ищет опору, какую-то идеологию. Было бы нормально взять за основу идеологию либерализма – но это невозможно, Россия же противопоставила себя всему миру. И ничего, кроме православия и сталинизма, не остается. И вот эта странная смесь, с упором на победу во Второй мировой, доминирует в процессе поиска идеологии. Интеллигенция этому сопротивляется, и надеюсь, что точка еще не поставлена.
(Над текстовой версией материала работала Галина Танай)