«Людей душат, но они не хотят понять кто»

Российские дальнобойщики продолжают стоять на обочинах дорог, добиваясь отмены "Платона" – системы оплаты проезда большегрузных машин, официальная цель которой – возмещать ущерб, наносимый автомобилями российским дорогам. Сбором денег занимается частная компания, один из владельцев которой Игорь Ротенберг – сын крупного предпринимателя из ближнего круга президента Владимира Путина.

Протесты дальнобойщиков начались при появлении "Платона" в 2015 году, о нынешней забастовке было объявлено в феврале, когда российские власти сообщили о намерении вдвое увеличить тарифы. Тогда требования забастовщиков выглядели так:

1. Полная отмена Платона или реорганизация под транзитный транспорт с передачей государству. 2. Отмена транспортного налога (для этого есть акциз)… 4. Отставка правительства, недоверие президенту…

В марте премьер-министр Дмитрий Медведев объявил, что тариф "Платона" будет повышен не вдвое, а на 25 процентов. В апреле в объявлении о забастовке на сайте Объединения перевозчиков России требование об отставке правительства уже не значилось, а требование отмены "Платона" подкреплялось следующими аргументами:

Платон коснется каждого гражданина! 1. Данный сбор войдет в себестоимость транспортировки грузов, а это, в свою очередь, приведет к увеличению стоимости различных продуктов и товаров. Это скажется на народном кармане. 2. Государственное участие в системе Платон –​ 12,5%, остальное – частные руки. Кроме того, государство выделяет более 10 млрд рублей ежегодно оператору Платона за его "работу". Кому в итоге платит народ и за что? 3.Сегодня это грузовые машины, завтра –​ легковые. В 2018 году планируется ввести плату уже с автомобилей до 3,5 тн. Против Платона! За прозрачные законы, сборы и налоги!

Один из организаторов забастовки Андрей Бажутин, впрочем, в недавнем интервью "Навальный LIVE" говорил об отставке правительства (назвав это экономическим требованием), и о недоверии президенту, и о том, что дальнобойщики не будут голосовать за Путина.

"Если человек встал на тропу протеста, он уже занимается политической деятельностью", – говорит петербургский дальнобойщик Юрий Бубнов, который приобрел немалую известность в декабре, когда его речь на общественных слушаниях по "Платону" стала хитом в интернете.

"Довольно интересно слушать позицию Росавтодора, – говорил Бубнов тогда. – А для чего тогда существует закон о дорожной отрасли, в котором прописано, что у нас государство отвечает за строительство и содержание дорог? Не частники, не владельцы грузовиков, а именно государство. По состоянию дорог мы находимся в первой двадцатке с конца. Может, стоит поменьше воровать?"

Бубнов не присоединился к нынешней забастовке, организованной, среди прочих, Бажутиным, с которым он познакомился на "Марше на Москву" в ноябре 2015 года и последовавшем затем стоянии дальнобойщиков в Химках. Юрий Бубнов принципиально не регистрируется в системе "Платон", но штрафов не получает, и считает, что бороться надо не с "Платоном", дело – в политике:

– Мне 41 год, женат, имею двоих детей. Занимаюсь бизнесом грузоперевозок. Родился я в Казахской СССР. Когда был развал Союза, оказался на Алтае, это моя малая родина, в Петербурге с 2001 года. Работал на карьере, работал в такси, в какой-то момент решил заняться грузоперевозками, сначала наемным водителем, потом купил себе машину, начал работать на себя. Политика меня интересует давным-давно, наверное, с 25 лет. Я в это время жил на Алтае, там до последнего времени было всего три канала телевидения – то есть понимали, что нам говорят что-то не то, в основном неправду. Когда переехал в Петербург, стало больше информации, появился интернет в доме, начал интересоваться, что же происходит в стране. Понял, что не совсем все хорошо, если говорить мягко. Если более грубо, то совсем все плохо у нас в стране. Взгляды у меня демократические, я бы хотел, чтобы у нас была в стране развитая демократия, а не тоталитарный строй, как сейчас мы имеем.

​– То есть вы начали интересоваться политикой где-то с начала 2000-х годов, как раз с приходом Путина. Но 2000-е годы экономически были довольно хорошие для России. У вас тогда, наверное, другое отношение было?

– Если вы возьмете не европейскую часть России, а Зауралье, тот же Алтайский край, то я вам скажу, что "жирность" 2000-х годов, о которой все твердят, в Алтайском крае чувствовалась плохо. В 2000 году я еще работал на стройке, деньги нам начисляли на бумаге, живых денег мы практически не видели, все получали через магазин, в котором можно было купить продукты в три раза дороже, чем они были за деньги, но так как денег не было, приходилось брать под зарплату. Всей этой "жирности" не видел ни Алтайский край, ни, думаю, большинство регионов страны, которые живут впроголодь. Если говорить, что были "лихие" 90-е, – "лихих" 90-х тоже, к сожалению или счастью, не видел я, в Алтайском крае все тихо-мирно было. То же было в годы, когда нефть поперла в цене и стала стоить за 100 долларов. Политика – это же не только состояние наших карманов, это же еще и то, что мы видим на улицах, что люди недовольны, выдвигают какие-то требования. Довольных режимом на Алтае не было никогда, наверное. При Ельцине Алтайский край голосовал за коммунистов, входил в "красный пояс России". Отношение к действующей власти всегда было критическое.

– Все равно, наверное, значительная часть населения поддерживает Путина.

– Очень плохо с информацией. Нам говорят: интернет в каждый класс в школе – а я вам скажу, что сегодня в Алтайском крае существуют школы, в которых туалета нет цивилизованного, что уж говорить про интернет. До основной массы людей, которые живут просто за гранью нищеты, впроголодь, регион очень нищий, информация доходит в основном через телевизор. А что показывают по телевизору, сами знаете.

​– В этом причина популярности Путина?

– Я думаю, да. Разговариваешь со стариками, 60-70-летними людьми, у них тезисы такие же – я вспоминаю свое детство, – как были при Брежневе: "Лишь бы не было войны". Готовы жить хоть как, но лишь бы войны не было.

– Вас волновали протесты в России, начавшиеся в 2011 году?

– Участвовать в этих выступлениях я, видимо, морально еще не был готов, но то, что люди выступали, я поддерживал. Произошедшее на Болотной возмутило до глубины души. В мае 2012 года поразил размах неправды, размах беспредела полицейского государства. Задержания и суды очень серьезно укрепили мое недоверие к Путину. И очень меня волновало дело Ходорковского – с самого начала был уверен, что это именно политическое дело, что нет никакой чисто уголовной подоплеки, а если и была, то, как в эпиграфе Марио Пьюзо к роману "Крестный отец": "За каждым богатством кроется преступление". Я считал, что если действительно идет борьба с людьми, которые незаконно обогатились, то почему идет борьба с избранными людьми. То есть те, кто сидели тихо – Абрамовичи, Дерипаски и все остальные, – их никто не трогал, а против Ходорковского, который имел смелость заявить что-то против Путина, сразу завели уголовное дело. Так что протестные настроения я поддерживал, но где-то в глубине души.

​– Поговорим о "Платоне". Насколько он затронул водителей?

– "Платон" затронул не столько водителей, сколько таких предпринимателей, как я, которые имеют одну, две, пять, десять машин. Наемному водителю какая разница, платит его хозяин "Платон" или нет, платит он рубль пятьдесят или три рубля. Ему дали работу, он поехал, дальше его ничего не трогает. Изначально история с "Платоном" должна была затронуть не хозяев бизнеса грузоперевозок, а, как и все косвенные налоги, конечного потребителя: вводится дополнительный сбор, налог, побор, как его ни назови, – в цивилизованной стране человек, которого им облагают, закладывает стоимость налога в стоимость своей услуги. То есть платит этот налог уже не предприниматель, который занимается грузовыми перевозками, а заказчик. Он закладывают стоимость "Платона" в стоимость товара, и в конце концов мы с вами, покупая в магазине товар, должны оплачивать тот самый "Платон", который вводит государство для "строительства и ремонта автомобильных дорог". Так должно быть. А как получается у нас в Российской Федерации: экономика разрушена, ценники растут, доллар подорожал, цены поперли на все, продуктовое эмбарго подняло цены на продукты. В этой ситуации конечный потребитель не в состоянии не то что "Платон" оплачивать, он в большинстве случаев не может себе купить необходимые продукты. Поэтому сбор лег практически полностью именно на перевозчика. А перевозчик и так находился на грани рентабельности, "Платон" был последним гвоздем в крышку гроба бизнеса мелких и средних предпринимателей. Платить сегодня приходится за все. Топливо постоянно дорожает, причем независимо от мировой цены на нефть, поднимается цена – топливо дорожает, опускается цена – топливо дорожает. Акцизы топлива добавляют. Запчасти с ростом курса валюты растут, потому что грузовики импортные. При этом ставка на перевозку уже лет пять находится в одном и том же состоянии. А когда было введено продуктовое эмбарго в 2014 году, ставки на перевозку рухнули – от 25 до 40% на разных направлениях. Поэтому "Платон" – это то, что уже заставляет перевозчика работать в минус. Поэтому люди возмутились. Мало того, "Платон" создан, и люди стали понимать это позже, чтобы накормить единственного в России бизнесмена. Это еще добавило масла в огонь протестного настроения.

​– Что значит – единственного в России бизнесмена?

– Мы же все знаем, с кем государство составило концессионное соглашение, кто получился выгодоприобретателем – это фирма сына близкого к Путину бизнесмена Аркадия Ротенберга. Поэтому, я считаю, именно на поддержание штанов Ротенбергов, которые пострадали от санкций, и было введен этот побор.

– История с общественными слушаниями в декабре, после которых ваша речь разошлась по интернету. Как вообще вас допустили с такими взглядами на встречу с чиновниками?

– Они же не знали, кто я такой. Попал я туда просто: председатель межрегионального профсоюза водителей-профессионалов Александр Котов разослал всем приглашения, сказал – кто хочет, приходите. На что сразу получил от меня ответ: "Саша, я молчать там не буду". Он: "Окей". А дальше уже была моя личная инициатива, потому что я действительно шел туда не для того, чтобы посидеть, послушать, покивать головой, я шел разговаривать жестко.

– Котову не попало за то, что он вас привел?

– Я разговаривал с ним, у нас довольно приятельские отношения. Он сказал: "Юра, что было, то было". Я понимаю, что меня, наверное, никуда больше не позовут, но этого того стоило.

​– У вас ощущение, услышал ли кто-нибудь из чиновников вас?

– Может быть, я надуваю щеки: на встрече присутствовал Михаил Блинкин (директор Института экономики транспорта – КР), именно его ведомству было поручено просчитать целесообразность распространения системы "Платон" на грузовики полной массой до 12 тонн. Как мне рассказывали, это заключение было положительным, но после моей пламенной речи ему пришлось в 12-часовой срок переписывать его, и он уже отрицательно к этому отнесся. Может быть, в этом была какая-то моя заслуга. Кроме этого мы ничего пока не видим. Может быть, еще можно отнести в заслугу то, что до сих пор система "Платон" не заработала в том масштабе, в котором должна, – до сих пор не видим ни одного штрафа. Власть, видимо, опасается идти на прямой конфликт. Как только пойдут штрафы, я думаю, протестные настроения вспыхнут с новой силой и для власти будут гораздо более плачевные последствия. Сейчас ситуация вроде бы всех устраивает.

Одна из акций протеста дальнобойщиков

– Вы не участвуете в протестах, сами по себе.

– Движение дальнобойщиков начиналось в ноябре-декабре 2015 года, тогда мы встретились с Андреем Бажутиным – лидером протестных дальнобойщиков, которые в Химках стояли. Я тоже стоял в Химках первое время, потом понял, что все это бесперспективно, уехал. С Андреем мы поддерживаем отношения, не более того. Я не понимаю на сегодняшний день, чего он добивается этими акциями, на мой взгляд, неподготовленными и бесперспективными. С Дагестаном совсем отдельная история, у них "Платон" – побочный эффект, в основном они хотели протестовать против своего правительства, против той политики, которую ведет их руководство. Андрей организовал всероссийскую стачку дальнобойщиков. Я не вхожу ни в одну организацию, мне так проще, потому что я имею возможность общаться со всеми. В оппозиции мы видим, они никак не могут договориться, то же самое и с профсоюзами: один не верит другому, другой не верит третьему. Я на данный момент выступаю как некое связующее звено, спокойно разговариваю со всеми.

​– Постоянно приходят новости о дальнобойщиках, которые то там, то сям организуют протесты. Дмитрий Медведев высказался про 480 дальнобойщиков, так ему пообещали только из Свердловской области прислать 480 машин. Но вы считаете, это бесперспективно?

– Андрей Бажутин до сих пор открещивается от политической составляющей данного протеста. То есть до сих пор требование единое – отменить "Платон", а дальше посмотрим. Сейчас, как и в декабре 2016 года, я считаю, что без смены политического курса и выдвижения каких-то политических требований этот протест обречен на провал, что в принципе и получилось. Они стояли до мая 2016 года, потом разъехались, ничего не было отменено. Этого и следовало ожидать. Сейчас с Андреем Бажутиным мы разговаривали, я объяснил ему свою позицию, что я не буду принимать участия в этой стачке по определенным причинам. Во-первых, не вижу политических требований, а вероятность, что "Платон" отменят по результатам этой стачки, – может, 0,001%. 480, конечно, цифра уменьшена, у нас власти любят занижать цифры, сколько людей приходят на митинг, участвуют в протестах. В целом по России цифры различаются раза в три-четыре. Дмитрий Анатольевич занижает в три раза, реально, я считаю, две тысячи грузовиков участвует в протесте по России без Дагестана, плюс Дагестан, где, по моим оценкам, протестуют порядка 5 тысяч человек, занятых в автомобильном бизнесе. Это все равно ничтожно малая цифра. Добиться этим ничего будет невозможно.

​– А сколько всего дальнобойщиков и сколько должно участвовать в акциях, с вашей точки зрения, чтобы что-то изменить?

– Посчитать точную цифру людей мы не можем. И власть идет на ухищрения, разбивая даже протестные движения на несколько группок. Применительно к "Платону": люди, которые занимаются перевозками, такие как я, – я езжу, не плачу ни копейки "Платону" принципиально, потому что считаю его незаконным. Штрафа ни одного нет. Жду штрафа, который буду обязательно обжаловать в Конституционном суде. Вторая группа протестных дальнобойщиков, которые тоже считают, что этот платеж неправильный, но загнаны в рамки, – те, кто работает на международных перевозках. Их не выпускают за границу, если у них не оплачен "Платон". Как им быть? Они готовы поддержать протестные настроения, но чтобы работать, им нужно оплачивать "Платон". Так создается статистика, что люди регистрируются, платят, "Платон" отчитывается, что все великолепно, а на деле люди не хотели бы платить, но их заставляют. Сколько людей заинтересованы в этом – я думаю, что тысяч семьдесят, наверное, хозяев бизнеса в России есть, может быть до ста тысяч – я не обладаю полной статистикой, сколько грузовиков оформлено именно на индивидуальных предпринимателей и владельцев среднего бизнеса. Если бы хотя бы процентов 30–40 из них встали, тогда, может быть, пошли бы какие-то подвижки, потому что создалась бы нехватка грузовиков на рынке автомобильных перевозок. Но сейчас такое количество людей просто не собрать.

​– Что за политические требования вы бы хотели увидеть у протестного движения и кто мог бы быть его лидером?

– Требование единое. Если брать именно дальнобойщиков, хотя бы, если уж боятся высказывать свой гнев Путину и Медведеву, они могли потребовать отставки министра транспорта, который придумывает нам все эти всевозможные новшества, включая пресловутый "Платон". Таких требований нет. А на мой взгляд, без изменения курса власти и конкретно до ухода Путина с поста президента, я думаю, просить отменять "Платон" бесполезно. Потому что здесь задействован друг Путина, может быть, сам Путин, мы же этого не знаем, – схема коррупционная насквозь, это все признают, но помалкивают. Лидер протестного движения – конечно, вы сейчас хотите услышать от меня фамилию Навального, может быть, Касьянова в меньшей степени.

​– Вовсе нет, я хочу услышать, кого вы представляете в этой роли, у вас явно в голове есть схема.

– Я могу говорить только от себя. На самой первой нашей встрече с Андреем Бажутиным, это в Питере было на Восстания, я заявлял, что готов сотрудничать с любыми политиками, движениями, которые будут иметь те же цели, что и я. Промежуточной целью, естественно, для нас была отмена "Платона". У многих из нас были такие настроения: сейчас мы приедем в Москву, Путин это все увидит, скажет "Вы что там, сдурели?" – и отменят "Платон". Потом было легкое разочарование, дня через три после того, как приехали в Химки. Стало ясно, что нас ни слышать, ни видеть не хотят и не будут. С Навальным я встречался и скажу, что этому человеку я, по крайней мере, доверяю, я пойду с ним. Так же я готов сотрудничать с любыми движениями, за исключением запрещенных на территории Российской Федерации, которые хотят действительно помочь, а не сделать на дальнобойщиках пиар и отвалить в сторону, как мы это видели, допустим, когда к Митрохину (один из лидеров "Яблока". – Прим.) пришли, поговорили, он потом говорит: можно мне с вами сфотографироваться, потом на страницу повесим, что мы дальнобойщикам помогали. Это некрасиво. А если эта помощь действительно есть, юридическая, финансовая, организационная, почему не принимать?

​– Вы хотите прямо политической деятельностью заниматься?

– Почему нет? Если человек встал на тропу протеста, он уже занимается политической деятельностью. Говорить, что интересуют только экономические требования, – это абсурд. Если вы протестуете, вы уже в политике, как бы вы это ни называли – экономика, финансы или образование, в любом случае, это уже политика, вы протестуете против власти, соответственно, вы занимаетесь политическими акциями. Ребята, которые стоят сегодня в стачке, до сих пор не хотят понять, что они уже в политике. И когда они говорят, что у нас экономические требования и мы не хотим никакой политики, это просто смешно.

Игорь Ротенберг

– Люди за политику платят довольно жестко. Вон Навальный сколько всего переносит. Вы не боитесь объявлять о том, что хотите политикой заниматься? Если вы какое-то количество дальнобойщиков разагитируете, это приведет к тому, что власти будут противостоять лично вам.

– Сказать, что не боюсь, – это слукавить. Конечно, каждый из нас боится оказаться в тюрьме, еще что-то. Я когда встречался с Ильдаром Дадиным (гражданский активист, осужденный за акции протеста – КР), поговорил с ним, посмотрел в его глаза, для себя решил, что если его не сломали, то почему должны сломать меня. Оказаться в тюрьме – не хотел бы, но не исключаю. В тюрьме тоже люди живут, там тоже общество есть. За себя лично нет страха. За тех людей, которые мне поверят и пойдут за мной, за них больше страха. Потому что обычно страдают не те, которые на виду, власть боится связываться ними, – тот же Навальный, тот же Мальцев сейчас, 15 сутками все ограничится, а людям, которые вышли на Болотную площадь, дали реальные сроки. Я боюсь оказаться в роли провокатора, который людей подведет под это.

​– Насколько велик потенциал протеста у дальнобойщиков? Считаете, мелкий бизнес, если его будут душить, может примкнуть к протесту?

– В таком ключе, как сейчас, ничего не будет, наоборот, люди могут разувериться в лидерах протеста. Если это будет более подготовленная акция, то, возможно, да. Вы не забывайте, владельцы бизнеса грузоперевозок, в отличие от других, имеют очень серьезное оружие, о котором они и не догадываются, – их техника. Когда людей прижмут серьезно, а все к этому идет, то люди готовы будут с помощью техники добиваться своих требований. Мы видим, что в Дагестане была заблокирована федеральная трасса. Если власть будет и дальше поступать так же бездумно по отношению к своему народу, то это будет повсеместно и с этим будет справиться уже трудно.

– Легко предположить, что значительная часть дальнобойщиков, предпринимателей из малого бизнеса были рады действиям России против Украины, поддерживали в этом власть. Люди продолжают быть разагитированными?

– Я больше скажу, общаясь с людьми, которые стоят в стачке, – они действительно не видят дальше своего носа. Завтра Путин скажет: все, "Платона" не будет, и они поедут дальше работать, им будет абсолютно плевать на все остальное. Если Путин отменит "Платон", то в 2018 году большая часть тех, кто сегодня находится в протесте, проголосует именно за Путина. Для меня это является загадкой. Люди видят, что их душат, но до сих пор не хотят или не могут понять, кто их душит. Путин как божок, мол, он нас просто не видит, он нас сейчас увидит, и все будет хорошо, все нам отменят, все будет здорово. Вот это меня больше всего поражает – люди не хотят видеть того, что творится на самом деле.

​– То есть у власти всегда будут механизмы как-то разобраться с этими протестами?

– Конечно. У меня есть хороший знакомый, старый участник протестов, он и с Борисом Ефимовичем Немцовым был знаком, их вместе задерживали не раз. Он однажды сказал, в самом начале протеста дальнобойщиков: ребята, не ставьте на дальнобойщиков все деньги, это началось не с дальнобойщиков и не ими закончится. Рассчитывать, что за дальнобойщиками сейчас пойдут люди, я бы не стал. Даже в этой стачке вначале собиралось участвовать гораздо больше людей, но одной подписи Медведева под постановлением, что не будет двукратного повышения тарифа, а будет повышение всего на 25%, чтобы люди звонили, чуть ли не плакали, говоря: повысится всего на 35 копеек, наверное, надо ехать работать, мы тогда не будем протестовать. То есть власть всегда себе оставляет маневр, которым можно сбить протестные настроения, градус кипения, и они этим очень умело пользуются.

– Через год будут выборы президента, и этот год обещает быть бодрым в политическом смысле. У вас есть какие-то представления о том, как он будет проходить, будет ли больше протестов дальнобойщиков или, наоборот, власть всех задобрит?

– Я думаю, что Путина переизберут, распоряжение уже дано. Судя по тем новшествам, о которых я слышу, – отказ от открепительных удостоверений – хоть в какой-то мере мне это лучше, я думаю, даст возможность для более масштабных фальсификаций, которые невозможно вообще будет доказать.

​– А вам будет лучше, потому что легче проголосовать?

– Я смогу проголосовать там, где я живу. Я зарегистрирован в Алтайском крае, живу в Петербурге, часто сталкиваюсь с проблемой, что я хочу, но не могу проголосовать: у меня путь домой и обратно занимает ровно столько времени, сколько действительно это открепительное удостоверение, а выдавать его начинают так, что я не успеваю просто съездить и получить. В этот раз, конечно, мне будет проще голосовать, но это даст и более простой метод для фальсификаций – если уж по открепительным удостоверениям умудрялись по 5–10 раз голосовать. А по поводу протестов дальнобойщиков – многие люди начинают разочаровываться. Николай Ляскин, председатель московского отделения Партии прогресса, мне рассказывал – когда они начинают протестное движение, они обычно действуют так: мы быстро проблемы решим и поедем дальше работать. Когда дело начинает затягиваться, у людей наступает моральная усталость. Они понимают, что их никто не видит, им никто не идет навстречу, никто не разговаривает, у людей наступает политическая апатия: мол, что толку, это все бесполезно. Среди дальнобойщиков я сегодня вижу именно такие настроения. Люди, которые выходили уже трижды – в ноябре 2015 года, феврале 2016 года и теперь, в марте 2017 года, – говорят: это наша последняя стачка, все, больше мы на это не пойдем. И я начинаю убеждаться, что власть делает, видимо, все правильно со своей точки зрения, таким образом подавляя протестные настроения. Люди устают от безденежья, от нерешенности проблем. Они либо бросают заниматься любимым делом, либо занимаются так же, как раньше, но уже понимают, что с властью в этой стране договориться о чем-то полюбовно не представляется возможным. Я боюсь другого, как бы в России на фоне этих протестов и множества нерешенных проблем чего кровавого не случилось. Это меня беспокоит больше всего, потому что у меня и дети, беспокоюсь и за их судьбу, и за судьбу водителей, которые уже, в принципе, выкинуты в стране, но продолжают в ней жить.

Колонна протестующих дальнобойщиков в окрестностях Петербурга, март 2017 года

Главное – научить людей задумываться над тем, что происходит. Сегодня внимание дальнобойщиков сконцентрировано именно на проблеме "Платона". Я считаю ее мелочью. "Платон" вроде в России есть, но меня он не трогает, потому что я не плачу и никаких санкций ко мне не применяют. Меня это устраивает, пока нет тотальной слежки, тотальных штрафов и тому подобного. Минтранс заявляет, что система работает, деньги собираются. То есть перед Путиным они тоже белые и пушистые. Друг Путина получает деньги в полном объеме, его тоже это устраивает. На сегодняшний день протестовать против "Платона" – то же самое, что протестовать против рабовладельческого строя в России. Его вроде как нет, и вроде как есть, по наблюдениям некоторых экспертов, и можно протестовать, а если будут говорить, что его не существует, можно сказать: значит, хорошо протестуем. И за этой проблемой "Платона", мизерной на сегодня, люди не видят, что происходит за их спинами.

Медведев отдал поручение, которое просто убьет мелкий и средний бизнес в сфере грузоперевозок, – о создании саморегулируемых организаций. Для того, чтобы войти в эту саморегулируемую организацию, владелец бизнеса должен будет заплатить огромную сумму денег – для автоперевозок, думаю, неподъемную, порядка 400 тысяч рублей в год. Лоббист этой саморегулируемой организация Владимир Мотягин хочет, чтобы на дорогах России не было старых грузовиков. Сегодня 70% грузовых автомобилей в России старше 15 лет. Что такое "старый грузовик", мы не знаем, но если допустить, что их ограничат возрастом в 15 лет, то 70% грузовиков окажутся вне закона. Значит, я не смогу заплатить этот взнос и не смогу участвовать в этом бизнесе, потому что автомобиль у меня не подходит под правила организации. Тут мы прикасаемся к еще одному поручению Медведева – программе льготного государственного лизинга грузовых автомобилей. Чтобы заместить ушедших из бизнеса перевозчиков, будет даваться лизинг, и я думаю, порядка десяти крупных компаний останутся на рынке – "Деловые линии" Матвиенко, "Магнит" Галицкого, то есть особ, приближенных к императору, им будут даваться лизинговые льготные условия. И этого не хотят увидеть те люди, которые сегодня стоят в стачке. Когда им начинаешь говорить, они отвечают: а что ты нас страшилками пугаешь? Я говорю: ребята, я вам о "Платоне" говорил еще, когда только-только ввели, кричал везде, и все говорили: да ты что, у нас в стране не будет, за что платить, у нас дорог-то нет. Что мы имеем на сегодняшний день? Дорог как не было, так и нет, а "Платон" ввели. Поэтому задача – научить народ задумываться. Не тупо стачками – мы против "Платона", ура-ура, сейчас отменим и поедем дальше работать. Нет, надо просчитывать варианты, которые будет предпринимать правительство, чтобы вас обескровить. Эта система, на мой взгляд, направлена именно на уничтожение мелкого и среднего бизнеса в сфере грузоперевозок. Но люди этого видеть не хотят, – говорит Юрий Бубнов.