Томас Кент: «Битва между правдой и неправдой не окончена»

Медиакорпорация Радио Свободная Европа/Радио Свобода (RFE/RL) имеет свою «линейку» слушателей всех возрастов. К кому-то она пробивалась в период тоталитаризма через советскую пропаганду, для кого-то в постсоветских странах она была первым образцом, как надо делать новости, для кого-то стала примером неизменности и выверенности стандарта. Сотрудники «Свободы» – где бы ни был офис – становятся органичной частью журналистского корпуса страны. Чуть более полугода назад медиакорпорацию возглавил один из известнейших американских журналистов Томас Кент. Мы говорим с господином Кентом о журналистике и журналистах, о битвах между правдой и фейком, о настоящем и будущем.

– Господин Кент, скоро суд над 66-летним журналистом, автором Радио Свобода и Крым.Реалии Николаем Семеной, которому грозит 5 лет тюрьмы за то, что он написал, что Крым – это часть Украины. Верите ли вы в возможность повлиять на приговор?

– Не знаю, сможем ли мы повлиять на приговор. Но я не думаю, что сам по себе приговор и тюремный срок журналисту за его колонку на веб-сайте выгоден самим российским властям. Крым.Реалии – платформа для новостей и свободной дискуссии об истории и будущем Крыма. Одни люди думают, что будущее Крыма связано с Россией, другие думают, что оно связано с Украиной. На сайте был опубликован очень большой диапазон мнений. Но выглядит так, что в Крыму есть свобода для мнений одних людей и нет свободы для мнений других.

И суть дела против Семены – криминализация определенных политических мнений. Это противоречит девятнадцатой статье всеобщей Декларации прав человека. Но и в более широком смысле: разве российская власть в Крыму настолько слаба, что колонка комментатора способна угрожать «территориальной целостности Российской Федерации» (так звучит обвинение – ред)? Это нелогично и лично мне глубоко непонятно.

– В начале войны в Украине очень часто звучали споры о словах. Как называть сепаратистов: колаборационистами, предателями? Стоит ли придерживаться того, что несколько последних десятилетий называется стандартом? Насколько я знаю, в Британии во время войны действовала цензура. Она сузила возможности гитлеровской пропаганды. Наша свобода сужает наши возможности для противостояния российской пропаганде. Как вы считаете, я права?

– На мой взгляд, цензура не способствует правде. Некоторые страны используют цензуру под предлогом предотвращения разглашения государственных секретов. Но когда создаешь такие законы, то они часто используются в других целях, просто для запрета определенных мнений. По моему мнению, демократические страны не должны играть с этим огнем под названием «цензура». Есть лучшие подходы и лучшие методы в борьбе с фальшивой информацией и враждебной пропагандой.

– Не только мы, Европа проспала то, что ложь кремлевских СМИ стала частью повседневной жизни. Что делают европейские медиа и гражданские институты, чтоб изменить ситуацию?

– Европейские медиа справляются с этой задачей, усиливая внимание к точности своих фактов и проверке фактов других медиа и политических деятелей. Что касается информационных войн, то я не считаю, что битва закончена, и что якобы ложь одержала победу над правдой. Это пораженческая позиция, которая далека от реальности. Большинство читателей и зрителей очень хорошо понимают, что есть правда, а что правдой не является. Конечно, сейчас неправдивая информация может посеять смуту и может быть опасной с тактической точки зрения. Но в стратегическом плане я не думаю, что фальшивая информация играет решающую роль.

Есть выражение, что факты и правда – вещи упрямые. И в войне информаций победу в конечном итоге обуславливает верность фактам, беспристрастное освящение позиций. И если говорить о Радио Свобода, то ее миссия – освещать местные события на странах и территориях, где мы работаем. Люди, которые живут там, слушают наши программы, слушают наше освещение их жизней, и они могут судить сами, в какой степени наша журналистика является точной и правдивой.

– В 2016 году в медиа появился термин «постправда». Этот термин стал словом года для Оксфордского словаря. Его употребляют с негативной коннотацией. А может быть, люди просто соскучились по живой эмоциональной журналистике?

– Нет. Мой ответ тот же. Это пораженчество. Я не думаю, что битва между правдой и полуправдой, не до конца правдой или неправдой окончена. Журналистика должна снова и снова обретать себя, ведь каждое новое десятилетие несет какой-то вызов. «Больше газет не будет, поскольку существует радио». «Телевидение уничтожит радио». «Веб уничтожит телевидение». «Фальшивые новости уничтожат честную журналистику». Вот неполный перечень ранее звучавших «прогнозов». Но ответ на каждый вызов один и тот же – улучшение качества нашей работы. Использование новых технологий и укрепление связей между редакцией и читателями. Журналистика – больше не профессия, работавшая в одном направлении: мы говорим – вы слушайте (или читайте). Сейчас у нас активная и быстрая мгновенная связь, и это очень хорошо. Ведь общаясь с нашими читателями, мы можем их убеждать в том, что они нормальные и честные люди. Мы можем сделать ошибку, но мы ее устраняем. И это одна из причин моего оптимизма. Я думаю, что связи с нашей аудиторией крепче, чем никогда ранее.

– Чувствовали ли вы, как меняются российские СМИ, и когда это началось? Возможно ли развитие медиасообщества в условиях, когда российская элита не оппонирует власти?

– Я бы не хотел комментировать российские СМИ. Наша задача – делать нашу работу в соответствии с принципами журналистики. И это не наша работа – отвечать на журналистскую повестку дня, созданную другими организациями. Точно так же, как не хотел бы судить российскую интеллигенцию или прогнозировать дальнейшую работу российских СМИ. Я стараюсь избегать гипноза российских СМИ. С утра до вечера реагировать на то, что скажут российские СМИ, не кажется мне достойным времяпрепровождением. Как и реагировать на любые другие СМИ. Я просто стараюсь сосредотачиваться на нашей роли. Когда я просыпаюсь утром, я думаю о том, что нового и интересного можем сказать МЫ сами. Никак при этом не реагируя на то, что говорят другие СМИ.

– Верите ли вы в то, что боты заменят журналистов?

– Интересный вопрос. Я думаю, что боты могут быть очень полезны, если речь идет о превращении данных в текст. Например, если ты получаешь данные спортивных результатов, то боты могли бы преобразовывать эти данные в статьи с предложениями, абзацами и так далее – так, будто они написаны самим человеком. Они могут найти среди данных элементы, которые могут оказаться самыми интересными. Но боты не смогут сделать интеллектуальный вклад в виде статьи, они не будут настолько интеллигентны и умны, что уже при нашей жизни смогут находить интересные темы для статьи.

– Верите ли вы, что люди перестанут читать лонгриды, а будут ограничиваться новостями?

– У людей все меньше времени. Помню, что когда в 70-х годах я жил в Москве (думаю, что в Украине ситуация была такой же), все люди в вагоне метро читали газеты. Читали длинные статьи с маленьким шрифтом. Сейчас в метро любого города мира люди читают телефоны. Читают короткие сообщения. И это вызов не только для журналистов – и для читателей, и для преподавателей, и для писателей, и для политических деятелей. Период внимания людей сейчас очень короткий. Что мы можем делать? Делать лонгриды более интересными. Усиливать их с помощью видео, графики. Элементом лонгрида может быть «виртуальная реальность».

– Например, как это – «виртуальная реальность» в лонгриде?

– Например, одеваешь аппаратуру и заходишь... в «лагерь сирийских беженцев». И, может быть, побыв в виртуальном лагере беженцев, где раненые люди, дым, у читателя возникнет желание читать лонгрид. Есть новости настолько важные, что заслуживают больше, чем тридцать секунд.

Томас Кент

– Смогут ли соцсети вытеснить медиа?

– Социальные медиа – это очень важный инструмент для обсуждения новостей, но не настолько важное средство для распространения новостей. Когда в мире и стране происходит что-то важное, чаще всего информацию ищут из известных и надежных источников.

Если вы хотите получить читателя – сделайте так, чтоб информация всегда была надежна. Конечно, сейчас создать орган информации легко, аккаунт в фейсбуке открывается в течение десяти секунд. Но люди будут читать вас, только если информация надежна. И, конечно, соцсети способствуют установлению отношений профессиональных журналистов и аудитории. Репортаж – все еще преимущество честных и профессиональных репортеров. И думаю, что соцсети не уничтожат это преимущество.

– Сколько, по-вашему, должно быть текста, а сколько фотографий в репортаже?

– Это зависит от важности. Опросы показывают, что для обычного события хватит триста слов плюс одно видео, плюс фото. Для важного события – 500 слов. Мой опыт работы в Associated Press говорит, что для читателя и развития темы предпочтительнее давать две статьи на двести или триста слов, чем одну статью на пятьсот слов. Каждая новая статья дает новый элемент ситуации – это привлекает читателя больше, чем одна длинная статья.

– Господин Кент, правда ли, что на Западе журналист после сорока лет – уже не кондиция? Есть ли возрастной ценз для журналиста.

– Мне 66 лет (смеется). Я осознаю, что не могу бегать так, как бегал раньше. И я предпочитаю работать в бюро, а не быть на месте события. Но и опытный журналист (я употребляю именно это слово), и молодой вносят свой вклад. Опытные журналисты знают основные принципы журналистики, знают, что работает хорошо, а что не работает. Они (надеюсь) держат флаг профессиональной правдивой журналистики, поскольку они видели, что бывает, когда нет свободы. Но молодые журналисты быстро бегают, они легко знакомятся с технологическими новинками и понимают молодую аудиторию. И если газеты или сайт не пишут на языке молодежи – это смерть СМИ.

Томас Кент

– Как выглядит идеальный журналист? А журналист будущего?

– Идеальный, или стремящийся к эталону журналист – тот, кто пишет правду. Тот, кто, слушая ньюзмейкера любого ранга и статуса – будь это даже очень важный политический деятель, представитель больших корпораций, – сомневается и перепроверяет. А журналист будущего – тот, кто не теряет связь с аудиторией и чувствует слушателя (читателя), понимает его заботы и проблемы. Люди, когда читают статью, хотят видеть себя. Они хотят знать, что журналист видит их жизнь, их проблемы, что он не житель (мира) политических и интеллектуальных элит. Иногда в некоторых странах журналисты слишком долго жили в отдельном интеллектуальном мире. Журналист будущего стирает барьер между собой и читателем.

Оригинал публикации – на сайте Укринформ