Полтора года назад, 13 июля 2015 года, Кромский районный суд Орловской области России вынес приговор учителю местной школы Александру Бывшеву. Мужчину обвинили в экстремизме за стихотворение «Украинским патриотам», в котором он призывал «не отдавать ни пяди Крыма путинским чекистам».
Стихотворение было написано в марте 2014-го, после появления в Крыму «вежливых человечков». После того, как Бывшев опубликовал его в социальных сетях, на стол директора школы, в которой он работал, легло анонимное письмо с вопросом: «Как такой человек (Бывшев – КР) может работать в школе?» Директор Людмила Агошкова «посовещалась» на этот счет с районным прокурором, и появилось уголовное дело.
Год допросов и экспертиз. Отстранение от работы в школе. Наконец – приговор. Бывшеву могли дать 4 года лишения свободы, однако он получил 300 часов исправительных работ.
Жители Кром рассказывали, что хотят вывести Бывшева на площадь и устроить ему публичную порку
Но хуже преследования по закону оказалась реакция земляков Александра. В его почтовый ящик бросали письма с угрозами, неизвестные дважды выбивали окна в его квартире. В интервью российским СМИ жители Кром рассказывали, что хотят вывести Бывшева на площадь и устроить ему публичную порку.
Отвернулись от учителя и коллеги. На суде многие из них сетовали, что в России отменен мораторий на смертную казнь.
Крым.Реалии спросили российского «поэта-экстремиста» о том, как изменились за полтора года его отношения с односельчанами, и узнали, почему многие боятся даже стоять с ним рядом.
– Майор Семешин из ФСИН, к которому я хожу отмечаться, предупредил, что где-то ближе к президентским выборам ситуация будет меняться не в мою пользу. По-отечески сказал: «Вы уж там поосторожнее, потому что так рот вам открывать уже не дадут». Ну мне и в Следственном комитете сказали, мол, вы со стихами лучше за рубеж куда-нибудь, а нам лишней работы не надо.
– Уже прошло полтора года с момента вынесения Вам приговора за «Крымненаш». В ходе судебного разбирательства, знаю, Вы претерпели и ненависть соседей и коллег, и прямые угрозы. Окна Вам в квартире разбивали. Сейчас, когда прошло немало времени, отношение окружающих к Вам как-то изменилось?
– Прямой поддержки, скажем так «под камеру», как не было, так и нет. Но со временем люди действительно стали подходить, осторожно выражать сочувствие. На уровне: «Ну что ж ты так вляпался? Да, ты прав, но плетью обуха не перешибешь». Я так понимаю, жизненный уровень начал поддавливать людей. Особенно заметно это в очередях на оплату коммунальных услуг, или, например, в магазинах: здесь уж высказываются очень резко.
Если ситуация повторится, все эти люди снова будут осуждать, проклинать, клясться в верности ПутинуАлександр Бывшев
Но нужно понимать, что если ситуация повторится: например, мне предъявят новое обвинение, или появится какое-то аналогичное дело, – все эти люди снова будут осуждать, проклинать, клясться в верности Путину. Потому что реально боятся за свою работу: поселок маленький – 7000 человек, провинциализм абсолютный – все всех знают. Сегодня кто-то со мной поговорил, завтра его уже этим «тыкают». У меня есть товарищ – Владимир Кононов, преподаватель рисования в поселковой школе искусств, так его уже заклевали за то, что он со мной продолжает общаться. Жену его на работу никуда не берут, даже уборщицей.
– То есть наказывают даже за общение?
– Разумеется. Недавно на поселковом мосту встретил знакомого пенсионера. Разговорились. А мимо люди ходят. Он все озирается-озирается и вдруг говорит: «Александр Михайлович, у меня сердце слабое. Я вот боюсь, что сейчас с вами разговариваю, а потом меня пенсии лишат».
Многие земляки никогда не простят мне своей собственной трусостиАлександр Бывшев
Но, если честно, с большинством односельчан и поговорить-то особенно не о чем. Штампы в голове. Многие злы на меня. Хотя я прекрасно понимаю, откуда эта злость: демонстрирую своими стихами их слабые места. Никто же не смог уличить меня в написании неправды. Мои стихи – правда, и люди это знают. Но не могут признать. Многие земляки никогда не простят мне своей собственной трусости.
– А с бывшими коллегами по школе общаетесь?
– Нет. Я школу обхожу за километр и с учениками стараюсь не общаться, потому что скажут потом, что пропаганду веду, или подпольно репетиторством занимаюсь – мне ж нельзя согласно приговору. А у нас только повод дай, чтоб дело завести.
Да и сами коллеги общаться не стремятся. Кто переходил на другую сторону дороги, тот и переходит. Те, что в суде выступали (на стороне обвинения – КР), на повышение пошли. Александр Агошков, например, который был учителем ОБЖ, стал директором соседней Черкасской школы.
Хотя и обратная сторона медали есть. Сейчас у Кромской школы приостановлена лицензия до февраля. Из-за крайне низких показателей учеников на пробных ЕГЭ. В феврале будет повторная проверка. Если снова будут низкие показатели – могут и лишить лицензии. Так что все аукается.
– Где Вы сейчас работаете?
– Нигде. Я сейчас сижу с родителями. Они тяжело болеют: мать совсем ослепла, с кровати практически не встает, отец оглох. Разумеется, и мое преследование сыграло тут роль.
Больно список экстремистов/террористов, куда я попал, нехороший. Он всюду рассылается – это раз, даже дворником не могу устроиться. Два – это то, что в принципе работы в Кромах мало. Люди без всяких приговоров устроиться не могут.
Я вставал на биржу труда, предлагали мне стать почтальоном. Но работа по факту круглосуточная, а зарплата – 3500 рублей. Уж лучше я родителям время посвящу.
Перспективы тоже не радужные: никто, включая прокурорских работников, не может мне объяснить, как выбыть из этого экстремистского списка.
– То есть правильно я понимаю, что де-факто у Вас последнее место работы: те самые исправительные работы, которые Вам суд назначил?
– Да. Работал я каждый день, кроме субботы-воскресенья. По 4 часа, с утра до обеда. Работы были довольно унизительные: выбирать мусор из контейнеров, косить бурьян на кладбищах. Случай был забавный, женщина с ребенком мимо проходили, а я мусор собирал. И она на меня показывает, говорит ребенку: «Вот будешь плохо учиться – будешь также бумажки всю жизнь подбирать». Мне-то с двумя высшими образованиями и золотой медалью было это очень интересно слушать. Но на творчестве это все положительно сказалось. Все-таки на свежем воздухе работал.
– Вы сейчас продолжаете писать?
– Конечно. В конце 2015-го в США вышел мой сборник «Кровавая память». Потом он переиздавался в Китае, Японии, Португалии, Испании, Италии – почти в 20 странах. Разумеется, не в России. Сейчас я готовлю еще одно собрание стихотворений.
– За время с момента вынесения приговора как-то изменился Ваш взгляд на Украину, Россию и крымский вопрос?
– Абсолютно нет. Я только укрепился в своей правоте. Взгляд мог бы измениться, если бы хоть кто-то за эти полтора года попытался аргументированно оспорить мою точку зрения. Не попытался никто.
– Напоследок задам вопрос от Ваших односельчан. Вы уезжать-то из России не собираетесь?
– Я пока об этом не думаю. Пока ухаживаю за родителями и живу одним днем.