В России Григорий Михнов-Вайтенко, епископ Апостольской православной церкви, и члены других религиозных общин вышли в Петербурге на одиночные пикеты в поддержку защитников московского парка "Торфянка", которых преследуют за борьбу против строительства в парке православного храма. Защитники парка подвергаются нападениям так называемых "православных активистов", их обвиняют в оскорблении чувств верующих, и против некоторых заведены дела по 148-й статье УК – "Нарушение права на свободу совести и вероисповеданий". Михнов-Вайтенко называет ее противоречащей Евангелию.
"148-я статья входит в прямое противоречие с Евангелием", – говорит священник, приводя в доказательство "простой текст": "Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас" (Нагорная проповедь, Евангелие от Матфея. – Прим.)
В интервью Радио Свобода Михнов-Вайтенко объясняет свой выход на улицу: "Это попытка в публичном пространстве высказать отношение к существованию в Уголовном кодексе статьи, которая подразумевает уголовную ответственность – вплоть до реального тюремного заключения – за вещь, которая, на наш взгляд, совершенно несовместима с христианством, с евангельскими словами о любви к врагам и благословении проклинающих вас. Христиане не имеют права на подобного рода защиту, тем более когда речь идет о таком неопределенном понятии, как чувства верующих".
В ответ на вопрос, означает ли это, что христианина нельзя обидеть, Михнов-Вайтенко отвечает: "Обидеть можно, обидеть можно любого – просто христианин не должен отвечать злом на обиду". То есть если, скажем, речь идет о насилии, – можно попросить правоохранительные органы обратить на это внимание и применить некие санкции – это, по словам священника, объяснимо, хотя тоже не очень христианская позиция. Но в случае с оскорблением "неких абстрактных религиозных чувств", говорит Михнов-Вайтенко, "мы выходим в плоскость какого-то симулякра. Это очень неправильно".
Иногда оказывается, что позиция государства противоположна моим взглядам
Когда спрашиваешь, можно ли его считать человеком оппозиционных взглядов, священник отвечает отрицательно, называет себя политически пассивным: "У меня есть представления о том, что такое добро, что такое зло. Иногда оказывается, что позиция нашего государства противоположна моим взглядам. Я с этим ничего не могу поделать, я свои взгляды менять не хочу".
Your browser doesn’t support HTML5
Михнов-Вайтенко родился в 1967 году, он – сын поэта Александра Галича и, по его словам, вырос в таком окружении, что уже годам к десяти "не питал иллюзий" относительно Советского Союза, представлял себе, кто такой Сталин, и в перестроечные годы обнародованные в прессе факты не были для него открытием: "Перестройку я поддерживал, падение Советского Союза было шоком. Не потому, что я считал, что великий и могучий Советский Союз должен существовать вечно, потому что мне и тогда, и сейчас кажется, что было сделано достаточно бездарно со всех точек зрения, включая экономику. Я поддерживал проект, который, к сожалению, не был осуществлен, проект Андрея Дмитриевича Сахарова, подразумевавший создание конфедерации независимых государств".
Крестился Михнов-Вайтенко в 1985 году – у Александра Меня. То, что именно у Меня, – важно, говорит он, хотя и не может сформулировать, как это повлияло на него и что было бы, если бы крестился у кого-то еще. Однако до рукоположения в священники было еще более 20 лет, Михнов-Вайтенко оставался простым прихожанином и занимался совершенно другим.
За год до крещения, в 1984-м, он поступил во ВГИК на сценарный факультет: "К началу 90-х кинематограф находился в не очень хорошем состоянии, человеку, который только входит в профессию, было непросто. Была возможность устроиться на телевидение. Потом у нас возникла идея развивать новые технологии, в частности, спутниковое телевидение". В ответ на вопрос, идет ли речь о том самом могучем телевидении, которое владеет умами миллионов россиян, он говорит: "Это нишевые каналы, они никогда никакой пропагандой не занимались".
Выбор был сделан
В течение нескольких лет Михнов-Вайтенко делал православный телеканал "Благовест", а в 2007 году ушел с телевидения и стал священником: "К тому моменту решение созрело. Мы как раз завершили крупный проект, надо было решать – либо пускаться в нечто новое, либо делать выбор в пользу служения. Выбор был сделан". Это означало перемены в образе жизни, в материальном уровне – "значительно более скромные доходы, переезд в провинциальный российский город из Москвы", но, говорит священник, оно того стоило. Он был рукоположен в сан в Великом Новгороде и стал "штатным священником" Русской православной церкви в Старой Руссе.
В 2014 году начался конфликт на востоке Украины, и в августе Михнов-Вайтенко во время проповеди объявил об отлучении от причастия всех, "кто по своей воле взял в руки оружие для участия в братоубийственной войне" в Украине... "кто своей деятельностью и своими словами устно или письменно подстрекал к участию в братоубийственной войне".
В конце того же года он покинул Русскую православную церковь: "У меня создалась ситуация, при которой я был вынужден написать прошение об уходе за штат с правом перехода в другую епархию. Прошение было удовлетворено. Я искал место и, получив предложение от священноначалия Апостольской православной церкви, такое предложение принял".
С тех пор Михнов-Вайтенко – епископ Варяжский и Балтийский Апостольской православной церкви. В 2015 году участвовал в создании общественного движения "Свобода совести", целью которого была объявлена "борьба за религиозную свободу".
И вот, в ноябре 2016 года, Михнов-Вайтенко вышел с одиночным пикетом в поддержку защитников "Торфянки", цитируя Евангелие и призывая не преследовать никого по статье за оскорбление чувств верующих.
В ответ на вопрос, только ли христиане не должны занимать подобную позицию или речь идет о чувствах представителей любых религий (а как раз в понедельник пришло сообщение о том, что в Красноярске за оскорбление чувств верующих заведено дело на ресторан Buddha Bar), Михнов-Вайтенко замечает, что от имени всех он говорить совершенно не уполномочен, но вообще полагал бы, что речь должна идти обо всех. Он не считает, что ответственность за закон, вводящий уголовное преследование за "оскорблением религиозных чувств", лежит на Русской православной церкви:
Если верующие люди скажут: наши чувства не надо защищать – закон будет отменен
– Не Русская православная церковь этот закон принимала. Хотя – из контекста его принятия, из контекста применения – вроде как он действует в первую очередь в интересах церкви. Конечно, ответственность лежит на Государственной думе, которая этот закон написала и приняла.
– Как вы представляете себе механизм воздействия вашей акции? Вы пытаетесь воздействовать на Государственную думу?
– Мы апеллируем к общественному мнению. К нам во время акции подходило много людей, которые, насколько я понимаю, являются прихожанами Русской православной церкви, они высказывали полную поддержку нашей позиции. Я думаю, что в конечном итоге, если верующие люди, как бы в интересах которых этот закон принят, скажут: нам такой закон не нужен, наши чувства не надо защищать – я думаю, рано или поздно этот закон будет отменен.
– Раньше, до "Торфянки", когда нападкам "православных активистов" подвергались различные художественные мероприятия, вас это тревожило?
– Да, конечно. Насколько я знаю, в самых последних случаях правоохранительные органы вполне адекватно реагировали, в частности, по поводу событий в Манеже, когда разрушались работы Вадима Сидура. Кстати говоря, позиция священноначалия в РПЦ была внятной о неприятии подобного рода акций. (Уже после записи интервью были опубликовали высказывания патриарха Кирилла о выставке Сидура: "Изображения жуткие... Но как патриарх я выступаю за мирные протесты, радикализм не приемлю". – Прим.)
"Репутационные потери" чудовищные
– По вашим ощущениям, "православные активисты" на Торфянке так действуют, потому что задеты их религиозные чувства, или они только прикрываются религиозными чувствами?
– Они невнимательно читали Евангелие.
– Я имею в виду, это их самодеятельность?
– Мне сложно сказать. Я сильно подозреваю, что это в большой степени самодеятельность, но утверждать это не возьмусь. Я не очень хорошо представляю какие-то реальные механизмы действий. Сложно говорить.
– В стране создалась атмосфера, когда эти люди чувствуют себя вправе действовать таким образом. Считаете ли вы, что Русская православная церковь несет за это ответственность?
– Конечно, несет. То, что называется "репутационные потери", на сегодняшний день, на мой взгляд, просто чудовищные. Это очень печально. Мне бы очень не хотелось, чтобы это продолжало развиваться таким же образом.
Лучше исходить из того, что средневековье закончилось
– Мне понятна ваша логика: христиане не нуждаются в защите государством своих религиозных чувств. Но на протяжении значительной части своей истории христианство сотрудничало с властями. С этой точки зрения, с точки зрения религиозной организации, подобное обращение к защите государства кажется естественным.
– Это естественно для средневековья. Лучше все-таки исходить из того, что средневековье закончилось.
– Почему вы вышли на публичную акцию? В той концепции, о которой вы говорите, религиозные чувства, Церковь – отдельно, а государство отдельно. Но обратная сторона этого – вы, по идее, не должны выходить на улицу, это тоже политика.
– В данном случае я не вижу противоречия. Сегодня мы находимся в таких обстоятельствах, когда какие-то вещи приходится декларировать публично, иначе ситуацию не изменить. Тут нет никаких иллюзий, что завтра все изменится кардинальным образом, но в некоей среднесрочной перспективе я надеюсь ситуацию все-таки улучшить.
Покрестить, отпеть, машину освятить
– К Русской православной церкви, по крайней мере формально, принадлежит огромная часть населения. Но есть ощущение, что церковь никакого влияния на настроения людей оказать не может, а скорее, идет за ними (можно вспомнить лишь единичные попытки священников во время конфликта с Украиной напомнить, что церковь не может поддерживать войну). То есть на паству никакого влияния у церкви нет – то ли потому, что это на самом деле не паства, то ли еще по каким-то причинам.
– Да, к сожалению, в медийном пространстве реальные возможности влияния сильно преувеличены. Я всегда напоминаю своим коллегам из самых разных церковных юрисдикций, что на Пасху, на Рождество – самые главные христианские праздники – в храмы в России приходят на самом деле, если правильно посчитать, меньше 1% людей. У нас большинство людей в стране крещены, традиционно крещены, как это называется, в лоне Русской православной церкви, но дальше серьезных отношений с церковью не поддерживают. Это, я думаю, еще обратная сторона того, что последние 25 лет церковь, в основном, занималась строительством, благоукрашательством, а не занималась людьми, не выстраивала отношения с людьми. Поэтому люди исходят из того, что мы свои проблемы будем решать сами, а в церковь обратимся, когда нам нужно покрестить, отпеть, машину освятить, чтобы ездила лучше. Но есть масса исторических примеров, когда слабые, далеко не военизированные, мирные силы, которые просто высказывали свое мнение, делали это настойчиво, внятно – и наступал момент, когда к этим силам начинали прислушиваться. Защита угнетаемых и защита тех, кому хуже, – это одна из задач, которую церковь обязана выполнять. Если это политика, хорошо, пусть, будем считать, что это политика.
Проблема в кадровом подборе тех, кто получает доступ к микрофону
– Вы считаете, сейчас церковь в России, хотя бы на уровне отдельных священников, в состоянии воздействовать на людей?
– И да, и нет. К сожалению, в большинстве те, кого называют церковными спикерами, в медийном пространстве зачастую вслух произносят такое, что у людей – причем и верующих, и неверующих, мне кажется, вызывает оторопь. Знаю много людей, которые из-за этого в последние годы говорят: нет, мы больше с церковью никаких дел иметь не хотим. Это очень печально. Поэтому проблема в этой ситуации даже не в церкви как теле Христовом, а проблема в кадровом подборе тех, кто получает доступ к микрофону.
– Когда вы так говорите, кажется, что это такая случайность. Или это система? Проблема локальная, временная или глобальная?
– Я очень надеюсь, что это локальная, временная проблема и что это пройдет.
Большим антигосударственником был некий Иисус из Назарета
– Русская православная церковь сейчас проповедует некое христианство, неразрывно связанное с патриотизмом. Ощущение, что церковь не может дезавуировать это, хотя, если слушать то, что вы говорите, – христианская весть перпендикулярна патриотизму. Если пойти по этой дороге последовательно, вы очень быстро окажетесь на позициях, которые легко объявить антигосударственными.
– Большим антигосударственником, как мы с вами знаем, был некий человек по имени Иисус из Назарета, который говорил "царство мое не от мира сего". Столько известных цитат по поводу того, что не надо путать любовь к родине с пропагандой... Мне кажется, что я являюсь большим патриотом. Да, возможно, в те или иные моменты мои представления о том, что есть благо для страны, что есть благо для людей, которые живут в ней, могут расходиться с представлениями той или иной политической партии. Но у нас же нет пока еще в стране монополии на одно-единственное мнение, которое единственное является правильным, а остальные объявляются еретическими или антигосударственными.
В маленьком городе понятно, что телевизор не всегда говорит правду
– Вопрос к вам как к действующему священнику, у которого есть своя паства, люди, которые слушают ваши проповеди. Когда вы высказываете взгляды, которые, вообще говоря, идут вразрез с тем, что говорят по телевизору, вы чувствуете, что люди прислушиваются к вам?
– Я думаю, да, у меня именно такое ощущение, что люди прислушиваются. В маленьких городах многие вещи на самом деле людям виднее. Сидя в маленьком городе, понятно, что телевизор отнюдь не всегда говорит правду. Поэтому его слушают немножко отстраненно. Мнение человека, который живет рядом с тобой, значительно важнее.
Невозможно работать за чечевичную похлебку
– Связка православия и патриотизма Русской православной церкви как организации выгодна, она получает разные блага от государства. Вы думаете, может церковь пойти и сама все это разрушить?
– Церковь, наверное, не может, а люди, которые ее составляют, могут. Церковь – это же не абстрактное некое объединение, это конкретные люди. Я надеюсь, что придет день, когда люди, составляющие собой церковь, поймут, что дальше невозможно существовать в таких предложенных рамках, это унижает само звание христианина, работать за чечевичную похлебку.