Чем может быть полезен опыт советских диссидентов для нынешней борьбы Украины за свою территориальную целостность и суверенитет? Какую роль играет правозащитное движение в противодействии всем формам тоталитаризма? Об этом, а также о своем участии в украинской Хельсинкской группе, лагерях и тюрьмах, рассказал председатель Ассоциации еврейских организаций и общин Украины Иосиф Зисельс.
Я вступил в Украинскую Хельсинкскую группу в 1978 году. Мне тогда было 32 года, то есть, я был уже сложившимся человеком. И был я, так сказать, человеком, который настроен по-диссидентски.
Еще с середины 60-х годов, со студенческих лет, я интересовался самиздатом. Сначала сам читал, а позже начал его по знакомым распространять.
Потом произошли события, которые убедили, что я на правильном пути. Это и процесс Даниэля и Синявского 1965 года в Москве, и подобные процессы в Украине, о которых я знал по самиздату ‒ имею в виду аресты и заключение Кандыбы, Лукьяненко, процесс Красовского, его «Украинского национального фронта» (1967 год).
Чуть позже мое внимание привлекло наказание генерала Григоренко в виде заключения в психиатрической больнице. Благодаря ему я впервые услышал о движении крымских татар. Поразили чешские события ‒ «Пражская весна» 1968 года. То есть, я формировался на этих всех событиях, на документах и информации самиздата, и в 1970-е годы я вышел со стремлением что-то делать дальше.
1970-е годы: от распространения самиздата ‒ до поддержки политзаключенных
‒ В начале 70-х я понял, что мне мало просто распространять самиздат, и я заинтересовался помощью политзаключенным, их родным.
Я вышел на такой формат работы: мы с единомышленниками собирали деньги, собирали посылки и отправляли в места ссылки, в том числе и украинским диссидентам. Таким образом начали с ними знакомиться, с диссидентами.
В 1976 году состоялось мое первое серьезное столкновение с КГБ, из-за распространения самиздата и в результате моего интереса к определенным еврейским проблемам, процессам в сионизме. Правда, в этой сфере мой интерес был несколько ограниченным.
Доминировал интерес к диссидентству, мое внимание привлекла проблема использования психиатрии в политических целях.
Это были 1976-й, 77-й, 78-й годы. То есть, ко вступлению в УХГ я подошел, имея определенный опыт в конспирации, распространении диссидентской литературы и в сборе сведений о нарушении прав человека. Для этого я ездил по Западной Украине, и собранную информацию передавал в Москву, в издание «Хроника текущих событий».
На украинские группы я вышел через Москву
‒ На украинские диссидентские группы я вышел, как это ни странно, через Москву! Я еврей из Черновцов, город у нас спокойный, с не очень-то развитым украинским диссидентским движением.
Ну, это же вам не Галичина. Это Буковина, Черновцы ‒ город чуть ли не самый умеренный в Украине, по тем временам. И вот я вышел на диссидентов из Москвы, познакомился с ними и от них получил контакты в Киеве.
Первым таким «киевским контактом» у меня была Надя Светличная. И это произошло в 1977 году, когда она вернулась после освобождения. В то время УХГ уже была создана, более того ‒ уже состоялись первые аресты ее членов. В феврале 1977 года уже были арестованы учредители УХГ Тихий и Руденко, затем ‒ молодые Маринович и Матусевич.
УХГ отличалась от всех форматов национально-освободительного движения
Украинская Хельсинкская группа очень отличалась от других форматов национально-освободительного движения в Украине
‒ Стоит обратить особое внимание на тот факт, что Украинская Хельсинкская группа очень отличалась от других форматов национально-освободительного движения в Украине. Во-первых, это было национально-демократическое мирное движение, а не вооруженное, как та же борьба УПА; во-вторых, она не был нелегальной, она была публичной, потому что члены УХГ о себе заявили и сообщили свои имена, фамилии, телефоны и адреса. И это было очень важно для Запада!
Потому что Запад не очень-то и понимал, что значит национально-освободительная борьба украинцев против советской империи.
Это был гениальный шаг основателей УХГ: встроить национально-освободительную борьбу... в общечеловеческий контекст защиты прав человека
А когда УХГ «встроила» эту составляющую в контекст защиты основных прав человека ‒ Запад наконец-то сориентировался. Это был гениальный шаг основателей УХГ: встроить национально-освободительную борьбу, борьбу за восстановление независимой Украины в общечеловеческий контекст защиты прав человека. На Западе были созданы группы по мониторингу, чтобы видеть, как будет реагировать советская власть на выступления борцов за права человека и против советской империи. К тому же, позже Хельсинкские группы, созданные в Армении, Грузии ‒ они также «встроили» проблематику национально-освободительной борьбы в формат защиты прав человека.
Национально-освободительное движение Украины носило международный характер
‒ Третий аспект деятельности УХГ, на котором я хочу сосредоточить внимание ‒ это то, что наше движение объединило и украинских националистов, и бывших коммунистов.
И не менее, а то и более, важно ‒ это участие в движении представителей разных народов. УХГ основали украинцы, но в группе работали и россиянин Владимир Маленкович, и я, представитель еврейства. На Западе бытовало мнение, что меня еврейские организации «делегировали» в УХГ, но это преувеличение: тогда никакого еврейского движения в Украине не существовало, это было мое личное решение.
Наша группа распространяла информацию о крымских татарах: как Москва пытается их уничтожить после депортации и об их движении за свои права и за возвращение домой ‒ в Крым
Нас поддерживали активисты крымскотатарского народа. Опальный генерал Петр Григоренко привлек команду Мустафы Джемилева к работе, и наша группа распространяла информацию о крымских татарах, и о том, как Москва пытается их уничтожить после депортации и об их движении за свои права и за возвращение домой ‒ в Крым.
Кстати: когда я смотрю, как притесняют крымских татар российские оккупанты в Крыму, ‒ вспоминаю то, что читал о притеснениях крымскотатарского народа при Сталине и позже.
Я считал, что диссидентское движение должно обладать непрерывностью
‒ Значит, весной в 1978 году я решил, что пора вступать в УХГ, и отправился к «казацкой маме» Оксане Мешко, которая тогда «командовала» группой. И я пришел не один, а с Ольгой Гейко, женой Николая Матусевича, и с Николаем Горбалем, который тогда уже отсидел свой срок за свои стихи, и с этническим россиянином Владимиром Маленковичем.
Маленкович ‒ врач, еще в 1968 году отказался вступать в составе советской армии в Чехословакию (его как раз забирали в армию). Это был такой эпатаж, что спецслужбы не знали, что с Маленковичем делать: был бы он украинцем, его бы сразу посадили, а россиянина брать под стражу не решились.
Я объяснял: часть группы арестована, а движение должно быть непрерывным, деятельность группы должна быть постоянной, мы должны создать непрерывность этого процесса
И вот мы вчетвером пришли к Оксане ‒ единственной, кого из первого состава УХГ еще не посадили ‒ и начали проситься в группу. Я объяснял: вот, смотрите, часть группы арестована, а движение должно быть непрерывным, деятельность группы должна быть постоянной, не прерываться: мы должны создать непрерывность этого процесса. Вот попадает кто-то в тюрьму, мы к такому развитию событий готовы, потому что знали, на что шли, ‒ на его место заступает следующий, объяснял я. Оксана Мешко объясняла мне риски, которые меня подстерегают в случае вступления в УХГ, но я добился своего. Сначала, в августе 1978 года меня избрали «необъявленным членом» УХГ, а уже осенью того же года я стал членом группы, так сказать, официально.
Я сидел в колонии с уголовными преступниками
‒ Меня посадили в декабре 1978 года, как и предрекал ранее Михаил Горынь, с которым я виделся довольно часто, приезжая во Львов: «Иосиф, у тебя максимум полгода на свободе». Меня арестовали, согласно тогдашнему законодательству, за «антисоветскую агитацию и пропаганду», ну и без «клеветнических измышлений, которые пятнают советскую действительность» не обошлось.
Еще в 1967 году, восстановив политические процессы в СССР, расписали соответствующие статьи, такие как «наказание за особо тяжкие государственные преступления».
Я, по мнению судей, как раз и был «государственным преступником», ‒ и меня отправили «на зону», где отбывали наказание уголовники. Более того, меня отправили на так называемый «усиленный режим», где люди отбывали наказание за тяжкие уголовные преступления.
Отсидел я вблизи Черновцов, подозреваю, КГБ меня не хотело отпускать далеко. Но поскольку я, выйдя на свободу в 1981 году, «не исправился» и продолжал работу в УХГ, меня арестовали во второй раз в 1984 году. По той же статье, и дали три года. Второй срок я частично (очень коротко) отсидел во Львове, а затем отбывал наказание на Урале ‒ в Нижнем Тагиле, в зоне крайне тяжелого климата, но морально там было легче.
Опять нужен опыт крымских татар
‒ Прошло сорок лет, а украинская государственность, полученная такой тяжелой ценой, снова в опасности. 13 декабря 2013 года я со сцены Майдана обращался к представителям разных народов, проживающих в Украине; «Объединяемся! Защитим Украину!». Мой призыв остается актуальным.
За Украину, ее территориальную целостность, ее будущее погибают люди разных национальностей.
Тем, кто оказался по ту сторону линии разграничения на Донбассе и считают себя украинцами, приходится выживать, так как любая попытка защитить себя может трагически закончиться, так как на Донбассе война продолжается.
Крымские татары имеют уникальный опыт сопротивления, гражданской активности, без использования оружия
В «притихшем» аннексированном Россией Крыму Кремль снова пытается «выжать» всех несогласных, но я думаю, что российскому руководству это не удастся. Ведь те же крымские татары имеют уникальный опыт сопротивления, гражданской активности, без использования оружия. То, о чем сорок лет назад мне рассказывали крымскотатарские активисты, для их родного Крыма снова актуально.
Поэтому, непрерывность борьбы, объединения вокруг цели, огласка нарушений и преступлений против прав человека, использование всех ненасильственных методов ‒ вот то из диссидентского опыта, что сейчас может быть полезным в борьбе Украины за независимость.