Трампономика: реакция рынков на выборы в США

В ночь с 8 на 9 ноября, когда подсчет голосов на выборах президента США еще продолжался, но вдруг стало ясно, что фаворитом гонки является уже не Хиллари Клинтон, а Дональд Трамп, рынки начали падать. Собственно, это было первым мощным сигналом – президентом станет не тот, на кого ставило подавляющее большинство.

Около часа той ночи Пол Кругман, лауреат Нобелевской премии по экономике и яростный критик Трампа, написал в блоге The New York Times: "Теперь это действительно выглядит как президент Дональд Дж. Трамп, и рынки идут вниз. Когда мы можем ожидать их восстановления? Честно, мне все равно, хотя это и моя специальность. Катастрофа для Америки и мира имеет столько аспектов, что экономические последствия находятся далеко внизу моего списка причин для страхов. Но, я думаю, люди все же хотят услышать ответ: если вопрос в том, когда рынки отыграют, первый приходящий на ум ответ – никогда".

Нобелевский лауреат был не прав. Рынки мгновенно развернулись и пошли вверх, фондовый индекс Dow Jones и вовсе показал рекордный рост на минувшей неделе. Вырос доллар. Снизились цены на нефть.

Многочисленные предвыборные прогнозы, что рынки рухнут в случае выигрыша Трампа, вероятно, являются следствием общей уверенности экспертов и политиков в том, что экстравагантный бизнесмен, отвергший политкорректность и обвиняемый в расизме, проводящий чрезвычайно неортодоксальную и потрясаемую скандалами кампанию, практически не имеет шансов на победу.

Сейчас, как и после Brexit, много обсуждений системных ошибок в опросах общественного мнения, почти всю кампанию предсказывавших победу Клинтон. Однако, как и после Brexit, если на опросах и лежит вина, то лишь в незначительной степени. Уверенность экспертов, политиков и рынков в поражении Трампа была несравнимо большей, чем шансы, которые ему давали опросы. Накануне голосования в Великобритании, по опросам, число сторонников и противников выхода из ЕС было почти равным, но большинство комментаторов были уверены, что Brexit невозможен. За несколько дней до выборов президента США, особенно после нового витка скандала с электронной почтой, преимущество Клинтон над Трампом сократилось почти до минимума – в опросах, но не во мнениях экспертов и рынков. Один из виднейших электоральных статистиков Нэйт Силвер подвергся нападкам коллег за оценку шансов Клинтон и Трампа на победу лишь как 2:1. Рынки и эксперты оценивали эти шансы в районе 5:1. Клинтон в результате выиграла общенациональное голосование, но проиграла электоральный колледж, который и определяет нового президента США.

Автор этой статьи думал, что Клинтон все-таки удастся победить. Так же оценивал возможный исход выборов экономист, профессор Чикагского университета Константин Сонин, с которым теперь мы побеседовали о том, как будет выглядеть экономика при Трампе. Разговор начался с признания нашей общей неправоты. Сонин при этом замечает, что задним умом в своем блоге и в интервью еще больше бы подчеркивал: "90-процентные шансы Клинтон – все-таки не 100 процентов. Это шансы победы сильной футбольной команды над слабой, но слабые команды периодически побеждают сильные, и в этом нет ничего сногсшибательного. И часть вины – на читателе. В современном мире его внимание очень короткое. Он заинтересован в том, чтобы ему точно сообщили, что лучше, а тонкости знать не хочет. Однозначные предсказания воспринимаются очень внимательно, а оговорки, что что-то указывает в другую сторону, – с куда меньшим интересом".

Падение рынков в выборную ночь – шок от неожиданности. Немедленный рост после этого, видимо, означает две вещи: рынки осознали результаты выборов (это определенность после чрезвычайной неопределенности чрезвычайно необычной кампании) и начали разбираться, что, собственно, такое экономическая политика при Трампе – и, кажется, сочли ее неплохой (возможно, при этом закрывая пока глаза на особенности политической программы избранного президента).

Во время предвыборной кампании экономика не так уж часто выходила на первый план, в центре внимания оказывались предложения Трампа построить стену на мексиканской границе и запретить въезд в страну мусульманам, оскорбительные высказывания о женщинах, перепалки с другими участниками кампании, сопровождавшиеся переходом на личности и тому подобное. При этом именно экономика, скорее всего, и привела Трампа в Белый дом.

Паровозом победы Трампа стал белый рабочий класс, люди без образования, по которым глобализация ударила прежде всего. Их доходы не росли, несмотря на восстановление экономики после кризиса 2008 года при администрации Обамы. Трамп обещает увеличить в стране рабочие места, вводя протекционистские меры и снижая налоги, дерегулировать экономику и увеличить расходы на строительство инфраструктуры: дороги, аэропорты и тому подобное.

Сонин говорит, что это означает профинансировать экономический рост за счет роста госдолга, и не исключает, что это будет хорошим рецептом для США, но только Трамп тут выступает скорее левым, чем правым политиком:

– Обычно в Америке разделенное правительство: президент – от одной партии, Конгресс контролируется другой, и экономическая политика – результат компромисса. Сейчас редкая ситуация: республиканцы контролируют и президентство, и обе палаты парламента, причем Палату представителей со значительным большинством. Казалось бы, могут сделать все, что хотят. Но Трамп – не типичный республиканец.

Взгляды Трампа и республиканцев на некоторые вопросы очень расходятся, продолжает Сонин: инвестиции в инфраструктуру, социальное обеспечение, международная торговля (республиканцы традиционно выступали за относительную свободу, Трамп – за протекционизм). Формальным однопартийцам придется найти какой-то компромисс, но какой – неизвестно.

Про социальные обеспечение Трамп высказывался не очень внятно, но кажется, он выступает за сохранение всех социальных программ, говорит Сонин: "Более того, люди, чьи голоса принесли ему победу, – белые пожилые американцы, оставшиеся без работы отчасти из-за глобализации, отчасти из-за технологического прогресса, голоса которых в Пенсильвании, Висконсине и Мичигане обеспечили Трампу перевес, – как раз эта группа страшно чувствительна к социальному обеспечению. То есть у него и политически, и лично мало возможностей отступать в этом вопросе". Эта позиция Трампа тоже находится в конфликте с планами республиканцев в Конгрессе.

То, в чем Трамп и республиканцы совпадают (и потому можно ожидать, что это будет принято, считает Сонин), – это предложение радикально снизить налоги: "Снижение федеральных налогов – фактически снижение налогов на богатых, потому что федеральный подоходный налог платит менее половины населения".

В результате Сонин не ожидает при администрации Трампа изменений уровня социального обеспечения и ждет снижения налогов. И это автоматически означает рост госдолга: "Есть жестокая вещь, арифметика. Если ты не снижаешь госрасходы и снижаешь налоги, то возрастает бюджетный дефицит. Значит, придется увеличивать долг".

Сонин указывает на иронию судьбы, по его словам, идея увеличивать долг и инвестировать в инфраструктуру, не снижая социального обеспечения (то есть пункты программы Трампа), очень близка к тому, за что агитировал Пол Кругман, один из главных левоцентристских экономистов, один из интеллектуальных лидеров левоцентристской политики: "Я боюсь, сам Кругман этого не признает, но пока то, что выглядит вероятным в программе Трампа, – это такой левый центризм".

В ответ на предположение, что рынки пережили шок неопределенности, присмотрелись к Трампу и увидели, что он их устраивает, Сонин усмехается: "Я университетский профессор, мне хочется все начинать с оговорок".

– Рынки много чего понимают, но надо помнить, что, когда началась Первая мировая война, финансовые рынки еще несколько недель продолжали работать, то есть не понимали, что будет война, даже когда она уже началась, весь мир рушился. В том, что предлагает Трамп в экономическое политике, нет ничего плохого для Америки, наоборот, это, возможно, довольно прогрессивная повестка в пользу роста. Снижение налогов, протекционизм без снижения расходов, то есть инвестиции за счет долга – это политика в пользу экономического роста и в пользу финансовых рынков. Рынки упали в начале, потому что финансовые рынки не любят неопределенности. Может быть, то, что их успокоило – в первые же часы стало понятно: ну да, Клинтон побеждает по количеству голосов, Трамп становится следующим президентом, но мир не рушится. Его победа – не какое-то катастрофическое изменение предпочтений, а лишь то, что несколько сот тысяч людей, которые раньше голосовали за демократов в трех штатах, проголосовали за Трампа. И рынок осознал, что ожидается вполне прорыночная политика.

– Чем будет отличаться экономическая политика Трампа от экономической политики Обамы, которая дала рост экономики, хотя и медленный? Ждать стремительного роста, Трамп был прав, когда обещал это своим избирателям?

– Я думаю, у Трампа есть возможность и планы сделать то же, что пытался сделать Обама: стимулировать американскую экономику с помощью расходов. Но у Обамы был гораздо меньше диапазон возможностей, у него был республиканский Конгресс. Ключевая вещь, которая расширила возможности Трампа в области экономической политики, – то, что он победил на республиканских праймериз. Республиканская партия сильно зависит от него и его избирателей и была вынуждена по факту принять такие прогрессивные, отчасти центристские, даже левоцентристские экономические планы. У Трампа есть возможность осуществить то, что хотел осуществить Обама. Я не думаю, что ему удастся повысить рост до обещанных 4 процентов в год, но даже если он повысит с нынешних 1,5–2 процентов до 2,5–3 процентов – это уже будет большой рост и для Америки, и по сравнению с остальными развитыми странами.

– Звучит странно. Трампа воспринимают противоположностью Обамы, но из ваших слов следует, что он мог бы взять Кругмана в качестве своего негласного советника.

– Представьте, что победил республиканец типа Джеба Буша. Тогда при республиканском Конгрессе политика была бы примерно такая: снизить налоги и снизить расходы или хотя бы снизить рост социальных расходов. То есть сбалансированный бюджет, плюс снижение налогов. Трамп отличается, он гораздо более центристский, снизить налоги, но не снижать расходы. В каком-то смысле это похоже на Рейгана, потому что Рейган при всей своей антиправительственной риторике государственные расходы не снизил, он снизил налоги и оставил расходы, все это профинансировалось за счет долга. Сейчас даже более удобное время для рейгановской политики – финансировать расходы за счет долга, – из-за того, что базовая кредитная ставка очень низка, можно без всяких проблем для американской экономики занять еще 10 триллионов долларов.

– Либералы яростно отрицали, что Трамп напоминает Рейгана, которого воспринимают как одного из величайших президентов США прошлого века. Что, у Трампа могут быть похожие перспективы, хотя бы если говорить только об экономической политике, а остальное вынести за скобки?

– (Смеется.) Интересно обсуждать перспективы какого-то президента США за два месяца до его вступления в должность. Есть два хороших примера. Один не любят вспоминать, но, мне кажется, он похож на случай Трампа – это Джимми Картер, человек, который был избран в 1976 году, когда американские избиратели отвергли и действующего президента, и действующую элиту, и полностью отвергли элиту оппозиционной партии. После "Уотергейта" избиратели возненавидели всех, избрали крайне неопытного политика с минимальным политическим опытом. Он четыре года был слабым президентом даже при "своем" Конгрессе и через четыре года с треском проиграл выборы.

Другой вариант – это Джордж Буш-младший, который стал президентом, проиграв общенациональное голосование Элу Гору. Первый год у него шел по картеровскому пути, непопулярный президент, которого большинство презирает, медиаэлиты презирают. После терактов 11 сентября он полностью переоткрыл себя как воюющий президент, на этом выиграл перевыборы. Что мы сейчас можем знать про Трампа? Разные вещи могут случиться. Я думаю, что он будет непопулярен, его популярность будет снижаться первые годы, потому что вряд ли есть что-то в арсенале экономической политики, что может помочь белым пожилым неквалифицированным людям в Пенсильвании, Висконсине.

– То, что вы описали для американской экономики, что это значит для глобальной экономики? Может президент Трамп, проводя какую-то политику, выгодную американской экономике, при этом как-то отрицательно повлиять на мировую экономику?

– Может. Америка – это одна из трех стран в мире, и первая среди них, которая может себе позволить изоляционизм: если она перестанет торговать с миром, то не факт, что ей станет сильно хуже. Внутри США одним станет хуже, другим – лучше, но в целом стране это не сильно повредит. Вообще любой стране становится хуже от изоляционизма и перехода к автаркии, но Америка чуть ли не единственная страна (вторая, возможно, Евросоюз), которая может позволить себе это без каких-то глобальных потерь. Мы видели, как тяжело сказывается на российской экономике курс на изоляцию, для Америки такой угрозы нет. А вот для остального мира это будет большим тестом. Потому что многое на мировых рынках и в разных странах зависит от наличия огромного покупателя товаров. Для Китая это будет вызов – это не означает, что они этот вызов не смогут принять, но сохранится ли китайский рост и китайская модель, если Америка всерьез займется изоляционизмом, – открытый вопрос.

– А для России? Вот, например, экономика России сильно зависит от нефти. Что означает Трамп для нефти? Почему цена на нефть начала падать?

– Трамп для нефти – относительно простой вопрос. Трамп выступает за дерегулирование добычи нефти внутри Америки. Республиканская партия это поддерживает. То есть можно ожидать больший экспорт, большую добычу внутри Америки и вокруг, строительство дополнительных трубопроводов и большую свободу торговли нефтью. Соответственно, это увеличивает мировое предложение нефти, создает давление вниз, в сторону более низкой цены. Американский курс на изоляционизм может ударить по экономике Китая и по китайскому росту, и это тогда тоже станет негативным фактором для рынка нефти. Конечно, избрание Трампа подействует на Россию через рынок нефти. Но надо понимать, что экономические проблемы России не связаны с внешними факторами: глобальные проблемы – десятое дело по сравнению с тем, что делается внутри страны.

– Насколько велика вероятность, что Трамп действительно будет проводить политику экономического изоляционизма, что будет проведена некая дерегуляция экономики?

– У американского президента очень много возможностей влиять на торговые отношения страны, он может действовать во многих вопросах без одобрения Конгресса. То же самое относится к регулированию американской экономики. У него есть возможность отменить многое из того, что сделал Обама, ни с кем не консультируясь. Я думаю, дерегулирование будет проведено и будут приняты какие-то меры по ужесточению изоляционизма. Но насколько далеко зайдут – это большой вопрос. За последние 30 лет мировые торговые барьеры снизились настолько сильно, то даже если они очень откатятся назад, все равно мир будет гораздо более глобальный, чем тогда. От Трампа, мне кажется, многие ожидают вполне разумной и прорыночной экономической политики. Другие вещи, связанные с Трампом, заставляют более пессимистично смотреть на будущее. Но пока общее ощущение, что первое перевешивают, поэтому рынки так позитивно на него реагируют.

– Многие либералы предают Трампа анафеме и, кажется, считают, что с ним ничего хорошего связано быть не может. Но вы считаете, что на американскую экономику он вполне может оказать положительное воздействие?

– Да, потому что в области экономической политики у него очень центристская программа, он в каком-то смысле долгожданный центрист, что-то промежуточное между предпочтениями демократов и республиканцев, – говорит Константин Сонин.

В пятницу Пол Кругман признал ошибку в своем утверждении, что рынки никогда не восстановятся от победы Трампа. В своем блоге в The New York Times он призвал всех противников Трампа не менять мнение из-за победы того на выборах. Кругман утверждает, что Трамп приведет к катастрофе, но не прямо сейчас: "Есть искушение предсказать немедленный экономический или внешнеполитический коллапс; я поддался ему во вторник ночью, но быстро осознал, что [делаю ошибку]. Я отзываю те слова. Это возможно, что увеличение бюджетного дефицита ненадолго укрепит экономику".