Прошла неделя после того злополучного дня 9 мая 2014 года. После ареста моего сына Геннадия Афанасьева федеральными службами России. Неделя неизвестности. Что делать? За это время пыталась Гену «откупить». Продать все, остаться ни с чем, об этом вопрос не стоял. Искала, кто может это сделать. Находила вечером, договаривалась. А утром приходили люди, говорили, не поможет ничего и никто. Говорили: «Держись, девочка. Ничего не продавай, никому ничего не давай, не поможет…». (Продолжение. Начало – здесь)
Я была в шоковом состоянии. Мысли – только о том, как помочь сыну, что делать. Казалось, весь город, все спецслужбы знают о «террористах». На дороге остановили ГАИшники, объяснила им свое состояние, почему нарушила правила дорожного движения. Они посмотрели на фамилию в водительских правах, и я поняла, что и им она тоже знакома.
Адвокат по назначению сказал, что меня собираются вызвать на допрос в ФСБ. Решила пойти туда сама, в надежде хоть что-то узнать о сыне.
Красивое здание СБУ в Симферополе превратилось в ФСБ. Только я произнесла свою фамилию, как меня тут же пропустили, провели к следователю. Допрос был странным для меня. Расспрашивали о событиях, которые к Гене не имели никакого отношения, называли фамилии, о которых я никогда не слышала. Я плакала. Просила вернуть ключи от квартиры, узнавала, что изъяли при обыске, и постоянно спрашивала о сыне. Разжалобила, наверное. Взяли подписку о неразглашении информации и сообщили, что Гену повезут в Москву, в Лефортово.
У Гены было отекшее лицо, темные круги под глазами и он как будто бы читал заранее подготовленный текст
Дома я пересмотрела всю информацию о Лефортово и поняла, что это самый строгий следственный изолятор Федеральной службы безопасности России. А в конце мая из средств массовой информации узнала, что Гену туда уже этапировали. В репортаже, показанному по телевидению, у Гены было отекшее лицо, темные круги под глазами и он как будто бы читал заранее подготовленный текст.
За отсутствием какой-либо другой информации я решила лететь в Москву, в Лефортово, искать сына.
Хочу сказать, что тюрьма – это дорогое «удовольствие». Необходимо собрать деньги на дорогу, оплатить проживание и питание, купить продукты и вещи для передачи, положить деньги на расчетный счет в СИЗО, чтобы у «сидельца» была возможность что-то купить в тюремном ларьке.
Лефортово – место, пропитанное болью, слезами, страхами и…надеждой
Найти следственный изолятор в Лефортово непросто. Он надежно спрятан от посторонних глаз, находится в жилом массиве, рядом с детским садом, школой, парковой зоной. Никаких вывесок снаружи нет. Его выдает только колючая проволока вдоль высокого забора. Вход находится в неприметном дворике, за железными воротами. Место, пропитанное болью, слезами, страхами и…надеждой. Но есть там такая поговорка, убивающая надежду на быстрое решение проблемы: «Из Лефортово никак не выкупают, из него только по суду выпускают». Сидят в этом СИЗО те, чьи дела находятся в ведении ФСБ. А эти ребята ерундой не занимаются… Обычных карманников тут нет. Террористы, коррупционеры, политические, ну и опальные олигархи.
Самое сложное – получить разрешение на передачу или свидание. После разрешений начинается другой кошмар. Чтобы записаться на свидание, нужно занимать очередь ночью и дежурить прямо на улице. В день разрешено только четыре свидания, поэтому прити к открытию следственного изолятора и попасть на свидание просто нереально. Кстати, в такой же ситуации находятся адвокаты, чтобы попасть к своим подзащитным. Свидания только краткосрочные (час по длительности), через стекло и по телефону.
Но разрешение на свидание это призрачная мечта, как мираж в пустыне, как и картинки с чудесным бытом заключенных развешенных по всему следственному изолятору. Стоишь днями и ночами, молишься, а тебя все не зовут, все нет свободных кабинок или вовсе сообщают, что сына увезли на следственные действия.
Передаешь эти карточки и ждешь у телефона днями и ночами…а он не звонит
Передача. Возможность порадовать, подкормить Сына, передать вещи первой необходимости, хотя список разрешенного невелик. Передачи разрешены раз в месяц, до 30 килограмм. Кажется, что это много, но это не так. Не всем сокамерникам передают продукты. Хочется передать всего понемногу: овощи, молочные продукты, мед, мясо. Очереди на передачу небольшие. Заявление на передачу берется в окошке (заполнятся в двух экземплярах, отдельно на вещи и отдельно на продукты). Приемщиц не видно – общение через зеркальное стекло. Порядок приёма передачи очень строгий. Никакой «запрещенки» передать невозможно. Про то, чтобы «договориться», даже речи не идет.
Телефонной связи в Лефортово нет. Мобильные телефоны – под запретом. А мне бы услышать лишь несколько драгоценных слов. Много ли я прошу? По особому разрешению арестант может позвонить с таксофона. Поэтому в передачу необходимо положить специальные телефонные карточки – МГТС (Московская Государственная телефонная связь). МГТС – «каменный век», найти карточки очень сложно, почти невозможно… В Крыму мы очень долго их искали, но, как говорят в России, наш полуостров пробил дно. Тут непросроченное молоко стало трудно найти, не то что телефонные карты. Единственная надежда – если повезет, кто-то «переодолжит» прямо в комнате передач в Лефортово. Передаешь эти карточки и ждешь у телефона днями и ночами…а он не звонит.
В сердце тоска, кругом теперь неизвестно. Боль от того, что ты бессилен помочь самому родному человеку. Только письмами, передачами и молитвами. А еще верой. Верой в чудо.
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции