Новоалексеевка. Последний железнодорожный пункт перед административной границей с Крымом. Мама и бабушка, не бравшая за руку своего внука два года, встречают меня на перроне. Бабушка боялась ехать. Восемьдесят лет, слабое здоровье, почти незрячие глаза... Мы проводим отведенные нам восемь часов общения в вокзальной комнате отдыха. Не то чтобы мне совсем нельзя было в Крым, но опасность разделить участь «крымских заложников» остается. Тоска по родным и Крыму не перевешивает риск сделать мою мать несчастной на много лет. Из-за неминуемой близости расставания мама несколько раз плачет. А я думаю, что если бабушка заболеет, я, скорее всего, не рискну приехать, чтобы поддержать ее. И наполняюсь ненавистью к пророссийским крымчанам, у которых «все хорошо», «в Крыму нет никаких репрессий» и «мы тут живем и ничего такого не видим».
Уверен, многие украинские патриоты в Крыму и крымские переселенцы испытывают подобные чувства к своим ослепшим землякам. Есть уровень большой политики и уровень личностный. Аннексия не только поломала через колено международное право, не только дала толчок к войне на Донбассе – она разделила семьи, поссорила друзей и поделила крымчан на два враждующих лагеря. «Разделяй и властвуй» – злой российский ответ на «Процветание в единстве», начертанное на гербе Крыма.
Давайте признаемся честно, мы ненавидим. За украденную малую родину, за наш страх, за их предательство и слепую веру в то, что все аресты и похищения либо за дело, либо «выдумки украинской пропаганды»
Давайте признаемся честно, мы ненавидим. За украденную малую родину, за наш страх, за их предательство и слепую веру в то, что все аресты и похищения либо за дело, либо «выдумки украинской пропаганды». Может, вы не ненавидите? Я вот ненавижу. И таких, как я, много. А они нас… А они-то нас за что? За Революцию? За политический выбор? Наверняка не только за это. Но и за бардак украинской политической системы. За неточность нашей артиллерии. За спорную блокаду. За то, что называют «языком вражды». За то, что часть нас закрывает на это глаза. Так же как они на репрессии. Наверное. Но мы хотя бы ослепли не все. Большая часть нас видит эти проблемы, говорит о них, а некоторые пытаются что-то с этим всем сделать, чтобы стало лучше.
Я таких знаю. Волонтеры, журналисты, правозащитники и юристы пытаются. Они меньшинство, но они есть. А где такие люди с их стороны? Я не вижу возмущенных крымских диссидентов из лагеря «Русской весны», которые говорили бы о необходимости диалога между нами. Сочувствовали незаконно осужденным. Защищали бы крымских татар. Или хотя бы признавали, что эти проблемы есть.
Причины нашей взаимной ненависти не только беспочвенные стереотипы, навязанные пропагандой, – они имеют под собой реальные основания, это правда. Но ведь правда и то, что это не про «Процветание в единстве». И тут возникает вопрос, можно ли вернуть Крым, ненавидя большУю часть крымчан? Ведь если говорить честно – их действительно было много. Ничтожная их часть выходила на митинги, несоизмеримо большая сидела у телевизоров и радостно ждала.
Мне кажется, вероятность, что, не прекратив ненавидеть, Крым мы не вернем, очень высока
Решение политических задач – очень циничная штука. А вырвать Крым из натруженных от постоянного нажатия на курок лап России – это, без сомнения, политическая задача. И поэтому я склонен считать, что если для того, чтобы вернуть полуостров, необязательно перестать ненавидеть – то можно и не переставать. Вернем, а потом разберемся. Но мне кажется, вероятность, что, не прекратив ненавидеть, Крым мы не вернем, очень высока. Честно говоря, я не знаю ответа на этот вопрос. Тем более я не знаю, как начать прощать, разговаривать и сделать реальностью призыв нашего крымского грифона. Я вам предлагаю подумать самим. Может, вы знаете, надо ли? Может, вы даже знаете, как?
А маме я сказал, что приеду сразу же, как в России сменится власть. Может, там, на месте, будет легче разобраться.
Денис Мацола, крымчанин, политолог, социальный активист
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции