Айше Умерова: «Репрессии в Крыму – это проблема всей Украины»

Защитники крымских узников озвучили идею создании Фонда помощи политзаключенным. Инициаторы утверждают, что столкнулись с безразличием людей, громко заявляющих о своих усилиях по поддержке политических узников. При этом уже самих адвокатов обвиняют в экстремизме. Можно ли преодолеть проблему путем создания фонда и чем еще будет заниматься новая организация? Об этом говорим с дочерью Ильми Умерова – Айше Умеровой и российским адвокатом Марком Фейгиным.

По данным МИД Украины, в заключении на территории России находится 12 украинцев, на территории Крыма – 16. Правозащитники заявляют о преследовании на полуострове независимых журналистов, крымскотатарских и проукраинских активистов, и не раз призывали Кремль прекратить нарушения прав человека. Москва и российские власти Крыма репрессии отрицают. О давлении за профессиональную деятельность в Крыму заявили и адвокаты, среди них – Эмиль Курбединов, один из защитников севастопольцев, проходящих по делу Хизб ут-Тахрир. Дочь замглавы Меджлиса Ильми Умерова, Айше Умерова, считает, что уже сами юристы, ведущие политические дела, нуждаются в защите. Она предлагает создать комитет адвокатов крымских политзаключеных.

Кто защитит крымских защитников? Зачем объединяются адвокаты политзаключенных

– Айше, вы проводите в Киеве много времени. Приезжаете ли вы сюда или же уже возвращаетесь?

Умерова: Возвращаемся мы только в Крым. В Киев просто приезжаем по делам.

– Не боитесь ли вы показываться на территории Крыма? Ведь вы можете быть следующей, кого обвинят в экстремистских высказываниях.

Умерова: Риски есть. Но, как говорят наши адвокаты, будем решать проблемы по мере поступления, ведь предугадать действия крымских властей мы не можем. У меня не то воспитание, чтобы перестраховываться и отойти от деятельности, которую веду.

Айше Умерова

– Вы были в Бахчисарае, где в психиатрической клинике удерживали вашего отца. Как выглядит карательная психиатрия в Крыму?

Умерова: Начнем с того, что помещение отца в больницу было незаконно даже с точки зрения российского законодательства. Решение суда было принято 11 августа и объявлено после того, как папу госпитализировали с гипертоническим кризом в кардиологию одной из городских больниц. Судья продолжила заседание без обвиняемого. Была оговорка, что решение можно обжаловать в течение трех дней – что и сделали наши адвокаты. Но апелляция не была рассмотрена, и через неделю, под давлением следствия и сотрудников ФСБ, врачи больницы выписали отца, и его незаконно перевели в психиатрию. Апелляция была рассмотрена через неделю после того, как его выпустили, 13 сентября.

– Две главные проблемы защитников крымских политзаключенных – давление на них и потребность в деньгах на проезд, проживание и гонорары. О каких суммах идет речь?

Умерова: Внесу ясность. Я не была инициатором создания комитета и включилась в процесс не так давно – когда стала активно заниматься делом отца. Идею еще до того адвокаты обсуждали с руководством Меджлиса, чтобы деятельность велась централизованно, из Киева. Что касается давления на адвокатов, есть угрозы уголовными делами Николаю Полозову, были попытки запретить Марку Фейгину выезд из России, многочисленные угрозы и предупреждения Эмилю Курбединову. Так что идея создания единого координационного центра, который занимался бы этими проблемами, родилась сама собой. Сейчас мы собираем информацию и определяем нужную сумму, чтобы обращаться в какие-то инстанции с просьбой о финансировании.

– С нами на связи адвокат Марк Фейгин. Марк, как возникла ситуация, когда защита нужна защитникам?

Фейгин: Политика репрессий включает разные способы давления. И если в деле участвует несговорчивый независимый адвокат, давление на него – тоже способ достижения цели. Чтобы в Крыму не шумели и политика Кремля реализовалась окончательно, чтобы прекратить всякое возмущение и нелояльное поведение.

– Может ли что-то дать обращение к адвокатским палатам, управлению российского адвокатского сообщества? Примут ли эти люди вашу сторону?

Фейгин: Палата – корпоративный орган, призванный защищать и поддерживать адвокатов. Однако некоторые палаты содействуют власти. Некоторые действительно помогают адвокатам – в частности, в московской палате. Но проблема есть.

Марк Фейгин

– Экс-прокурор Крыма Наталья Поклонская утверждает, что никакой политики в подобных делах нет. Что вы об этом думаете?

Фейгин: Дела, которые расследуют в Крыму, имеют все признаки политических, они во многом связаны с давлением на бывших граждан Украины, людей, законным образом осуществлявших политическую деятельность на территории Крыма в период, когда она была полностью разрешена. Например, Хизб ут-Тахрир. В Украине организация была легальной, религиозной, а не политической. С оккупацией Крыма эта организация, запрещенная в России, стала незаконной, и людей начали преследовать. Разве это не политика? Не говорю уж о Меджлисе. Запрет Меджлиса – однозначно политическое дело. Но Поклонская, конечно, будет повторять свою мантру об отсутствии политики, дабы оправдать все эти преследования.

– Айше, Меджлис запрещен в Крыму, и очень многие люди, представляющие его, могут пострадать. Есть ли у вас данные, о каком количестве людей идет речь?

Умерова: Как минимум две с половиной тысячи человек, которые напрямую являются членами меджлисов разных уровней. Все эти люди были избраны демократическим путем. И каждый крымский татарин так или иначе имеет к этому отношение. Запрет Меджлиса, по сути, приравнивается к запрету всего крымскотатарского народа, его системы внутренней демократии. Мы ожидаем усиления репрессий. Еще вчера самых активных членов Меджлиса, в частности Али Хмзина, вызвали в Центр по противодействию экстремизму «МВД по Республике Крым», выдвинули обвинение и назначили символический штраф. Все это не дожидаясь решения суда.

– Кто готов включиться в процесс создания Фонда помощи крымским политзаключенным?

​Умерова: Мы уже начали переговоры с различными организациями, в частности, правозащитными. Вчера у нас была встреча с руководством украинского Freedom House, они готовы поддержать инициативу. Также запланирован ряд встреч с фондами. Суммы большие, политзаключенных много, и вряд ли мы обойдемся одним источником финансирования.

– Есть ли поддержка со стороны украинского правительства, либо же это скорее гражданская инициатива?

Умерова: Мы были бы рады государственной поддержке. Речь идет о политических делах, люди страдают за отстаивание своей прогосударственной позиции, норм международного права, наглым образом попранных в 2014 году. Это не проблема семей репрессированных, это проблема государства, и мы считаем, что оно должно ею заниматься. Мы будем вести переговоры, чтобы государство включилось в процесс, однако более рассчитываем на международные организации.

– Марк, возможна ли финансовая поддержка от простых граждан – например, краудфандинг? Или вы тоже больше рассчитываете на международные институции?

​Фейгин: Я очень рад, что мои коллеги включились в этот процесс, и заинтересованность в том, чтобы такая структура работала, огромна. Пока это только инициатива, и слава Богу, что ее начали обсуждать. Иначе проблему продолжали бы решать абсолютно недейственными методами, когда кто-то помогает частным образом, денег не хватает, а потребности растут. У моих коллег было дело, когда правоохранители, зная о нехватке денег, увеличивали количество бессмысленных процессуальных действий, за которые нужно было платить. При этом заморозили счета всех родственников, включив человека в список экстремистов. Это взятие защиты на измор. Так что Фонд помощи политзаключенным должен быть общественным, туда должны входить как адвокаты и правозащитники, так и родственники, и отдельные обвиняемые. Они и должны определять, какие деньги и как собираются и распределяются. По возможности – публично. В России юридически полноценно такой фонд функционировать не может. Как только он будет создан, счет тут же заблокируют. Так что нам бы хотелось, чтобы появились конкретные спонсоры. Краудфандинг – идея хорошая, но в России почти не работает. Она возможна разве что в Украине или где-то еще.

– Айше, как вы собираетесь вовлекать людей в создание фонда?

Умерова: Мы будем использовать различные площадки, личные контакты, встречи, переговоры. Персональный подход к потенциальным участникам и донорам. Вопрос срочный: чем скорее удастся реализовать проект, тем лучше. Но процесс сложный, и я пока не могу говорить о конкретных сроках.