Массовая гибель крымских татар, ужас выселения и голод в изгнании – как жуткий сон вспоминает Зейнеп Джаппарова депортацию крымских татар из Крыма в 1944 году.
86-летняя Зейнеп-ханум рассказала Крым.Реалии, что так и не может спокойно смотреть на товарные вагоны, которые напоминают ей дорогу в Узбекистан, затянувшуюся на 22 дня и забравшую ее родных: кто умер, с кем-то были разлучены и никогда не увиделись вновь.
«Не дай Бог кому такой жизни», – тяжело вздыхает она о своих потерях.
Зейнеп Джаппарову, в девичестве Сейтаблаеву, вывозили из Бахчисарайского района с матерью и братом, солдаты запретили ее родной тетке, двоюродным сестре и брату ехать в одном вагоне с ними. На какой-то из станций вагоны поменяли, и приехав в Узбекистан, Сейтаблаевы так и не смогли отыскать своих родственников.
Она с гордостью и удовольствием вспоминает, что все-таки смогла вернуться и 30 лет пожить на родине. После смерти супруга брат забрал ее в Новоалексеевку, где она теперь и пребывает.
– В пять часов нас из дома выгнали. Голые, босые, ничего не брали.
В пять часов нас из дома выгнали. Голые, босые, ничего не брали. Из дома ничего не могли забрать. Ничего!
Из дома ничего не могли забрать. Ничего! В пять часов утра пришли с автоматами. Думала, пойду домой, хоть кружечку возьму. Кругом закрыто было. Не пускали домой.
Товарным поездом нас увезли из Крыма. Мама молодая, отца не было. Мне было 14 лет, дедушке – 85, братишке – 6.
Ехали – голодали. Кричали. Кипятили нам пшено в ведре, давали есть. Ни ложки, ни чашки. Голодали. Столько людей осталось... В поезде много умирали. Закрывали и двери, и окна, много старых людей умерло, дети умирали.
Дедушка плакал всю дорогу. Говорил: дети, терпите.
Детей рожали, а замотать – тряпки нет. Ехали 22 суток. Все этими глазами видела. Ни кушать, ни денег не было. Вши завелись.
Сестру потеряли мы. Мамина сестра, Зулейха Кишвединова, попала в другой вагон. С двумя детьми, девочка Фатима и мальчик Эскендер. Солдаты не пустили ее. Какая–то станция была, вагоны меняли. И так ехали. Потом привезли в Узбекистан – а сестры нету! Сколько искали, так и не нашли их. И до сих пор.
Фото из семейного архива
А муж ее воевал. Когда он вернулся, искал семью свою. Ни матери, ни жены, ни детей. Долго не жил, умер.
Не дай Бог кому такой жизни. Сейчас все как во сне вспоминаю.
Попали в город Беговат в Узбекистане. Там канал делали заключенные. Заключенных убрали, и нас как раз привезли в эти землянки. Ни матрасов, ничего, на топчанах спали.
Год жили в землянке, умирали бабушки, дедушки, много детей умирало. Ночью хоронили, а собаки растаскивали мертвых...
Год жили в землянке, умирали бабушки, дедушки, много детей умирало. Ночью хоронили, а собаки растаскивали мертвых...
Ночью привезли в эти землянки. А пить хочется – воды нет. И тут маленький бассейнчик, вроде с водой. Ночью пошли, воду брали, пили. А утром посмотрели — вот такие (показывает) волосы были в этой воде.
В этом погребе и дедушка мой умер. Завернуть не во что было.
Потом нас целым эшелоном увезли в Таджикистан, в город Душанбе.
Поезд ходил до Душанбе. А оттуда – в другой город. На машинах, которые возят гравий. Кто умирал – выбрасывали на дорогу.
Там жила семнадцать лет. Мы так голодали! Ели мясо мертвых лошадей, ни соли, ни сковородки не было. Мама нашла железочку, отбила мясо это, говорит, кушайте, вкусное. Не ели. Иногда ели. До того голодали, до того голодали...
На хлопок гнали, снег был, босиком. Мама из двух тряпочек тапочки сделала – вот так и ходила
На хлопок гнали, снег был, босиком. Мама из двух тряпочек тапочки сделала – вот так и ходила.
Вышла замуж в восемнадцать лет. В субботу-воскресение не пошла хлопок цапать. А каждый понедельник комендант проверял, никто ли не убежал. Бригадир сказал ему, что я не работала два дня. Решили отправить в тюрьму. За двадцать километров, он на лошади, а я пешком. Говорит: вперед. Взяли еще одну девушку. Меня на пять суток посадили.
А потом уже работали в совхозах, пшеницу сеяли, рис.
...В семьдесят девятом году я вернулась на свою родину! Жила в Ленинском районе. Тридцать лет. Когда мой дед умер, так брат привез меня сюда, в Новоалексеевку.
А деревня моя теперь называется Голубинка, недалеко от Бахчисарая. Там до сих пор отцовский дом стоит.
Родительский дом в Бахчисарайском районе