(Крым.Реалии продолжают публиковать воспоминания Геннадия Афанасьева о том, что происходило с ним во время задержания российскими спецслужбами в Крыму и о последующем заключении в России. Другие блоги автора читайте здесь).
Не успели меня завести внутрь следственного изолятора, как началось... Сразу клетка. У меня отобрали все вещи. Обыскивали. В камере находилось два местных охранника и три конвоира. Все копались в моих вещах, читали письма и открытки, дневник, бумаги по делу, смотрели личные фотографии, присланные мне родственниками... В тюрьме нет частной жизни, но каждый раз снова лезут в личное ‒ это очень неприятно и даже больше, ‒ это противно. Видели бы вы, с каким удовольствием они шуршали по моему баулу, будто там скрыт для них подарок на Рождество...
Чуть позже в камеру зашла женщина-врач лет сорока пяти в коротеньком белом халате и с белым кружевом на чулках. Она села на стул в трех метрах от меня и властным тоном сказала ‒ «раздевайся». Конечно, я снял верхнюю одежду для того, чтобы показать ей свои страшные рубцы на собственной шкуре. Она очень неохотно встала, подошла и грязными руками начала тыкать в заживления. Я сразу сделал ей замечание, что врач как минимум должен надеть перчатки, потому что может занести в кровавую рану какое-то новое заражение... Видели бы вы, как это ее взбесило. Аж трястись начала. Она вновь вольготно уселась, и начала показательно, пренебрежительно, еще и перед охранниками командовать: «Раздевайся полностью!».
Я был вынужден вежливо рассказать женщине, куда ей надо пойти, чтобы получить образование в соответствии с полномочиями, которые она пытается применять в отношении меня...
Да, я снял с себя штаны, потому что это стандартная процедура для исследования побоев, но сразу после этого получил еще одну команду: «Сними быстренько и выверни носки». В этот момент я остановился... Где вы видели, чтобы врач носки просил выворачивать? Это было чистое издевательство с ее стороны перед ее коллегами. Я был вынужден вежливо рассказать женщине, куда ей надо пойти, чтобы получить образование в соответствии с полномочиями, которые она пытается применять в отношении меня... Конечно, это подействовало на нее, как красный флаг на бычка. Конечно, на этом издевательства не закончились, потому что, видимо, врачу очень хотелось отомстить, и она перед многими охранниками и двумя камерами наблюдения начала приказывать снять еще и нижнее белье. Я хорошо помню, как она сидела с улыбкой, закинув ногу на ногу и водя носком туфельки из стороны в сторону...
Пользуясь своими законными правами, всегда можно дать хороший ответ на беспредел, творящийся вокруг. И такой, от которого слезы появляются на лице... Раздеть меня они могли только силой. Но для каждого из них это могло грозить неприятными последствиями. Потому что правда была на моей стороне, и каждый из присутствующих это осознавал...
Эта химера не назначила моим воспалениям никакого лечения, не выслушала никаких других жалоб, просто развернулась и ушла, ругаясь по дороге. Наконец-то... Но это только первый эпизод ласковой встречи в месте, где уже я отсидел более одного года и четырех месяцев.
Реакция на события конвоиров и охранников была соответствующая. Уже никто не скрывал оскала разъяренных хищников. Они стремились наказать меня. Но все они в действительности могли только забрать все мои личные вещи, ‒ бумаги по делу, ручки, конверты, гигиенические приборы и даже крестик с шеи...
Начались угрозы, запугивания: «Ты еще не понял, куда попал? Еще ничего не получал наверное? Понимаешь, что можешь случайно с лестницы упасть? Ну, мы тебя проучим». Но мне было совсем не страшно. Они выглядели смешными. Что в действительности они могли сделать? Толкнуть меня на лестнице в спину? Так я только этого и хотел. Это же такой хороший повод для судебного разбирательства с Российской Федерацией по поводу нарушений прав человека и международного законодательства.
В «Лефортово» никто не спорит. В «Лефортово» все выполняют приказы
Повели в баню. В «Лефортово» после нее одевают в свою робу. Лично мне очень знакомую... Конечно, ее принесли размеров не менее чем на пять больше, и еще всю грязную и рваную. Даже кем-то использованное нижнее белье нашли и принесли... Надевать такое ‒ это переступить через свое собственное достоинство. Но я предвидел такое развитие событий еще в автозаке. Решение было простое ‒ это раздеться до гола и сказать, что так и пойду в камеру, но это тряпье я не надену. Шум начался невероятный, потому что в «Лефортово» никто не спорит. В «Лефортово» все выполняют приказы. Но я не только что попал в тюрьму, чтобы подчиняться правилам системы подавления. Я из ЕПКТ. Хуже мало что может произойти. Школа сиденья с «бродягами» и различными другими криминальными авторитетами дала о себе знать... Может, тюремные надзиратели это поняли, и все же что-то более менее, конечно, не по размеру, но нашли. И более того, случайно, даже чистое белье нашлась. Понимая, что я больше ничего не выиграю в этой ситуации, пришлось согласиться и на это.
По дороге к камере я начал кричать, выкрикивая свои личные данные в тюремном мире, надеясь, что кто-то из моих ребят тоже есть в Лефортово и сможет понять, что они больше не сами... Наверное, до меня в этом следственном изоляторе еще никто не кричал, ибо охранники были настолько удивлены и испуганы, что начали бить меня и толкать об стену. Сбежалось все дежурившее руководство. От них я услышал такое множество угроз, мама родная... На что я ответил только одно: «Из-за опасности для моей жизни и многочисленных угроз, прошу сохранить видеозапись с камер видеонаблюдения, и я сажусь на бессрочную голодовку до прибытия в следственный изолятор моего адвоката или наблюдательной комиссии».
Такие слова творят чудеса. Лицо палачей меняется мгновенно и они начинают петь совсем другую песню ‒ о том, что мы не поняли друг друга и о том, что нужно все забыть и начать все сначала.
Пути назад уже не было. Голодовка. Опять проклятая голодовка, к которой был совсем не готов, потому что организм и так был уже совсем истощен от всех предыдущих испытаний. Мой вес составлял шестьдесят три килограмма из бывших восьмидесятые пяти. Воды в камере не было. Только из крана. Приходилось пить грязную московскую воду. Без воды никак не выжить. Реакции на голодание не было.
Могли только пугать меня штрафным изолятором. А что мне тот изолятор? Я в нем прожил столько времени, что смотрел на это, как на возвращение в родной дом
Шел день за днем. Сон в подвале дал о себе знать, и я очень сильно заболел. Меня трясло от холода. На прогулку я не ходил, потому что был не в силах. В «Лефортово» прогулка ‒ это необходимое для выполнения мероприятие, но заставить меня они не могли. Могли только пугать меня штрафным изолятором. А что мне тот изолятор? Я в нем прожил столько времени, что смотрел на это, как на возвращение в родной дом.
Однажды во время ходьбы по камере меня пошатнуло, и я упал, разбив себе всю голову о шкаф. Была такая полоса посреди лица. Я понял, что нужен врач. Начал бить в дверь. Пришел охранник, посмотрел на меня и сказал: «Что, ломка?». Пообещал вызвать врача, которого я ждал два дня, но все же он пришел. Мне сказали, что при голодании никакое лечение невозможно, но все же лекарства дали. Я наглотался таблеток, и у меня начались спазмы в желудке. Сплошной кошмар. Бесконечные испытания... Боже, как я тогда устал, и как я жаждал борьбы...
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции