Эта война помогла многим выпустить из бутылки джинна ненависти.
Осенью 2014-го я говорила с «военным» с этой стороны конфликта. Вполне вменяемо он говорил, рассказывая о себе: работал где-то в России, имел какой-то свой мини-бизнес, типа, столярного. А потом узнал о войне и поехал воевать, потому что захотелось.
Сказал именно так: «Хотел повоевать, пострелять»
Может, были ещё какие-то мотивы, но он мне их не озвучил. Я имею в виду, что, может быть, он кого-то от кого-то хотел защищать или хотел защищать свои идеи. Может, но мне он об этом не сказал. Сказал именно так: «Хотел повоевать, пострелять». Наверное, кое-кто из мужчин вполне поймёт этот мотив. За всю жизнь у человека может не представиться случая это желание реализовать, а тут такая возможность.
И мне бы спокойно слушать, но я ведь тоже участник этой войны! Житель той территории, на которой она идёт. И от того, что чьи-то желания реализуются здесь, на моей земле, мне вовсе не весело.
Уезжали с привкусом разочарования, но воспоминаниями надолго. Как тур в сафари-парк
Ещё случай той же осени. Тоже приезжий с мотивом повоевать: «Я взял с собой свой мачете, думал, пригодится». Потом они оба уехали с разрывом в полгода. Кроме непосредственного участия в боевых действиях была куча ещё всего – обязанности, служба, рутина, командиры. А это не вписывалось в ту слаженную картинку, с которой сюда ехали. Уезжали с привкусом разочарования, но воспоминаниями надолго. Как тур в сафари-парк. Жуть, как обидно быть массовкой в этом блокбастере, в котором главные герои реализуют свои собственные сценарии. Уйти бы, а не выходит.
Есть такой пласт людей, которые стремились противостоять переменам именно так – ходить на работу, делать своё дело, не участвовать в разговорах о войне
Медсёстры безостановочно говорили о военных событиях – говорили между собой и по телефону. Они были на грани важных решений – уезжать или оставаться
Я часто слышу фразу «Почему именно нам так не повезло?» И говорят их те, кто привычно работает всю жизнь, работал тем летом. Те, кто жил своей жизнью ровно столько, насколько это было возможно. Помните, ту сценку из «Титаника», когда мать читает детям в каюте сказку, когда все в панике бегают по кораблю, спасаясь? Есть такой пласт людей, которые стремились, насколько это было возможно, противостоять переменам именно так – ходить на работу, делать своё дело, не участвовать в разговорах о войне. У них что-нибудь вышло? Может, сохранить только себе нервы на какое-то время.
Хотя от того, что кто-то привычно делал свою работу, было спокойно. Мы попали с сыном в середине июля 2014-го в детскую больницу. Это было начало всего. Мы ехали в «скорой» и на одном перекрёстке нашу машину остановил автоматчик для досмотра. В больнице было удивительно пусто. В 13:00 жизнь замирала – уходили все, кроме дежурящего медперсонала. В отделение на тридцать коек нас было четверо – две мамы и двое малышей. Медсёстры безостановочно говорили о военных событиях – говорили между собой и по телефону. Мы мешали им, мы были фоном всего происходящего. Они были на грани важных решений – уезжать или оставаться.
Мы выскакивали в коридор, если сильно стреляли, то интуитивно прижимались к стене лицом, закрывая детей
Я нервничала – с температурой у сына началась аллергия на препараты, расстройство от их количества, ночные судороги. Как с утра сказал врач – «от избытка впечатлений, это бывает в этом возрасте». И знаете, она меня успокоила. Сейчас я думаю, что наше пребывание в больнице тогда не было таким уж ужасным – ещё работала круглосуточная аптека, были свет и вода, были кое-какие врачи. Стреляли. Дрожали стёкла, заклеенные крест-накрест. И в этой палате было никуда не спрятаться – окно было на всю стену, а из мебели только кровати и тумбочки. Днём было жарко, страшно, тоскливо. Мы выскакивали в коридор, если сильно стреляли, то интуитивно прижимались к стене лицом, закрывая детей. Я и горбатая мама с новорожденной девочкой – странные пациенты этой пустой больницы.
Очень многие пришли к тому, что о войне лучше не говорить совсем, вообще, ничего. Как бы вычёркивая своё в ней участие, даже такое – в массовке
Хорошо, всё-таки, что люди привычно делали свою работу тогда и продолжают её делать потому, что именно они – были маяками для многих. От того, что кто-то был на своём месте, было спокойно. Было спокойно от того, что кто-то сохраняет самообладание, держит себя в руках. И ещё очень радовало то, что после, когда появилась связь, знакомые оказывались в городе. Это было гарантией жизни, и это чертовски успокаивало. Иногда лучше любых слов успокаивала случайная встреча в транспорте, когда твой мало-мальски знакомый делал вид, что ничего не происходит и всё вполне в порядке. Хотя очень многие пришли к тому, что о войне лучше не говорить совсем, вообще, ничего. Как бы вычёркивая своё в ней участие, даже такое – в массовке.
Люди оказывались случайными свидетелями и участниками грабежей, мародёрства, равнодушия. И оказывалось, что выбор брать чужое – оптимальный
А если говорить о ненависти, которую выпустили на волю, то кроме неё из этого ящика Пандоры вышли зависть, злость, стяжательство, сдерживаемые законами и порядком раньше. Люди оказывались случайными свидетелями и участниками грабежей, мародёрства, равнодушия. И оказывалось, что выбор брать чужое – оптимальный. Я слышала пару разговоров молодёжи о том, что «Жаль, не повезло поучаствовать в грабеже «Эпицентра» – мне столько всего нужно» и «А тебе удалось украсть что-то тем летом?» И это вполне серьёзно, с подробностями и примерами о тех, кто смог обогатиться. Человек жил, сдерживаемый законами, а потом оказался в зоне безвластия, теряя голову и контроль над собой.
Я случайно узнала барышню, которую задержали за то, что она бродила где-то на линии соприкосновения. Молодая девушка, чуть не от мира сего. Невзрачная, серенькая. Ничего вменяемого о своих мотивах она сказать не смогла – просто «гуляла» там, где стреляли. Заподозрили, что наводчица. Задержали. В качестве меры пресечения избрали содержание в одном из «военных» объектов и работу подсобницей на кухне. Она мыла посуду месяца три. Молчаливая, безропотная, пожимала плечами, если спрашивали, как она оказалась в этой истории. Ела после всех. А иногда приезжали проведать её родители – привозили гостинцы. И, знаете, после окончания этого срока она попросилась остаться там «служить». Также, пожимая плечами, ничего толком не способная объяснить. «Привыкла… хочу».
Лучшее побуждает лучшее. Нам постоянно крутят добрые советские фильмы по телевизору и песни тех ещё лет по местному радио. Мы ностальгируем и улыбаемся. Мы возделываем огороды и ходим на работу, продолжая делать свою работу, как и тем летом. И ещё делать вид, что всё нормально, что жизнь налаживается. Но пусть этот ящик Пандоры закроется вместе со страхом, который мы все пережили.
Яна Викторова, преподаватель, город Луганск
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Перепечатка из рубрики «Листи з окупованого Донбасу» Радіо Свобода