Глава Amnesty International Россия: С правами человека в Крыму не так плохо, как на Ближнем Востоке

Проблема соблюдения прав человека в Крыму остается одной из основных тем международной общественно-политической повестки. Независимые международные правозащитные организации неоднократно выражали беспокойство ситуацией с нарушениями прав человека на территории полуострова. О правозащитных исследованиях, мониторинге и контроле за соблюдением прав человека в Крыму Крым.Реалии рассказал директор московского офиса Amnesty International Сергеем Никитиным.

–​ В первую очередь, я хотел бы попросить Вас тезисно охарактеризовать ситуацию с правами человека в Крыму. Меня интересуют как Ваши личные наблюдения, так и какие-то данные, которые собраны в результате мониторинга Amnesty International.

– Во-первых, следует сказать, что мониторинг ситуации с правами человека в Крыму проводится не московским офисом. Эта область работы офиса Amnesty International, который расположен в городе Киеве. Соответственно, все, что происходит в Крыму, становится известным, в первую очередь, нашим киевским коллегам, и именно они реагируют на происходящие события посредством либо акций срочной помощи, либо каких-то заявлений, пресс-релизов и так далее. Тем не менее, лично я принимал участие в поездке в Крым. Это было, если не ошибаюсь, в феврале 2015 года. Я со своим коллегой из киевского офиса провел в Крыму почти неделю. Результатом этого визита стал брифинг, который называется: «Год спустя: свободы выражения мнений, свободы собраний и объединений в Крыму» (соответствующий доклад был оформлен киевским бюро AI 24 марта 2015 года – КР). Это своеобразный снимок того, что было отмечено на февраль прошлого года. Очевидно, что с того времени многое изменилось, много воды утекло, но общая картина сегодня, в принципе, аналогична той, которая была отмечена в прошлом году. Одной из основных проблем являются похищения людей. В основном речь идет о лицах крымскотатарской национальности. Существует проблема безнаказанности, то есть фактические власти Крыма не могут эффективно расследовать эти похищения, а люди, которые причастны к этим преступлениям, так и не предстали перед судом. Также имеет место проблема свободы высказываний – пресса принуждается к молчанию. И если в начале 2015 года мы встречались с журналистами крымскотатарского телеканала ATR, то сегодня ATR не существует, они вынуждены были закрыться. Точнее они существуют, но не на территории Крыма (телеканал закрылся 1 апреля 2015 года после нескольких неудачных попыток получить российскую лицензию; позже канал возобновил вещание в Киеве – КР). Для ликвидации независимых средств массовой информации активно использовались административные процедуры. Что, впрочем, является характерным инструментом для российских правоохранительных органов и для властей в Российской Федерации. По сей день остается актуальной, а, возможно, даже и ухудшилась проблема свободы мирных собраний: продолжают ограничиваться традиционные собрания крымскотатарского народа, выражение какого-либо протеста запрещается, проведение любых правозащитных мероприятий стало практически невозможным. Право на свободу объединений также было поставлено под угрозу. Фактически произошел массовый исход из Крыма независимых неправительственных организаций, усилилось запугивание членов Меджлиса крымских татар, а после признания его крымским судом экстремистской организацией мы сделали заявление, которое было озаглавлено: «Крым: предложение об упразднении меджлиса – кульминация репрессий против крымских татар».

Что еще хотелось бы сказать: тот документ, изданный нами в 2015 году, заканчивался, как это традиционно бывает с документами Amnesty International, рекомендациями. Эти рекомендации были обращены к де-факто властям Крыма, а также адресовались международному сообществу. Мы уже тогда выражали серьезные опасения касательно соблюдения прав человека на полуострове, эти проблемы остаются актуальными по сей день.

–​ Скажите, не стал ли Ваш визит на территорию Крыма, а также регулярно публикуемые отчеты и заявления предпосылкой для какой-то реакции местных властей? Была ли у Amnesty International с ними некая обратная связь?

– В Крыму мы встречались с уполномоченным по правам человека Людмилой Лубиной. На этой встрече мы говорили о проблемах крымских татар и в качестве примера привели наши попытки посетить суд над Ахтемом Чийгозом (заместителем председателя меджлиса крымских татар – КР). Мы пришли к зданию суда ко времени начала заседания, однако довольно циничным образом был организован «недопуск» публики в зал заседаний. Оно было назначено на 18:00, при этом охрана не пускала людей по причине того, что суд якобы работает до 18:00. На справедливый вопрос, является ли суд публичным, – охранник ответил утвердительно, в то же время заявив, что нас не пустят, потому что суд закрыт. Кроме того, мы обратили внимание Лубиной на исчезновения представителей крымскотатарского народа, но на это нам был выдвинут весьма расхожий в местной среде контраргумент, мол, исчезновений произошло много, а вы заботитесь только о крымских татарах. При этом, насколько я помню, Лубина предложила какую-то цифру в несколько сотен человек. По ее словам, именно такое количество человек за год исчезло в Крыму, что вызвало некоторое удивление с моей стороны, потому что если у вас исчезает по человеку в день, то чем, в таком случае, занимаются правоохранительные органы Крыма. Опять же стоит сказать, что эта беседа проходила в неофициальном формате и все вышеперечисленные факты нам были предоставлены устно, поэтому ни о каких последствиях этой встречи говорить не приходится.

Я отмечаю тот факт, что наличие уполномоченного по правам человека в Крыму представителями крымскотатарского народа игнорируется. То есть, насколько я понимаю, они к ней не обращались, что, с моей точки зрения, неправильно. Это то, о чем я говорил и крымским татарам, и многим другим людям, которые являются жертвами нарушений прав человека, однако их скепсис основывался на том, что они к Лубиной не ощущают доверия. В целом, это давняя проблема, когда люди не идут к представителям власти, поскольку они им не доверяют.

Мы также пытались организовать встречу в прокуратуре Республики Крым, куда мы пришли в явочном порядке и просили о встрече с кем-то из представителей органа, на что нам опять-таки был выдан отказ по формальным причинам. Нам предложили изложить все интересующие нас вопросы в письменном виде, мы хотели передать их на бумаге, однако нам порекомендовали сделать это посредством электронной почты. Мы сделали это позже, когда покинули Крым, а ответ прокуратуры представлял собой обычную отписку, в которой по существу никаких ответов предоставлено не было.

Вместе с тем, мне представляется важным, что запросы в органы власти от Amnesty International продолжают идти. Таким образом, крымская власть понимает, что имеет место пристальное внимание со стороны правозащитного сообщества, со стороны таких известных независимых организаций, какой является Amnesty International. Все материалы, собранные нами в Крыму, были переданы мною Элле Панфиловой, которая на тот момент занимала должность российского омбудсмена. Во время личной встречи с Эллой Александровной я подробно рассказал о своем визите в Крым.

–​ То, что вы описали, это ситуативные контакты, соответственно, насколько я понимаю, перманентных контактов с крымской властью Amnesty International не поддерживает…

– Нет, не поддерживаем. Но опять же, я повторюсь, работа с Крымом остается в компетенции наших киевских коллег.

–​ Вот тут возникает следующий вопрос: Вам не кажется, что, поскольку в Крыму в настоящее время действуют российские законы, работают российские органы государственной вертикали, правозащитная работа была бы эффективней, если бы ей занималось московское бюро Amnesty International?

– Это вопрос непростой, поскольку для нас, для Amnesty International, с точки зрения международного права, власти, которые в настоящее время существуют в Крыму, являются «де-факто властями», которые, конечно, должны обеспечивать соблюдение прав человека. Но если бы мы начали работать по Крыму, то косвенно бы признали факт аннексии Крыма Россией легитимным.

–​ Скажите, а насколько перечисленные проблемы нарушений прав человека характерны для российских регионов? Хотя бы для самых «сложных» в этой части, например, для Чеченской республики или для Башкортостана?

– На самом деле те проблемы, которые сегодня актуальны для Крыма, характерны для всей страны. Везде есть какие-то свои особенности. Понятно, что в Крыму этой «особенностью» является крымскотатарское население. Давление фактических крымских властей на представителей крымскотатарского народа, которое я уже упоминал, очевидно. В этом и заключается своя крымская специфика. А общая, универсальная ситуация заключается в невозможности провести какое-то общественно значимое публичное мероприятие. Свобода мирных собраний – она, так сказать, избирательная. Для одной группы населения она работает, а для другой чинятся различные препятствия. Но такая ситуация характерна и, например, для Москвы. Достаточно вспомнить ситуацию, когда людям не давали провести публичное мероприятие в память о 25-летии августовского путча, загоняя на опушку лесопарка «Сокольники». И это проблема всей России – попытка выдавить активистов, выдавить гражданское общество, все силы, независимые от Кремля. Попытка загнать их на опушку леса.

–​ На протяжении последнего времени активно поднимается вопрос о необходимости присутствия в Крыму мониторинговых групп представителей независимых правозащитных организаций. Предполагается, что это должны быть международные группы. Скажите, по Вашему мнению, существует ли сейчас такая необходимость и насколько эта идея реализуема на практике?

– Я не готов сейчас ответить, является ли эта идея реализуемой на практике, однако на полуострове, по моему мнению, складывается очевидная тенденция, когда на любые правозащитные инициативы следует неприветливая реакция. Достаточно вспомнить попытки навесить на Полевую миссию по правам человека в Крыму клеймо нежелательной организации (была признана таковой 16 июля 2015 года – КР). Тогда, как вы помните, никакие доводы о том, что эта организация не является иностранной, не брались в расчет. Я сейчас не могу сказать, есть ли необходимость в постоянном присутствии на территории Крыма каких-то международных организаций, поскольку это решение должно приниматься каждой организацией отдельно. В то же время наблюдение за состоянием ситуации с правами человека мне представляется весьма корректной и цивилизованной процедурой. Это то, чем, в частности, и занимается Amnesty International практически во всех странах мира. Ведь мы критикуем за нарушения прав человека власти всех стран: и Российской Федерации, и Соединенных Штатов, и Австралии, и Германии, и стран Африки. Поэтому, как мне кажется, де-факто власти Крыма, если бы хотели продемонстрировать, что на этой территории с правами человека все в порядке, должны были бы приветствовать присутствие на полуострове представителей каких-то независимых международных правозащитных организаций и помогать им при необходимости. Еще хочется отметить, что те наши исследователи, которые проводят длительный мониторинг ситуации с правами человека, находятся, зачастую, в тех местах, где происходят вопиющие нарушения прав человека: это конфликт в Сирии, это конфликт в отношении беженцев. Что касается Крыма, то тут, к счастью, дела обстоят не до такой степени трагически, как в странах Ближнего Востока.

–​ В конце мая нынешнего года Amnesty International запустила подписную кампанию на имя Натальи Поклонской с требованием расследовать исчезновение крымскотатарского активиста, делегата Всемирного конгресса крымских татар Эрвина Ибрагимова. В письме, которое предлагалось отправить в крымскую прокуратуру, содержались формулировки, подписываясь под которыми любой гражданин России рискует быть обвиненным в экстремизме и/или сепаратизме. Это слова «оккупация», «аннексия». Корректно ли, по Вашему мнению, употребление конструкций, которые могут спровоцировать возбуждение новых уголовных дел?

– Да, действительно, было опубликовано такое обращение. Это называется акция срочной помощи – давно и регулярно используемый нами инструмент. Дело в том, что оно опубликовано не только на русском языке, соответственно, подписывать его могли граждане разных государств. А что касается упомянутых Вами формулировок, то могу сказать, что мы никакой отсебятины не выдумываем. Все названные термины используются и в ежегодных докладах Amnesty International, в тех частях, в которых затрагивается вопрос Крыма. Более того, эта акция срочной помощи является делом сугубо добровольным, как и любое другое участие в деятельности Amnesty International. Поэтому каждый человек волен сам решать: либо он подписывает обращение и отдает себе отчет о возможных последствиях, хотя я, если честно, сомневаюсь, что здесь есть какая-то опасность, либо человек просто не подписывается.

–​ Пожалуй, последний вопрос касается существующего нынче Света по правам человека при президенте России. Вы, наверное, знаете, что в составе Совета имеется временная «крымская группа» правозащитников, которую возглавляют Николай Сванидзе и Андрей Юров. По Вашему мнению, могут ли правозащитники Совета как-то повлиять на обстановку с правами человека в Крыму? Насколько вообще эффективен этот инструмент?

– Мне сложно говорить об эффективности, но я считаю, что вообще правозащитная работа в нынешней России исключительно сложная. Это касается и упомянутого Вами Совета, и института уполномоченного по правам человека, как федерального, так и регионального уровня. Поэтому, с одной стороны, можно сказать что он (СПЧ при президенте – КР) неэффективен, но, с другой стороны, тот факт, что на данном историческом этапе эти институты существуют, нужно рассматривать в позитивном русле. Я лично знаком и с Андреем Юровым, и с Николаем Сванидзе, и с Михаилом Федотовым (главой Совета – КР). Мы регулярно обсуждаем с ними проблемы нарушения прав человека и в России, и на Востоке Украины. Крым также периодически становится предметом наших бесед. Понятно, что всегда хочется большего, но уже тот факт, что есть люди, которым небезразличны проблемы нарушения прав человека в Крыму, является большим плюсом. Надеюсь, что и дальше эта работа будет продолжаться, несмотря на все трудности, с которыми сталкиваются правозащитники в своей деятельности.