Для меня война перестала быть просто словом, когда мне исполнилось 11 лет. Будучи одним из тех "книжных детей", о которых еще задолго до моего рождения пел Высоцкий, о кровавых конфликтах я лишь смутно догадывалась из художественной литературы. Война же взбудоражила мое сознание, перевернула детское представление о мире.
Очередные школьные каникулы я проводила у бабушки в маленьком заводском городке, пережившем сомнительный расцвет в советское время. В городе присутствовали все присущие таким местам атрибуты: Первомайская и Советская улицы, ряды серых пятиэтажек с выцветшими балконами, ежегодные парады Победы у обелиска на центральной площади. В остальные дни у этого памятника до сих пор собираются гопники с банками "Балтики" и "Ред Булла" в руках и тетушки-сплетницы, знающие друг о друге все. Когда война настигла меня, я находилась в одном из рабочих городков, каких сотни в Центральной России, а военные действия начались в тысячах километров от меня. Однако благодаря телевидению мне казалось, что война стучится и в мою дверь. На календаре было 8 августа 2008 года.
В тот день, включив /российский/ Первый канал, чтобы посмотреть репортаж об открытии Олимпиады в Пекине, я услышала истошный детский крик, пробиравший до костей. Эту какофонию прервал сухой голос телеведущего: Грузия напала на Южную Осетию, безжалостно убивая российских граждан. На экране мелькали кадры разрушенного Цхинвали, корреспонденты рассказывали о жестоких боях, люди прятались в бункерах. Я застыла в ужасе.
Мой мир разом перевернулся. Конечно же, ребенком я слышала и о Чечне, и о Беслане, и о башнях-близнецах, но все это проходило мимо меня, казалось чем-то далеким и нереальным. С "августовской войной" все вышло по-другому. Вот единственное, что я вынесла из того выпуска новостей 8 августа: Россия и Грузия отныне находятся в состоянии войны. Я не знала, как далеко мы находились от Цхинвали, лишь понимая, что Адлер, полет до которого прошлым летом занял всего пару часов, расположен в относительной близости от атакованного врагами города.
Воспитанная на историях о сожжении Москвы Наполеоном и о Второй мировой войне, я была уверена в том, что Грузия придет и в Центральную Россию, это казалось неизбежным, всего лишь делом времени. Более того, Саакашвили, грозно смотревший на меня с экрана телевизора, казался мне чуть ли не Гитлером. Детское воображение продолжало работать: каждый раз, услышав про российских "миротворцев", я представляла себе старцев в белых балахонах с длинными бородами и мудрым взглядом, этаких Гэндальфов. Моему разочарованию не было предела, когда я поняла: "миротворцы" – это молодые военные с буквами "МС" на касках.
Мы находились далеко от войны, но война казалась такой близкой
Взрослых в тот момент, в середине рабочего дня, не было дома. Горожане трудились на заводах, даже не подозревая о происходящем в мире. Я позвонила подруге из соседнего подъезда – у ее дедушки был Большой советский атлас мира. Через несколько минут мы склонились над одним из его томов. Тяжелая книга раздавила пару ягод земляники, в спешке захваченных нами с кухни, и красный след на бежевом линолеуме лишний раз напомнил об увиденной по телевизору кровавой бойне. Мы судорожно пытались высчитать, сколько времени грузинской армии потребуется, чтобы добраться до центра России. На уроках географии нас учили определять широту и долготу, распознавать полезные ископаемые в Африке, но в этой ситуации школьные знания оказались бесполезными.
Все разговоры между нами, детьми, шли о войне и ее последствиях. "А как мы будем жить дальше?" – этот вопрос звучал чаще всего, и никто не мог найти ответа. Мы находились далеко от войны, но война казалась такой близкой. Я думала о том, что, начнись эта война завтра, я буду отрезана от мамы, которая на лето осталась в Петербурге. Вечерами я приставала к бабушке с множеством вопросов о том, когда конфликт дойдет и до нас и чем он обернется. Но взрослые почему-то уверяли: все закончится хорошо, россиянам просто нужно положиться на своих президента и премьер-министра. Меня возмущало это отношение: "Почему взрослые так спокойны? Ведь на пороге война!" Одновременно это отношение меня и смущало, теперь я боялась делиться своими страхами со старшими. Вместо этого каждый вечер сидела в углу комнаты, наблюдая за выпусками новостей, а моим единственным компаньоном оказалась зеленая тетрадь. В нее я записывала стихи с неумело подобранными рифмами, ни одного из которых сейчас не помню. Но едва ли смогу забыть заголовок, выведенный на обложке этой тетради неровным детским почерком – "Детям Южной Осетии".
Мне повезло побывать во многих странах Запада, в том числе и в США, услышать другую точку зрения на грузино-российский конфликт
Так проходил каждый день моей войны, хоть их и было всего-то пять. А потом по телевизору показали эпизод из программы одного из американских телеканалов. Моя ровесница, осетинка из США, навещавшая родственников в Цхинвали, и ее тетя рассказывали, как самоотверженно российские солдаты защищали жителей Южной Осетии от грузинских войск, но их резко оборвал ведущий. Так я узнала о том, что "Запад врет всему миру", утверждая, что в этой ситуации Россия была агрессором. "Но ведь такого не может быть. Ведь российское телевидение не стало бы нам лгать", – с уверенностью отмела я эту версию. В тот момент я невзлюбила и коварную Америку, и лживую Европу, и жестокую Грузию. Конфликт прошел, буря чувств улеглась, но не забылась. Позже мне повезло побывать во многих странах Запада, в том числе и в США, услышать другую точку зрения на грузино-российский конфликт, понять ее и, обдумав старые суждения, принять.
Взрослые ошибаются, считая, что детям нет дела до новостей и политики. Возможно, они не всегда это показывают, боясь быть непонятыми или высмеянными, но происходящее в мире влияет на них так же, как и на старших. Только с детьми все гораздо страшнее: они восприимчивы к любой информации (неважно, ложной или правдивой), принимая все услышанное за чистую монету. Сегодня я с ужасом осознаю: не узнай я другой точки зрения на "августовскую войну", то продолжила бы лелеять неприязнь к странам Запада и Грузии. Чем моложе человек, тем сильнее бьет по нему информационная война. Дети – ее первые жертвы.
Карина Веригина, студентка факультета журналистики
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Оригинал публикации – на сайте Радио Свобода