Надежда Савченко: Я готова говорить об обмене пленных с людьми, с которыми встречалась в бою

Надежда Савченко не собирается выводить людей на третий Майдан. Власть можно менять через выборы, подчеркнула бывшая российская заключенная в интервью Радіо Свобода. Хотя сейчас в Украине действует нечестная система выборов, добавила она. В то же время Надежда Савченко убеждала, что как политик учится и не собирается критиковать ни Юлию Тимошенко, ни президента Петра Порошенко. Но если будет чувствовать, что «сможет лучше», то выйдет и скажет: «Они делают не так». Надежда Савченко подтвердила, что считает: ради освобождения украинских пленных возможен прямой диалог с руководителями сепаратистов, – но все свои шаги в этом она будет делать так, чтобы не навредить Украине. Также Надежда Савченко рассказала, что она видит, работая в парламенте, знакома ли она с Виктором Медведчуком и ненавидит ли россиян.

​– Госпожа Надежда, я очень рад, потому что 11 мая, на Ваш день рождения, на Вашем месте сидела Ваша младшая сестра Вера (Вы тогда еще были в заключении) и мы закончили эфир тем, что обязательно Надежда вернется, и будет сидеть так же в студии. Так и произошло.

Но время очень резко меняется. После того, как Вы уже оказались в Киеве, многое произошло. И прежде всего это Ваше резонансное заявление, что Вы готовы ко всему, хоть «с чертом общаться» (Ваша цитата), чтобы освободить украинских пленников. Действительно, Вы уже практические шаги в этом направлении осуществляете? Или нет?

– Да, осуществляю.

– Можете рассказать?

– Я поехала на первой рабочей неделе к избирателям на восточную Украину. Я проезжала по местам, где можно было в любой момент встретиться, организовать встречу. Пока противоположная сторона не дала на это согласия, потому что они хотят общаться на политической арене. А я не считаю, что этот вопрос нужно выносить на политическую арену.

Мне кажется, что людям всегда проще договориться напрямую, потому что политики держат свой имидж и держат пиар, а я, так как прошла весь этот ужас, знаю, что людям, которые сейчас ждут своих ребят, а ребятам, которые сидят, абсолютно безразличен пиар политиков. Их беспокоит то, что у них болит! И мне больно так же. И я хочу делать реальные движения и шаги в этом направлении, а не создавать на этом пиар.

– Денис Пушилин, так называемый «представитель» так называемой «ДНР», уже отреагировал на то Ваше заявление в эфире радио «Эра».

«Действительно странно. Но пока только у госпожи Савченко появилась мысль о необходимости прямого диалога с представителями Донбасса, а именно это закреплено в Минских сделках. Поэтому, если Надежда Савченко будет наделена всеми необходимыми полномочиями, мы будем готовы вести с ней диалог».

Денис Пушилин, «представитель» так называемой «ДНР», на переговорах в Минске. Информационное агентство «Интерфакс», 7 июня 2016 года».

Надежда, как можно оценивать такие заявления Пушилина и его приспешников? Это всерьез можно воспринимать?

– Я хочу объяснить, что я не знаю, кто такой Пушилин. Да, я видела по российскому телевидению. Я могу сделать вывод, что это российская марионетка. Все из того, что я видела.

Я готова говорить с теми людьми, с которыми я встречалась в бою. Если я встречалась лично с Игорем Плотницкий, то я знаю, что с этим человеком можно говорить, потому что, по крайней мере, он знает, о чем говорит, потому что он там был. Я слышала, что воевал Захарченко, лично я с ним не сталкивалась, но ребята рассказывали, что да, он действительно... То есть я готова говорить о войне и об обмене пленных с людьми, которые непосредственно знают, что такое цена жизни человека.

Такие, как Пушилин, – это, наверное, те, кто хочет видеть себя политиками так называемой «ЛНР», «ДНР» (поддерживаемые Россией вооруженные сепаратистские группировки «ЛНР» и «ДНР», признаны Генеральной прокуратурой Украины террористическими – РС). Я не хочу разговаривать с Пушилиным. Я не хочу разговаривать на «минской площадке». Я хочу разговаривать напрямую с людьми буквально с поля боя.

– Тот самый Захарченко, которого Вы сейчас упомянули, накануне, по данным информагентства сепаратистов, утверждал, будто он провел целую операцию, чтобы Надежду Савченко предупредить о якобы «покушении на нее со стороны украинских спецслужб».

Вы что-то получали от него, какую-то информацию? Или это...?

– Я не знаю. Я когда слушаю журналистов... Я вам верю через раз. Потому что я не читаю интернет, я не живу жизнью... Я сталкиваюсь только и верю тому, что я вижу, к чему могу прикоснуться, что могу почувствовать сама. Говорили, что он собирался меня «шлепнуть».

– Было такое после Вашего возвращения. Это правда. Он такое заявлял.

– А потом оказалось, что фраза звучала совсем не так.

Что он сделал, чтобы там предупредить? Я не получала никаких предупреждений. Я не думаю, что мне грозило что-то со стороны СБУ или моих военных. Возможно, он сделал что-то со своей стороны, сказал, чтобы ребята, например, не открывали огонь или еще что-нибудь. Я не знаю. Как увижусь с этим человеком, то только тогда смогу это комментировать. Я не могу комментировать «сарафанное радио».

– И Вы будете осуществлять шаги для возможного диалога с ними?

– Я буду осуществлять шаги. Так, только с теми. Я как-то, простите, в Пушилине... Кажется так?

– Да.

– Я не вижу достаточного человека. Не вижу достаточного человека слова.

– Вы, осуществляя эти шаги, будете согласовывать с президентом, возможно, с украинскими спецслужбами? Или будете действовать сами?

– Я остаюсь человеком, в первую очередь. Я всегда имею право действовать как человек. Я теперь – политик. Я должна действовать так, чтобы не навредить Украине. И политика – это все же командная игра. Поэтому я буду стараться согласовывать какие-то свои конкретные действия. Но я всегда себе оставляю свободу выбора как человек. Потому что свобода – это самое ценное, что есть у человека, воля. И никто не имеет права ее забирать.

– На пресс-конференции на этой неделе Вы подчеркнули, что выступаете за частичную амнистию тех, кто воюет по ту сторону фронта на востоке Украины. Конечно, не имея в виду главарей боевиков. Они должны ответить за то, что совершили против Украины. А для тех, кто, я так понимаю, тяжких преступлений не совершил.

Вы подтверждаете эту мысль?

– Да, я подтверждаю эту мысль. На войне нет безгрешных, но есть преступники, а есть солдаты. Это нужно очень четко различать. И когда я встречаюсь с человеком, например, вижу его в бою, то я различаю его манеру поведения. Я буду поддерживать это. Потому что, если мы не сможем помириться, то у нас все будет продолжаться вечно. А это уже очень сильно истощило всех и надоело всем, люди устали, люди хотят жить в мире.

И я думаю, что какая-то женщина из села Донецкой или Луганской области может поговорить с женщиной Черновицкой или Тернопольской области. И они найдут общий язык быстрее, чем политики.

– Когда Вы заявили о готовности вести переговоры с тем же же Захарченко, Плотницким, проект Радіо Свобода Донбас.Реалии провел опрос. Он, конечно, не репрезентативный. В нем приняли участие около 200 человек. Они оценили Ваше заявление. Вот я Вам привожу цифры. Не согласны с Вами – 55%, а согласны – 25%.

Почему я это привожу? Потому что, если почитать интернет (Вы не читаете соцсети, возможно, и правильно делаете), то столько обвинений. Видимо, в российских СМИ, когда Вы там сидели, в Ваш адрес столько не было. Вы уже и «троянский конь», вы и «агент Путина»... Я не буду перечислять, нецензурные не стану приводить.

Как Вы чувствуете, почему так? Такая поддержка будто была, а тут эта «диванная партия» Вас вот так? Что это такое? Как Вы считаете?

– Я даже это вам не могу комментировать. Я не живу виртуальной жизнью. Я считаю, что каждый человек должен жить реальной жизнью. И я Вам скажу, что я проехала по Украине, чтобы просто видеть людей. Я вижу людей просто где-то в Киеве. И я понимаю, что тех 25% или 55%...

– Это условные цифры, нерепрезентативные. Но все равно четверть Вас поддерживает.

– То есть сколько было опрошено людей, то это совсем не отражает, например, настроение Украины. Это настолько просто. Я встречаю какую-то уборщицу, которая убирает и говорит мне... Когда люди меня видят, то начинают сиять, они начинают улыбаться, я улыбаюсь в ответ. Они говорят, что вот я пенсионерка, я здесь работаю, а дополнительно я должна еще им улыбаться, ходить и кланяться – а за что? Почему я должна им, а не они мне? Это сказано о власти, о политиках.

И я действительно думаю: а почему политики не должны кланяться людям? Это мы – их слуги. Они нас выбрали. Мы должны! А у нас власть воспринимает себя до сих пор так, как в советские времена, так, как воспринимает Россия, что это «царь-батюшка», которому должны кланяться люди. Я хочу, чтобы люди видели меня. Для этого я буду ездить по Украине и по селам. И через «пять рукопожатий», как говорится, оно будет скорее доходить до людей, что бы там ни делали эти СМИ, как бы они не выкручивали информацию, то есть «троянский конь» или еще что-нибудь...

Мне уже говорили: пойди на детекторе, на полиграфе пройди, ты адекватная? И все остальное... Я готова. Я готова пройти полиграф в СБУ, если это необходимо. Честно говоря, я даже не испугалась бы того, что они были такие подозрения или мысли, когда я выйду из тюрьмы в России, то я приду и сяду в тюрьму Украины. Потому что вербовка агентов и все такое. Я понимаю.

– Вы этого не исключали?

– Не исключала. Я не исключала, что меня будут засыпать цветами. Я не думала, что настолько. Я не исключаю, что завтра будут забрасывать камнями. Я ко всему этому готова. Я останусь сама собой. Если я смогла пройти все, что я прошла, будучи собой, то я думаю, что дальше я выдержу. А на всю эту мишуру я никогда не буду обращать внимания.

– Заканчивая тему с этой так называемой «мишурой», о которой Вы сейчас говорите. Вы знакомы с Виктором Медведчуком?

– Я не знакома с ним (Медведчуком – РС) вообще. Он был политиком, наверное, еще при Кучме. Я выходила на акции против Кучмы. Мне было там лет 19. Я даже не помню, как он выглядит. Я как-то не очень интересуюсь личностями политиков. Сейчас политики уже узнаваемы.

Я знаю, что с ним связывалась моя сестра. Потому что она так же, как и я, готова говорить с чертом ради моего освобождения. А я ради каждого парня, который там остается. И я так же не хочу зла тем ребятам, которые остаются здесь. Имеется в виду военнопленные.

Я считаю, что всех на всех обмен должен быть, примирение должно быть, какие-то определенные амнистии должны быть. Различается за тяжкие преступления, и различается... А лидерам я посоветую, что я отсидела два года тюрьмы ни за что, сядьте вы. Если вы докажете свою правоту, люди вам поверят, то вы тоже не отсидите больше двух лет.

– Вы уже начали рассказывать о своей поездке по Украине. Вы не просто в мирных городах были, но и на фронте. Ваши впечатления? Какой боевой дух воинов?

– Не верьте никому, кто рассказывает, что наша армия там совершенно деморализована и все такое остальное. Нет, дух боевой. И в разных подразделениях все равно держится. Каждый человек мыслит по-своему на разном уровне. Но мы все за то, что да, это нужно заканчивать, нужна победа, мы не готовы сдавать нашу Украину никому, никакому врагу.

Так, кто-то там ноет, что хочет домой, а кто-то готов без еды и без воды воевать еще столько. Я сама прошла. Знаю, что можно не пить, не есть, можно без комфортных берцев с голыми ногами грызть землю зубами, если ты веришь в то, что ты делаешь, если ты любишь свою страну.

Поэтому я Вам скажу, что да, возможно, в 2014 году было сложнее, с одной стороны, но, с другой стороны, было проще, потому что было понятно, что мы делаем. Сейчас немного сложнее, потому что это тянется, это затягивается, это людей выматывает. Но самое тяжелое, как говорится в армии, служить и ждать войну. Я 10 лет служила, топтала берцы, не понимала, для чего это вообще делается. Сейчас, когда действительно в Украину пришла война, а агрессор – Россия, «добрый» сосед – нам в этом помог, то я теперь понимаю, для чего было 10 лет стоптанных берцев.

– Сравнить можете: армия, в которой Вы служили до войны с Россией, и сейчас? Есть изменения?

– Слава Богу, изменилась! Да. Я смотрю на верхи. Мне нравится, что все генералы, все остальные, с которыми я сейчас общаюсь, если ранее они в коррупционной системе чувствовали себя абсолютно безнаказанными, то сейчас они стали бояться. Это первый положительный момент. Ребята, которым было все равно, потому что они служили там, потому что зарплата есть, и работа есть и работать там много не надо, с одной стороны, они начали понимать, что они действительно любят Украину, и они готовы за нее воевать. И очень приятно, что патриоты Украины, которые пришли просто с нуля, ребята, готовые в любую минуту отдать жизнь, не требуют за это какой-то благодарности.

– На Ваш взгляд как человека, который был на втором Майдане, новая власть, о которой Вы сейчас говорите, должна пройти через третий Майдан или, возможно, через выборы очередные?

– Все ожидали, что вернется Савченко и «взмахнет саблей» и выведет людей на третий Майдан. Нет, я делать этого не буду. У меня нет такого доверия народа. Я не смогу остановить людей, не смогу контролировать. И просто утопить Украину снова в крови и делить ее – это плохой вариант.

Я за демократию, все-таки выборы честные и прозрачные. И чтобы они были действительно демократическими. Но я понимаю, что пока, даже если брать создание ЦИК, как оно создается, то это будут опять нечестные выборы. Поэтому надо будет найти что-то среднее – или мы успеем сделать систему честной, и у нас будут демократические выборы, или придется как-то... Не могу сейчас Вам сказать точного решения. Не хочу впадать в крайности.

– Вы сейчас уже увидели эту Раду, работая в ней. Это Рада, достойная государства, где победила революция достоинства? Или это набор групп, которые контролируют олигархи, и там те же «тушки», которые за Януковича процветали, и так далее, и так далее?

– То, что я сейчас увидела в парламенте, я Вам скажу, что на 95% – эта власть недостойна своего народа. Народ отдал столько, а то, что туда пришло, не делает ничего.

Кем оно там контролируется, я еще не разобралась. Но я, просто глядя в глаза каждого человека, чисто по-человечески понимаю, что очень мало тех, кто готов идти до конца.

– Юлия Тимошенко относится к таким людям, о которых Вы сейчас говорите, к таким политикам?

– Которые готовы идти за Украину? Вы знаете, Юлия Владимировна имеет свой взгляд на саму Украину. Но я Вам скажу, что в течение, кажется, 17 лет она идет. То есть это уже просто человеческая черта. Она не сворачивает с этого пути.

Возможно, у нас будут разногласия во взглядах, какой мы хотим видеть Украину. Ясное дело, что все доброй, сильной и счастливой. В каких-то случаях демократической, конечно. Но я Вам объясню, что человек этого уже не хотел бы, то есть или человек идет ради власти, когда чувствует, что может хватать, или для каких-то личных амбиций, чтобы быть популярным, или для Украины.

У Юлии Владимировны, возможно, есть что-то понемногу от всего, но все-таки она действительно идет. И я так с ней говорю. Пока, я вижу, не сошла с этого пути. Хотя в принципе у нее, наверное, могли быть времена, когда были деньги, можно было оставить это. Она была бизнесменом, то можно было жить неплохо, не будучи при власти, не выдерживая этого всего давления, потому что я так по себе вижу, что это давление просто колоссальное. Не могу понять, откуда и почему.

Поэтому она хороший, квалифицированный специалист. Я буду многому у нее учиться. Но я останусь собой. У меня останется ощущение Украины, так, как чувствую я.

– Ключевую отрицательную роль в Вашей жизни сыграл человек, которого зовут Владимир Путин. Юлия Тимошенко в свое время, будучи премьер-министром, подписала газовые соглашения с ним, очень неоднозначно их до сих пор оценивают. Вы об этом думаете, когда общаетесь с Тимошенко?

– Я тогда еще не следила за теми газовыми соглашениями. Мне всегда было (я не имею ни экономического, ни юридического образования) очень сложно понимать, просто как простому человеку, как говорится. То есть были такие слова, как «формулы», «схемы» какие-то. Я не могла понять, о чем это. Я не была политиком – я не вникала.

Ясное дело, что народ от этого лучше жить не стал. И он у нас, к сожалению, с каждым днем не начинает лучше жить, несмотря на то, что не делалось бы. Люди все равно всем недовольны.

Думаю ли я сейчас об этом? Я думаю, что каждый человек имеет право ошибаться. Потому что не ошибается только тот, кто ничего не делает. Я в политике собираюсь что-то делать для народа, поэтому я тоже буду ошибаться. Украина, в принципе, выживала после тех газовых соглашений. Сейчас у нас снова проблемы с газом. Я как-то не ассоциирую ее с ее ошибками как человека, я все-таки смотрю, как она планирует действовать в будущем.

– Вы заявили накануне в интервью одному из украинских телеканалов, что Вы беседовали с президентом Украины Петром Порошенко. Если не секрет, о чем идет речь во время этих встреч? Возможно, Порошенко Вам что-то советует? Если и советует, то Вы прислушиваетесь или нет?

– У нас была беседа с президентом Украины. В основном эти беседы происходят перед тем, как я должна была ехать в Европу, выходить на международную платформу. Мы обсуждаем график, мы обсуждаем наше видение, что мы будем защищать, что мы будем делать. В основном все разговоры касаются этого.

Также я ему успеваю передать, например, просьбы от народа по каким проблемным вопросам. То по чигиринской фабрике, то по военному замораживанию строительства, банк «Хрещатик» обанкротился... То есть я передаю какие-то запросы. Он рассматривает это в порядке своем. Разумеется, не сейчас и не сразу даст ответ.

О чем мы еще с ним говорим? Он передает привет маме и сестре по-человечески.

В основном мы обсуждаем наше видение, или оно совпадает, или не совпадает. Я готова учиться. Я не все понимаю. Мне немного объясняют, потому что я сгоряча могу сказать что-то. Например, Европа от нас ждет этого, а я говорю, что мы не готовы к этому, потому что мы должны были это сделать, но мы не готовы, потому что мы плохо старались. Поэтому просто обманывать Европу, что мы уже что-то сделали, это некрасиво. И я считаю, что, например, если неделю поработать, то мы покажем Европе, что мы действительно что-то сделали.

Мне объясняют, что политика – это более сложная вещь, чем я такая прямая и простая. Но я всегда готова учиться.

– Было как раз два года, как Петр Порошенко стал президентом – два года от инаугурации. Много критики сейчас у него. Рейтинг его резко упал, по данным социологов. Действительно, сейчас можете сказать в нашем эфире, Порошенко – это тот президент, который сейчас нужен Украине?

– Я не помню, чтобы я верила хоть одному президенту. Я каждый раз голосовала не за того президента, который потом приходил к власти.

Я считаю, что легко критиковать, когда ты с Майдана критикуешь. Сейчас я уже сама политик. И я понимаю, что это не легко, но я не стану критиковать ни Юлию Владимировну, ни Петра Порошенко, пока я не смогу лучше. Если я буду чувствовать в себе силы, я смогу лучше, то я выйду и скажу: да, они делают не так. А так, я пока оставляю это право народу, потому что чувствует он своей кожей. А я буду, стиснув зубы, молчать и делать, чтобы было лучше.

– Значит, Вы активно ездите по Украине. Сейчас будете и за рубеж ездить. Да? Как делегат ПАСЕ.

– Да.

– Когда именно будет Ваша первая поездка?

– Это будет с 20-го числа по 25. Рабочая неделя. Эта неделя будет работа в Верховной Раде. И после ПАСЕ, наверное, будут каникулы. Или что-то начинается еще. Извините, я еще не выучила весь регламент. Я снова поеду по Украине. Но это уже будет запад, юг, север, опять же восток. То есть я буду выбирать те места, в которых я еще не была, чтобы максимально услышать всю Украину. И так же я буду, если будут приглашение в Европе работать, или где-то по миру буду ездить.

Конечно, у меня есть много просто человеческих приглашений. Люди приглашают отдохнуть в Австралию, в Канаду просто. Я им писала в письмах, что мы обязательно когда-то встретимся. А сейчас вышла и думаю: Боже, я думала, что это будет быстрее, намного быстрее. Я не отказываюсь от своих слов – мы встретимся когда-нибудь обязательно с этими людьми всеми. Но просто, к сожалению, это не будут первые две недели, не первый месяц, возможно, не первые полгода. Но у меня нет времени.

У Украины нет времени. И у меня времени еще меньше. Я буду стараться настолько быстро включиться, чтобы я заслужила себе отдых потом.

– Сенат Франции принял резолюцию, правда, рекомендательную, чтобы смягчить санкции против России, несмотря на то, что сделано в Украине, несмотря на Крым и так далее. Как Вы считаете, не «сливает» ли Запад вообще Украину, по Вашим наблюдениям?

– Запад (хорошее слово) «сливает»? Я, когда еще была в России, смотрела, кажется, как какая-то провинция в Италии подписывала. Опять же, наверное, политика делается не на уровне даже бизнеса, она делается еще выше на каком-то уровне.

Что я могу сказать, «сливает», или «не сливает»? Я скажу «спасибо» за то, что они... Если Вы говорите слово «сливает», то я скажу слово «впряглись».

– Я специально так остро сформулировал.

– То есть спасибо им за то, что они нам уже помогли. Мы должны быть за это все же благодарны. Имеем ли мы право требовать? То есть, когда ты просишь о помощи, то ты не имеешь права этого требовать. Если ты просишь о помощи, то ты должен поблагодарить и быть готовым сделать что-то в ответ. Значит мы (давайте будем самокритичны) мало сделали для того, чтобы...

Но я считаю, что Запад ошибается только в одном, он думает, что с Россией ему будет легче. Не будет легче. Это очень тяжелый, сложный сосед. И с каждым годом старения Путина, к сожалению, становится все хуже и хуже. Как говорится, маразм – это вещь невосполнимая, но плохо, что этот маразм политический.

Это государство, которое бросает в очень жестокие пытки свой народ. И этого, возможно, не видит Европа. Ну, как они рассказывают, россияне рассказывают, что считают, что у нас медведи бегают по улицам. Вот так они Россию видят. Нет, Россия – цивилизованная страна. Но если поехать подальше, чем дальше, тем (о медведях возьмем) прямое включение, как люди где-то там переезжают медведей машинами, издеваются и бьют (это простые такие люди русские, которые слушают русскую пропаганду), то можно представить себе российскую политику.

Поэтому я считаю, что никто не знает... Диктаторы-самодуры рождаются с периодом приблизительно раз в 100 лет, а то и два раза в столетие. К сожалению, мы сейчас имеем проявления такого тоже в международном обществе. И если Европа хочет себя видеть в этом ключе и направлении, в котором она шла ранее, то им надо останавливать Россию.

– Круг Вашего общения во время пребывания за решеткой в России был, конечно, специфическим. Но Вы общались не только со своими адвокатами.

– Да.

– Россия заслуживает Путина или это Путин навязал такую повестку дня России?

– Боже, никто, ни один народ не заслуживает себе в лидеры... ммм, подлеца. Потому что мне было бы приятнее думать «дурака», но все же – «подлеца». В России – хорошие люди.

– Нет к россиянам у Вас ненависти?

– Да конечно же, нет. Как я могу ненавидеть 120 миллионов или 140 миллионов людей?

– 140.

– Понимаете, там есть разные люди, и я к людям всегда отношусь нормально. То, что Россия сейчас... Знаете, так, менталитет – разный: им все-таки, наверное, нужно больше кланяться. Украинцам надо больше гордо держать голову – мы немного другие. Но мне все равно жаль, что люди кланяются – неужели вы думаете, что я не слышала этих мыслей, что начали поднимать Крым, а также те же охранники кривят лицо, опускают глаза, когда понимают, что им от этого становится жить хуже. Это – европейская часть России. Что говорить о тех людях, живущих где-то в глубокой России, о них вообще никто не заботится.

– Через некоторое время – конечно, это может быть очень не скоро – возможно мирное сосуществование соседей: России и Украины?

– Я вам скажу, что да, сейчас нам очень сильно болит. У нас есть в душе у каждого, что предъявить России, а россияне думают, что у них есть какие-то претензии к нам. Мы никогда не будем братскими народами, как раньше. Так много родственников, много мешанины крови и все такое остальные, но давайте лучше быть добрыми соседями, чем плохими братьями. Я считаю, что это возможно. И я считаю, что это еще более возможно, если будут меняться лидеры. Не может один лидер управлять страной пожизненно, этого не требуется. Я считаю, свежая кровь должна приходить, перезапускаться, и так же будет в России. В России есть люди, есть движения. Им трудно, потому что прессинг там жестокий. Но я думаю, что все же в будущем это возможно.

– Можете ли Вы сейчас прокомментировать это, если можно так сказать, недоразумение между вашими тремя российскими адвокатами: с одной стороны – Марк Фейгин, Николай Полозов, с другой – Илья Новиков? Вы же знаете, о чем идет речь, да?

– Знаю. Что вам сказать, ребята работали по моей защите очень хорошо, и я им благодарна. Они работали все трое, они работали по-разному, у них вообще стиль работы – разный. Конечно, были недоразумения, им приходилось и меня терпеть, они и со мной не были во всем согласны, например, с моим голоданием, и тем, что я не была во всем согласна с ними. Но мы сделали совместную работу. А дальше – каждый является человеком, каждый выбирает, как самому действовать. Я не могу работать в команде, где между собой не находят понимания, не слышат меня, и я не считаю, что нужно работать в такой команде. У нас были определенные намерения работать дальше в разных направлениях. После этого последнего (сообщение – РС) – я не столько читала интернет, как мне сказали, что они не нашли – я позвонила и поговорила с каждым лично. Я считаю, что работа должна быть действенной и конструктивной, если такого сотрудничества не будет, я просто не буду с ними работать.

– Но Вы ко всем одинаково относитесь, так?

– Я ко всем (своим адвокатам – РС) одинаково отношусь.

– Как-то Вы с ними будете сотрудничать, возможно, они же были на пресс-конференции после вашего возвращения...

– У меня были намерения, я сказала, у меня были намерения сотрудничать с Ильей в одном направлении, с Николаем и Марком – в другом направлении. Я еще говорю: если они так будут вести диалог, то сотрудничество невозможно. Я буду работать без них, я могу работать без них, они могут обойтись без меня. Я считаю, что они сделали доброе дело, они и дальше делают доброе дело: Коля (Николай Полозов – РС) защищает крымских татар, Илья защищает украинцев, которые до сих пор там апелляции подают (речь идет о «чеченском деле» в отношении Николая Карпюка и Станислава Клыха правозащитники сейчас говорят о давлении через адвокатскую палату на двух других защитников украинцев – Марину Дубровину и Докку Ицлаева – РС).

– В Грозном.

– Да, и я им за это благодарна. Но работать дальше, если ситуация будет сохраняться такая, как сейчас, то работы не будет.

– А у народного депутата Надежды Савченко уже есть команда?

– Есть команда. Она молодая и зеленая, такая, как я, не обученная, потому что я ее собирала, еще сидя в тюрьме. Я не буду отказываться от этих людей, потому что люди быстро учатся. Возможно, так и правильно, что я не политик с опытом, и они не имели отношения к политике. Сейчас многие люди ко мне подходят и говорят: вот хочу быть вашим помощником, у меня есть опыт в том и в другом, я участвовал в выборах. Но я понимаю, что если человек учился в гнилой системе, то, возможно, ничему хорошему он не научился. Я, правда, тоже учусь в несколько очищенной системе, но все же... Я осторожно подхожу к выбору помощников, я оставлю эту команду, но опять же, как говорят: бизнес – бизнесом, а дружба – дружбой. Дружба является дружбой, но если я буду видеть, что это не конструктивная работа и не дает результата, то команда будет меняться и будет распущена. Я не люблю жертвовать людьми, но я и не считаю, что нужно тянуть. Это не то, не та платформа.

– Некоторые политические силы, которые называют себя патриотами, в частности «Правый сектор», ОУН, заявили, что будут блокировать «Марш равенства» за права ЛГБТ в Киеве 12 июня...

– Я служу 10 лет в армии и знаю мнение мужчин на такие темы. Я не разделяю их. Возможно, здесь срабатывает мое женское, просто здравый смысл человека. Я считаю, что уместно задавать такие вопросы остро и категорично. Если когда-то разговаривать на такую тему, то можно долго разговаривать, я могу объяснить свою позицию по этому поводу. Но думаю, что сейчас не время ссориться. Я считаю, нам есть с чем бороться. Знаете, «на вкус и цвет товарищей нет». Ну, давайте тогда будем биться за то, что одним не нравится марш блондинок, а другим – марш брюнеток. Это неуместно. Возможно, для кого-то это принципиальные взгляды, я его могу понять, но в таком случае я попросила бы просто пойти разными дорогами в этот день, не идти в одном месте и все.

– Вы прекрасно владеете украинским языком (как и Ваша сестра младшая, и мама – я имел возможность в этом убедиться), а вот некоторые патриоты (которые тоже так себя называют), в частности, филолог Лариса Масенко замечает: «На русском языке можно любить украинское государство, однако сохранить и укрепить его можно только на государственном украинском языке». Может быть украинский патриот русскоязычным на фронте?

– Вы знаете – может. Смотрите... Я говорю на украинском языке с детства, это заложено в нашем роду. То есть, мы отстаивали это, когда все говорили на русском и навязанным был русский во время советского периода, а мы все равно говорили на украинском. У кого-то в роду было это потеряно, но понимаете – есть память рода, есть род, который дает силу. Кто воспитывает детей на казацких традициях, кто-то – на других. И бывает – вот есть человек-самородок. Вот вырос он где-то на Донбассе, было окружение такое. Но в душе человек чувствовал, что с чем-то он не согласен. Он не имел, откуда поучиться, потому, что нет денег Львов посмотреть, что такое Западная Украина. Никто не приезжает со Львова на Донбасс, чтобы показать – что такое Украина, которая планирует идти в Европу. И человек живет в непонимании, у него нет тех книг, доступа, а тут раз – открылся интернет. Человек, когда-то «щелкает», то понимает «да, это – твое, ты всю жизнь это искал, ты до этого раньше не дошел». Поэтому я считаю, что действительно можно любить Украину на любом языке. А если ты ее любишь, то ты все равно будешь учить украинский язык со временем. Не всем дается легко речь. Я не считаю, что патриотов надо делить вот именно по таким категоричным делениям. У нас на Майдане, в Небесной сотне погибли грузины, белорус, армянин...

– Вы воевали в «Айдаре», сейчас ездили на фронт – русскоязычных много?

– Много. Были ребята и такие, и такие. Я же говорю – это не те предметы, по которым стоит ссориться. Нас, наоборот, должно все объединять.

– У Вас времени мало (Вы это сейчас говорите), а на «Евро-2016» уехали бы во Францию поддержать сборную Украины? Если будет возможность? Вы болельщица?

– Я, к сожалению, не болельщица футбола, но я болею за Украину. Поэтому поехала бы, хотя болельщикам такая поездка является более ценной. Я, в конце концов, могу посмотреть и по телевизору. Если потребуется, то поеду и во Францию, я готова ехать куда угодно.