Освобождение Пальмиры приносит то хорошие, то плохие, то даже дикие новости. Военные нашли в пригороде могилу с останками 40 человек, казненных ИГИЛ. Там много женщин и детей. Некоторые обезглавлены. Ученые смогли, наконец, увидеть, что осталось от древнего города. И ощущения их – от радости, что не все потеряно, до горя, что потеряно так много.
Катя Шёрле – куратор коллекции Музея классического искусства во французском городе Мужен, известного тем, что 12 лет своей жизни в нем провел Пабло Пикассо. Докторская работа Шёрле была посвящена эволюции Пальмиры на протяжении веков. Историк полагает, что точной оценки пока еще дать невозможно:
– Сейчас еще сложно оценить уровень разрушения. Очень многие памятники города были уничтожены или частично пострадали. Например, погребальные башни – уже видно, что они разрушены, а это очень большая потеря. Храм Бэла был феноменальным, и он разрушен, триумфальная арка, часть колоннады. Да, мы опасались, что может быть и хуже, потому что мы не знали, что там происходит. Но разрушений все равно много. Сейчас есть некоторое чувство облегчения, что не все потеряно, остались монументы древности, которые выглядят нетронутыми, – театр, например. Но процесс восстановления этих объектов будет очень долгим и потребует множества усилий.
Your browser doesn’t support HTML5
– Когда вы говорите о восстановлении этого культурного наследия, что вы имеете в виду? Как это будет происходить?
– Есть несколько групп ученых, которые работали над тем, чтобы сохранить как можно больше информации о древнем городе. Некоторые памятники и источники информации уже никогда не будут восстановлены. Например, на древних колоннах хранилась информация о торговцах, которые путешествовали из Пальмиры по всему региону, часто до Евфрата и берега Персидского залива, а некоторые – уже 2 тысячелетия назад – даже до Бахрейна и Индии. Все эти записи теперь навсегда потеряны. Но у нас есть фотографии этих документов. Надо будет решить, будем ли мы восстанавливать эти строения? Группа ученых работала над трехмерным воссозданием этих колонн. Это важный проект, который уже был начат несколькими университетами. Но этот проект займет много времени, он будет зависеть во многом от того, сколько средств выделит ЮНЕСКО, сколько сможет дать сама Сирия. В других случаях, например, камни были перемещены, сдвинуты, унесены и выброшены в другие места. Есть процесс в археологии, который называется анастилоз, когда ученые решают построить строение в точном соответствии с тем, как оно выглядело. Так что я надеюсь, что процесс будет развиваться в двух направлениях – в компьютерном моделировании того, что было, и в физическом восстановлении памятников на месте.
– Какое наследие оставил после себя Халед аль-Асаад, убитый боевиками ИГИЛа?
– Директор музея, его хранитель, он был чрезвычайно важен для сохранения и познания Пальмиры. Он работал с польским профессором Михалом Гавликовским, с несколькими группами из Норвегии. От него пытались получить информацию о спрятанных сокровищах, потому что часть экспонатов музея была спрятана – чтобы террористы не смогли их украсть. Думаю, что без него будет сложно восстановить полную картину Пальмиры. Потому что этот человек был живой легендой и живой памятью города Пальмира. Это огромная трагедия. Он родился в Пальмире, провел в ней всю свою жизнь и всю свою жизнь посвятил археологии. Его знания невозможно заменить, их невозможно восстановить. Но есть много групп ученых, которые работали в Пальмире и которые сейчас должны сформировать международный консилиум. Есть ученые во Франции, в Великобритании, в Польше, в Италии. В прошлом декабре они встречались в Афинах. Так что знания есть, но нет ничего более ценного, чем жизнь одного этого человека, проведшего все свои годы на развалинах Пальмиры. Он знал каждую ее черточку, каждый предмет. Музей Пальмиры был его детищем, его ребенком. Это не то, что мы все, кто ведет исследования и работают над объектом.
– Что рассказывают о жизни того времени монументы Пальмиры?
– Они рассказывают, что жизнь в этом городе в начале Римского периода была удивительной. Когда город попал под управление Римской империи, в нем начало аккумулироваться фантастическое богатство. Представьте себе место в нескольких сотнях километров от побережья, в пустыне, и вдруг в этом месте расцветает жизнь. И даже во времена споров и войн и римские императоры, и сами пальмирцы заботились о городе, потому что он занимал стратегическую позицию. И это видно – видно по самому городу, по его фантастическим улицам, вдоль которых идет колоннада. Далеко не каждый город в те времена обладал таким богатством. На некоторых портретах женщин на теперь уже навсегда потерянных погребальных колоннах можно видеть удивительные платки, полностью покрытые украшениями, в ушах исключительно тонкой работы сережки с жемчугом, привезенным из района Персидского залива. В тех же погребальных колоннах мы также нашли разные ткани, включая шелк. Этот город, который, кажется, брошен посреди пустыни, был настолько богат, что люди там даже шелк импортировали. Шелк из Китая – ведь это же удивительно! В документах древней Пальмиры – и это фантастически интересные записи – перечислены все товары, которые облагались налогом за то, что проходили через город. Там указан, например, пурпурный краситель для ткани. Это был самый дорогой краситель в мире, его называли цветом императора. Ничего дороже его найти было невозможно. И все это город получил благодаря своим международным связям.
– Можно было называть Пальмиру единым городом?
– Пальмирцы всегда были смешанным населением. Например, хотя на востоке Римской империи говорили в основном на греческом и на латыни, пальмирцы говорили на своем собственном диалекте, пальмирийском. Так что общество уже структурировалось вокруг собственного языка. Но социальное образование города строилось вокруг племен. И хотя город был колонией Римской империи, самым главным элементом городского управления были племена – четыре основных племени. Они выполняли роль городского совета. То есть все местное управление было своим, и этот совет строил отношения с Римом и провинциями.
– Вы заметили, что город расположен в нескольких сотнях километров от побережья, в пустыне. Что сделало его привлекательным, что дало такой толчок развитию?
– Мне кажется, что сами люди этого города решили для себя, что построят успешную жизнь. Пальмира всегда была стратегически важным пунктом, потому что это – соленый оазис. Так что там одновременно была и соль, которая нужна людям и животным, и вода. Все, кто шел от Средиземноморского побережья к Евфрату, останавливались именно в этом месте. Но все же, на мой взгляд, все дело в самих пальмирцах. Они решили, что будут активно участвовать в торговле и в создании собственных ресурсов. Например, они построили дамбы, чтобы развивать сельское хозяйство, они развивали животноводство – у них было успешное овцеводство, например. И несмотря на то, что у них было мало ресурсов, они многое для себя сделали. Основных природных ресурсов того времени в Пальмире не было вообще – например, не было хорошего мрамора, золота, каких-то ценных металлов. Так что они все заработали сами торговлей, став связующим звеном между Востоком и Средиземноморьем.
– Какую функцию в городе выполняли те монументы, которые больше не существуют? Хотя бы та же триумфальная арка? Как она воспринималась в столь самостоятельном и отчасти вольном образовании?
– Арка была напоминанием о том, что они принадлежат Римской империи. Они проходили под этой аркой и должны были испытывать гордость за то, что были частью Римской империи. Они ходили по улицам, украшенным колоннами, и должны были помнить о том, откуда пришло их богатство. Даже в античные времена люди задумывались о том, что они сделали со своей жизнью, – как они превратили группу небольших племен в живой город, со своим театром, со своими великолепными усыпальницами. Даже эти погребальные колонны были знаком гордости за город, за то, что удалось приобрести предшественникам. Именно поэтому они были заполнены различными предметами и украшениями. Вообще, как ученый, изучающий Пальмиру, я верю, что у нее счастливое будущее. Изучение прошлого всегда напоминает мне о том, что перемены к лучшему приносят сами люди, – сказала в интервью Радио Свобода куратор коллекции Музея классического искусства во французском городе Мужен Катя Шёрле.