Жизнь и смерть в «новом» Лондоне

В Великобритании опубликована книга журналиста Бена Джуды "Это Лондон: жизнь и смерть во всемирном городе" (This is London: Life and Death in the World City), которая сразу же стала предметом ожесточенных дискуссий в прессе. В книге рассказывается о том, как миграция меняет демографический облик британской столицы. Эта тема превратила книгу в необычайно актуальный и отчасти провокационный документ в преддверии назначенного на 23 июня референдума о членстве Великобритании в Европейском союзе, на котором проблема миграции будет играть ключевую роль.

В первой главе книги "Это Лондон" Бен Джуда пишет: "Я родился в Лондоне, но больше не узнаю этот город. Не знаю, люблю ли я новый Лондон, или он пугает меня. Это город, в котором по крайней мере 55 процентов населения не являются белыми британцами, почти 40 процентов родились за пределами страны, а пять процентов – скрывающиеся нелегалы". Пять процентов нелегалов, о которых пишет Джуда, в абсолютных цифрах – более 600 тысяч человек. Если население Большого Лондона, включающего 32 района, составляет около девяти миллионов человек, то население так называемого "столичного региона", охватывающего значительную часть юго-восточной Англии, превышает 22,7 миллиона. Подсчитано, что жители британской столицы говорят на более чем трехстах языках. Даже в таких фешенебельных и богатых районах, как Челси и Кенсингтон, половина резидентов родилась не в Британии. А в одном из самых депрессивных районов Лондона, Бренте, белое население сократилось до 30 процентов.

Достоверность и документальность книге Бена Джуды придают многочисленные интервью, которые он взял у сотен мигрантов различных национальностей, рас и разного социального положения. Он говорил с арабскими магнатами и российскими олигархами, с румынскими цыганами, польскими строителями и африканскими мусорщиками. Среди его собеседников было и немало нелегалов. Британский журналист исследовал 24 лондонских района, многие из которых компактно заселены мигрантами из различных частей света – Африки, Карибского бассейна, Ближнего Востока, Индийского субконтинента, Юго-Восточной Азии и Китая, стран Восточной Европы. По большей части это обособленные этнические гетто. Книгу эту не назовешь научным демографическим или социологическим исследованием. В ее основе – журналистские зарисовки бытовых сцен и беседы с "новыми лондонцами", собрание репортажей об изменившемся населении столицы Соединенного Королевства.

​Книга "Это Лондон" открывается красочной зарисовкой нескольких таборов румынских цыган, возникших в самом центре Лондона, в длинных подземных переходах под фешенебельной площадью Гайд парк-корнер. Стены этих переходов расписаны сценами из английской жизни XIX века. Близость музея герцога Веллингтона заставила художников уделить основное внимание эпизодам наполеоновских войн. На этом фоне на грязных матрасах в спальных мешках расположились со своим скарбом румынские цыгане, чьи женщины и дети занимаются попрошайничеством в богатых районах. Этот несовместимый контраст автор воспринимает как символ "нового Лондона". Чем же привлекает новых мигрантов Лондон, почему британская столица стала мечтой миллионов мигрантов со всего света? В интервью Радио Свобода Бен Джуда поясняет:

Бен Джуда

– Лондон представляется миллионам людей по всему миру средоточием богатства и благополучия. Мечта о Лондоне в некоторых странах "третьего мира" превратилась в навязчивую идею. Миф о Лондоне подкрепляется тем, что богатейшие люди и олигархи из Нигерии, Индии, России, Польши, Ямайки живут не в своих странах, а в Лондоне. В мечтах Лондон представляется многим людям городом богачей, местом неисчислимых возможностей, где каждый может обрести безбедную жизнь и поймать за хвост удачу. Все эти мифические представления подогреваются глобальным телевидением и интернетом, доступными сейчас в самых отдаленных уголках. В бедной афганской деревушке, где нет водопровода, люди видят на экранах сказочный, с их точки зрения, уровень жизни и комфорта – доступное социальное жилье, необременительная работа, возможность за месяц заработать больше, чем за год в своей стране. Для них это – земля обетованная. Существуют лишь два города в мире, куда рвутся с такой силой, – это Лондон и Нью-Йорк.

– В одной из глав вы приводите разговор с лондонским полицейским нигерийского происхождения, который говорит: "Англичане исчезают из Лондона. Лондон больше не английский город... Это мешанина гетто". Вы согласны?

– Видите ли, эта книга – не столько мое личное мнение, сколько собрание мнений ее персонажей. В начале книги вы можете познакомиться с одним мнением, а в конце – с противоположным. Люди, с которыми я говорил, зачастую высказывают различные и противоречивые суждения, которые зависят от многих факторов: их социального и культурного окружения, смешанных браков, наличия детей и т. д. Для среднего мигранта, относящегося к тому же поколению, что и этот полицейский, Лондон действительно может представляться мешаниной различных гетто. Однако для родившихся в Англии детей такого мигранта это уже не совсем так. Они, выросшие в других условиях, Лондон воспринимают иначе. Да, коренное население Лондона действительно рискует превратиться в меньшинство. Однако нужно учитывать и другую сторону этого процесса: простым мигрантам Лондон предоставляет неизмеримо большую свободу, чем жизнь на родине. Здесь они не чувствуют такого же религиозного давления, здесь они могут свободно выбрать спутника жизни. Эта свобода коренным образом изменила их жизнь, несмотря на то что многие из них занимаются тяжелой и неквалифицированной работой – строители, уборщики, мусорщики, грузчики.

– В Британии много спорят о возможности культурной ассимиляции и социальной интеграции миллионов мигрантов-мусульман. Насколько оптимистично вы смотрите на эту проблему?

– На протяжении большей части своей истории человечество проживало в обширных мультиэтнических империях, в пестрых по национальному составу городах, расположенных на торговых путях. Главным центром мировой торговли в былые времена был отнюдь не Лондон, а – если говорить о Британской империи – Калькутта в Индии, куда стекались товары и торговцы со всего света. Мировыми торговыми центрами были также индийский Мадрас и Фуцзянь в Китае. В те времена в таких городах не существовало понятий "гражданство" или "национальная интеграция". Они появились лишь в европейских национальных государствах XIX века. Политика британского правительства, направленная на то, чтобы каждый прибывающий в Лондон мигрант после, скажем, 25 лет жизни там полностью интегрировался в английскую культуру, мне представляется ошибочной. На мой взгляд, подлинной интеграцией стало бы предоставление тысячам мигрантов возможности оказывать влияние на власть, участвовать в городском управлении, что позволило бы им пользоваться таким же престижем, которым пользуется старое, "коренное" население города. Во все времена одни группы городского населения были успешнее других.

– Оправдала ли себя концепция мультикультурализма, которую пыталось реализовать лейбористское правительство Тони Блэра?

Премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон (в то время еще лидер оппозиции) едет в лондонском метро

– Мультикультурализм – не более чем лозунг, люди плохо представляют себе, что это такое. Я бы употреблял вместо понятия "мультикультурализм" слово "реализм", поскольку при любой миграции из дальних стран неизбежно меняется этнический состав населения страны. Что касается политики обязательной интеграции мигрантов, то она воспринимается лишь как агрессивная концепция, утверждающая, что люди не имеют права на иную культуру, чем господствующая в стране, куда они прибыли. Сами мигранты этому всячески сопротивляются. Когда я жил во Франции, то был свидетелем успешного приобщения детей мигрантов к французской культуре через школьное образование. В целом внедрявшаяся лейбористами политика мультикультурализма оказалась провальной, причем не только в Британии. Она наносила ущерб английской культуре, не подпитывая ее культурой столь же высокого уровня. Мне не кажется, что в современной Британии невозможно сосуществование различных культур, поскольку оно на протяжении столетий было в Британской империи. Но французский подход к решению проблемы представляется мне более адекватным, чем британский: там для этого задействована государственная система образования при сохранении частных национальных и религиозных школ.

– Как проблема миграции влияет на политический и социальный ландшафт Лондона и Британии в целом?

– У меня были сотни откровенных разговоров с лондонцами о миграции. Когда мне говорили, что для них неприемлема цифра миграции в 200 тысяч человек в год и что они предпочли бы 100 тысяч или 50 тысяч, то это – чисто абстрактные рассуждения. Реальное влияние на размывание этнического состава населения и изменение социального ландшафта города оказывают практические вещи: возникающее социальное напряжение в связи с наплывом мигрантов, что конкретно чувствуется в сфере школьного образования, в медицинских учреждениях, в сфере социального обеспечения, в борьбе за рабочие места. Мигранты в основном – это не знающие или плохо знающие английский язык неквалифицированные рабочие. У большинства из них нет даже официального разрешения на работу. При этом нужно учитывать, что традиционный рабочий класс в Британии сократился до минимума. Если в 1911 году он составлял 86 процентов населения Соединенного Королевства, то сейчас его доля в социальной структуре страны – не более 14 процентов. Этническая трансформация влияет на все политические институты. Это одна из главных причин, почему в Британии проводится референдум о выходе из Европейского союза. Подчиненность Брюсселю многие связывают с насильственным навязыванием массовой миграции. Да, мультикультурализм провалился, и лондонский городской ландшафт зачастую выглядит как скопище изолированных и сегрегированных этнических анклавов. Многие из опрошенных мной лондонцев ассоциируют Евросоюз с миграцией без границ.

– Какое место в этих изменениях занимает российская или, возьмем шире, русскоязычная община Лондона?

Русская община Лондона отмечает День политзаключенных (30 октября 2014)

– Эта община очень дистанцируется от остального Лондона. Примерно так же ведет себя и армянская диаспора. У меня создалось впечатление, что многие богатые русские, с которыми мне пришлось общаться, высказывают опасения по поводу своей безопасности. Меня это удивило. Возможно, что это – последствие убийства в Лондоне Александра Литвиненко. Большинство рядовых лондонцев считает, что богатые русские ведут роскошную жизнь, которая представляется им чуть ли не раем. Я не разделяю этого мнения. Русская община, как, впрочем, и русскоговорящие общины из бывших советских республик, отличается полярным противостоянием богатства и бедности. Социально это две не контактирующие между собой диаспоры. Вспоминаю разговор со строителем из Молдовы, которого я спросил, что оказалось самым неприятным для него в Лондоне после эмиграции. "Расизм в отношении восточноевропейских мигрантов", – ответил он. А на вопрос, что бы он назвал вторым негативным моментом эмиграции, он ответил: "Постоянные неудачи". Впрочем, у этого строителя были проблемы с иммиграционной службой, некоторое время он даже провел в тюрьме. Боюсь, что для рядовых российских и восточноевропейских мигрантов, среди которых немало нелегалов, этот опыт может оказаться хорошо знакомым.

– Чем лично для вас стал опыт работы над этой книгой? Почему вы выбрали для нее подзаголовок "Жизнь и смерть во всемирном городе"? Почему смерть?

– Происходит огромный наплыв в Лондон денег и людей. Все стороны лондонской жизни и все городские инфраструктуры испытывают влияние этого потока денег, новых людей и идей. Ребенком я часто играл вблизи станций метро и автобусных остановок, пытаясь больше узнать об окружавших меня людях, о жителях Лондона. И мне это удавалось. Но когда я начал журналистскую карьеру, то понял, что такие игры уже не могут ничего дать. Меня окружали незнакомые и непонятные "новые лондонцы". Что я мог сказать об этих мигрантах: сомалийцах, филиппинцах, африканцах, боливийцах, таиландцах? Завершив книгу, я понял, что к прошлому возврата нет и что я уже никогда не вернусь в "свой", знакомый с детства Лондон. Так что эта книга стала попыткой заново открыть город, возникший на месте "моего" Лондона. Надо сказать, что наряду с тем, что в этом городе появилось очень много нового, из него и очень многое исчезло. Причем исчезли вещи, определявшие его своеобразие и идентичность. Так, почти исчезла субкультура кокни, практически исчез олицетворявший ее рабочий класс, который раньше составлял большинство в Лондоне, а сейчас стал крошечным меньшинством. Исчезли его пабы в Ист-Энде и характерный сленг, его старинные ритуалы, вроде кокнийских похорон. Всё это уже стирается из народной памяти, – ностальгически сокрушается Бен Джуда, автор книги "Это Лондон: жизнь и смерть во всемирном городе".