В Грозном уже больше четырех месяцев судят двух украинцев – Николая Карпюка и Станислава Клыха. Их обвиняют в участии в боевых действиях, в создании банды и убийстве нескольких десятков российских военных в Чечне во время новогодних боев в Грозном зимой 1994-1995 годов. На последнем заседании судья Вахид Исмаилов заявил адвокатам, что они, по его мнению, не готовы представлять свои доказательства. Когда на следующее заседание в Грозный приехали свидетели защиты – родственники подсудимых, судья неожиданно заболел. Заседание отменили, и получилось, что свидетели и журналисты из Украины, немало потратившиеся на поездку, приехали зря. Важный процесс проходит почти без освещения в прессе.
Отличие этого дела от других "украинских" дел, которые рассматриваются сейчас в России, заключается в том, что Николая Карпюка и Станислава Клыха судят в связи с событиями более чем двадцатилетней давности, не имеющими отношения к военному конфликту на Востоке Украины. "В результате массированного прицельного обстрела, учиненного участниками банды, в том числе Николаем Карпюком, погибли 30 военнослужащих 131 отдельной мотострелковой бригады, 81 и 276 мотострелковых полков, а также 13 военнослужащим причинены телесные повреждения различной степени тяжести", – говорится в обвинительном заключении. Его объем составляет более 700 страниц и включает в себя обвинение не только в адрес Карпюка и Клыха, но и Дмитрия Яроша, Александра Музычко и даже премьер-министра Украины Арсения Яценюка, которые якобы составили отряд "Викинг", воевавший с федералами. Речь идет о событиях, связанных со штурмом Грозного российскими войсками, который начался 31 декабря 1994 года.
Посмотреть на отношение чеченцев к Карпюку и Клыху, – это очень интересно. В Чечне судят тех, о ком говорят, что они сражались за чеченцев
Прокуроры представляли свою позицию на протяжении нескольких месяцев. За это время коллегия присяжных поменяла несколько человек из основного состава, а здоровье и поведение Станислава Клыха стало вызывать серьезное беспокойство у адвокатов. "Он стал вести себя буйно, кричал, и его никто не мог успокоить, ни я, ни Докка (Докка Ицлаев – адвокат защиты – КР), – рассказала адвокат Клыха Марина Дубровина. – Мы предполагали, что это психическое заболевание, запросили проведение экспертизы. И очень резко его состояние изменилось: стал апатичным, ни на что не реагировал. Мне сказал, что им дают какие-то таблетки от гриппа и сделали укол, хотя он сопротивлялся. Я направила запрос на имя начальника медчасти СИЗО с просьбой объяснить, какие лекарства ему вводились, но ответа пока не получила". В запросе, который Дубровина показывает журналистам, говорится о лекарствах "от простуды и броме для спокойствия мужиков".
Для выступления в суде в Грозный приехала мама Клыха Тамара Ивановна. Она часто плачет, потратила последние деньги на дорогу до столицы Чечни. Когда об этом в фейсбуке написали журналисты, стихийно развернулась целая кампания по сбору средств. "Я приехала рассказать то, что было на самом деле, – рассказала Тамара Клых. – То, что он учился в то время (зимой 1994-1995 годов – КР) в университете, никуда не ездил. Он вообще был очень домашним мальчиком. У него есть зачетная книжка, по которой видно, что 28, 29 и 30 декабря 1994 года у Стаса были зачеты. Ну никак он не мог быть при этом в Чечне. Однокурсники его, когда узнали о деле, были в шоке, что он учился с ними и якобы еще где-то воевал одновременно. Он вообще очень мирный был".
В первый год своего студенчества на историческом факультете Университета Шевченко Стас Клых вступил в УНА-УНСО. Активисты запрещенной сейчас в России националистической организации в 1991 году разогнали пророссийский форум в Киеве, участвовали почти во всех вооруженных конфликтах на территории бывшего СССР: члены УНА-УНСО воевали в Приднестровье, в Нагорном Карабахе и в Чечне, выступая за независимость Чеченской Республики Ичкерия. Стас Клых, по рассказам матери, участвовал в акциях киевских националистов в 1991 году, на него было зарегистрировано киевское отделение, но почти сразу отошел от организации, испугавшись ее радикализма. "Не знаю, почему он остался в списках, – говорит Тамара Клых. – Вот когда они говорили, как мы сейчас все говорим, что хотим быть свободными, – их взгляды были ему близки. Но крайнего у него ничего не было. Мы дома всегда по-русски говорили, у него друзей разных очень много. Они и сейчас помогают, поддерживают. А по музеям он, кажется, в Москве ходил больше, чем в Киеве". Новогодние праздники в 1995 году Станислав Клых провел с родителями, к которым приехал сразу после сессии, так же как и Рождество. В середине января он уехал в Москву к родственникам, а вернулся на учебу к концу месяца.
Нападение на Игоря Каляпина в Грозном
Когда стало понятно, что судебное заседание, на которое приехала Тамара Клых, не состоится, женщина заплакала. Последний раз она видела сына больше года назад, рассчитывала после суда попасть к нему на свидание в СИЗО. Теперь, если она встретится с ним, то не сможет защищать сына в суде. Решение принимала до вечера, почти не переставая плакала при этом. "Что бы вы делали, если бы ваш ребенок тут был, не знаете? Хватит здоровья – приеду еще на суд", – решила в итоге Тамара Клых. Она приехала в СИЗО, но встречаться с сыном не стала, лишь передала ему продукты, свежие газеты и сладости. "Он очень любит конфеты, шоколад. Я так его и называла: мой сладкий мальчик", – говорила она, заполняя список продуктов на передачу. Порядки в Грозненском СИЗО, где находятся Карпюк и Клых, демократичные, на территорию пустили всех, кто пришел, только переписали паспорта. Фотографировать запрещено, но на это внимания почти не обращали. Женщины в комнате ожидания нисколько не стеснялись и постоянно спрашивали: "Вы журналисты? А к кому вы приехали?" Когда пытаешься объяснить, кто такие Карпюк и Клых, не отвечают, но видно понимание. "Посмотреть на отношение чеченцев к Карпюку и Клыху – это очень интересно. В Чечне судят тех, о ком говорят, что они сражались за чеченцев", – отмечает журналист "Кавказского узла" Расул Магомедов. Он единственный, кто посещает все заседания суда и регулярно пишет о процессе. "Давайте не будем о политике, – говорит на это пресс-секретарь суда, предельно вежливый Индарбек Каимов. – Может быть, и есть такие мысли у кого-то, но это единичные случаи".
В качестве свидетеля защиты приехал брат Карпюка Анатолий. "Я приехал рассказать правду, все, что было зимой 1994-1995-го. – рассказывает он. – В 1994 году у нас очень сильно заболела мать, ишемическая болезнь сердца. В начале сентября нам предложили ее забрать из больницы, потому что лечить было уже бесполезно. Мать проживала в селе одна, я – в однокомнатной, а у Николая была большая жилплощадь, и он забрал ее себе. У него были связи, а доставать лекарства тогда было не просто. Новый год мы встречали у него возле матери, 4 января у меня день рождения, тоже встретились, потом Рождество. Мать уже была нетранспортабельна. 21 марта мать умерла. Как он мог быть в Чечне, если с сентября по конец марта мы были привязаны к матери?" Анатолий Карпюк, узнав о переносе заседания, растерялся. Чтобы приехать в Грозный, он взял кредит, и позволить себе еще один приезд ему будет трудно.
В СИЗО адвокаты встретились с подзащитными. "Станислав был спокойный, немного заторможенный. Он не говорит, что ему дают лекарства, но опасения остаются. У него очень болит левая нога, раны от применения электрического тока (Станислав Клых заявлял о пытках, которым он подвергался на протяжении двух с половиной месяцев уже после задержания российскими правоохранительными органами – КР). Он всю зиму проходил в резиновых шлепанцах, потому что на больные ноги невозможно надеть нормальную обувь. Он и сейчас так ходит", – рассказала после встречи с подзащитным Дубровина. То, что лекарства Клыху перестали давать, он подтвердил украинскому консулу Александру Ковтуну, который сумел посетить его на следующий день. Украинские дипломаты впервые попали к нему за четыре месяца, до этого судья Исмаилов запрещал посещение, доступ в СИЗО разрешил зампредседателя Верховного суда Адлан Сусуркаев.
Николай Карпюк, который также заявлял о пытках, но, по его словам, подписал данные под пытками показания, испугавшись за судьбу сына и семьи, держится, по словам адвоката Докки Ицлаева, гораздо увереннее. Из СИЗО адвокат принес записку от Карпюка, в которой он благодарил за поддержку. Судя по всему, от своих взглядов Карпюк не отказался. "Дорогие мои украинки и украинцы, братья мои и сестры! До глубины души тронут всей поддержкой солидарностью, которую вы проявляете ко мне. Искренне вам благодарен и низко кланяюсь Украине. Не переживайте сильно из-за того, что не смогли увидеться. Мои душа, сердце, сознание, сердце – все мое естество с вами. Мы великая нация, а значит победа будет с нами с искренней братской любовью", – пишет Николай Карпюк.
Процесс по делу Карпюка и Клыха проходит без внимания общественности, подробности дела не освещаются, и небольшой всплеск интереса у журналистов возник только после последнего заседания, когда в качестве свидетеля выступил председатель правления правозащитного центра "Мемориал" Александр Черкасов, который кратко пересказал анализ обвинительного заключения, проведенного организацией. Кроме Черкасова на процесс приехала киевская правозащитница Мария Томак, но выступить она, как и все остальные свидетели, в этот раз не смогла.
Наши-то воевали, а сейчас работают, живут, должности занимают, а почему украинцев судят?
Доводы, которые приводил на процессе Черкасов, по словам адвоката Марины Дубровиной, это и есть позиция защиты. Главное утверждение: ни Карпюка, ни Клыха зимой 1995 года в Грозном не было. Это должны доказать свидетели защиты. Их не так много, и адвокат Докка Ицлаев во время очередного комментария журналистам попросил приехать из Украины любого, кто может подтвердить алиби Карпюка и Клыха. "Ничего не дается просто так, – ответил адвокат на вопрос о безопасности свидетелей в Чечне. – Трудности будут всегда, нужно их преодолевать. Если соглашаться с тем, что кто-то пытается с вами сделать, то это ничем хорошим не кончится. Нужно защищать себя". Сами адвокаты о давлении на них говорят неохотно и без подробностей. "Ну вот зачем вы об этом спрашиваете?" – реагирует Марина Дубровина во время интервью. Украинские журналисты ее словам удивляются и постоянно переспрашивают, почему на улицах Грозного так много силовиков с автоматическим оружием и почему никого, кроме них, это не тревожит.
Площадь Минутка в Грозном, на которой шли бои в новогоднюю ночь 1995 года, сейчас ничем не примечательный перекресток с дорожным кольцом и подземным переходом. На месте Президентского дворца комплекс из старинных камней. Они стоят бесконечными серыми рядами, украшенные резьбой. Карпюк и Клых заявляют, что раньше никогда здесь не появлялись, а были захвачены российскими силовиками, когда оказались на территории России в 2014 году.
"В той войне участвовало очень много людей. Некоторые сейчас заявляют, что тогда все горожане воевали. Сейчас многие из тех, кто воевал, находятся на разных должностях – в парламенте, в правительстве, они везде есть. По прошествии более 20 лет люди удивляются: "Наши-то воевали, а сейчас работают, живут, должности занимают, а почему украинцев судят?" А некоторые обижаются: "Как это украинцы разбили три полка?" Получается, что Александр Музычко и еще два человека разбили их. По делу не проходит ни одного чеченца..." – рассказывает адвокат Докка Ицлаев.
На рынке в центре Грозного один из продавцов фруктов угощает виноградом и рассказывает: "Мы с украинцами знаешь как был? – сжимает ладони в кулаки вместе. – Вот так! А это все власти сейчас устроили. Правильно Кучма сказал, когда его спросили, почему украинцы в Чечне воюют: Они там своих защищают". Слушает о Карпюке и Клыхе и замолкает. Только шепотом говорит: "Вы об этом не говорите всем. Чеченцы разные бывают".
Такие случаи, как нападение на журналистов и правозащитников на границе с Ингушетией, нападение на Игоря Каляпина на виду у иностранных корреспондентов и операторов, приводят к тому, что журналисты боятся ехать в Чечню
Вечером следующего дня украинские журналисты, которые приехали на процесс в Грозный, договорились встретиться с руководителем "Комитета противодействия пыткам" Игорем Каляпиным. Неделей раньше машину с каляпинскими правозащитниками сожгли неизвестные на границе Чечни и Ингушетии, избив всех, кто там находился, в том числе журналистов. Каляпину дали понять, что в Чечне его ждет только такой прием. Он приехал в сопровождении двух активистов, которые тут же вернулись, а правозащитник заселился в гостиницу "Грозный-Сити". Вскоре к нему в номер пришли полицейский и человек, представившийся гендиректором отеля, и очень настойчиво попросили освободить помещение, попросту выселили. Он спустился в холл, а на выходе полтора десятка человек в масках закидали яйцами, пирожными, мукой и зеленкой, несколько раз ударили в живот и скрылись. Ожидая нападения, правозащитник позвонил следователю Следкома России по федеральному округу Игорю Соболю, но тот подъехать вовремя не успел.
Адвокаты Марина Дубровина и Докка Ицлаев
Во время нападения с Каляпиным были почти все приехавшие украинские журналисты и консул из Ростова, но никого из них нападавшие трогать не стали. Правозащитника в испорченном костюме, но без видимых повреждений забрали полицейские, он написал заявление и уехал в Пятигорск с Соболем. Пока он был в отделении, к нему сумели пройти правозащитница Хеда Саратова и адвокат Шамсудин Цакаев. На следующий день возле здания Верховного суда пристав Шамиль убеждал, что в Грозном мирно и спокойно. "Зачем вот вы в Украине все это устроили? У нас такого нет, никто друг друга не убивает. Всех, кто убивал, уничтожили", – говорит Шамиль. "А кто тогда Дом печати брал?" – спрашиваю, имея в виду нападение в начале декабря 2014 года. "Ну вот последних и убили", – отвечает Шамиль. Сейчас уже не осталось никаких следов того, как чуть больше года назад в Грозный вводили тяжелую технику и стреляли из минометов.
"Я не был в Чечне! Это зачистка! Отпустите меня!"
Журналистов в здание Верховного суда не пустили, в аккредитации отказали вечером предыдущего дня, сославшись на незначительные нарушения в оформлении документов, что-то исправить было уже невозможно. Пресс-секретарь Индарбек Каимов предупредил утром, что в зале собралось слишком много людей и мест нет. Собравшимися оказались молодые люди, представившиеся студентами и общественниками. Они заявили, что присутствовать на заседании их позвал судья. Заседание – рассмотрение обычной жалобы на продление срока ареста Карпюка и Клыха – закончилось меньше чем за час. Молодые люди, заполнившие зал, выходили потом двумя рядами сквозь узкую проходную, лиц не скрывали. Когда привезли подсудимых и Клых увидел мать, он стал кричать. На улице, за несколько десятков метров от здания было слышно, как он кричит: "Я не был в Чечне! Это зачистка! Отпустите меня!" И что-то нечленораздельное и матом. Сразу же к воротам суда приехала скорая помощь – маме Клыха стало плохо, она повисла на руках приставов и почти потеряла сознание. Скорую пришлось вызывать еще раз. Клыха судья удалил с заседания, а Карпюк произнес короткую речь, в которой поддерживал требование адвокатов отпустить украинцев из СИЗО. "Я задержан только потому, что я украинец и всю жизнь стремился укрепить украинскую государственность, – спокойно говорил Карпюк. – Видимо, Москва считает, что это очень большое преступление. В Чечне я никогда не был и не принимал участие в боевых действиях в Чеченской республике. Следствию и суду это прекрасно известно". Судейская коллегия, среди которой был и "заболевший" Вахид Исмаилов, оставила решение об аресте украинцев в силе на три месяца.
Плакат в поддержку Карпюка и Клыха
В кафе напротив суда, где собрались украинцы, молча и ни на что не обращая внимания, сидела мама Станислава Клыха. Обоих заключенных увели. Следующее заседание должно состояться 24 марта, несмотря на все просьбы адвокатов. К тому времени уедут все журналисты, правозащитники и, возможно, свидетели-родственники. Самих подсудимых с процесса удалили уже давно, и обычно в зале суда нет никого, кроме адвокатов, обвинения, молчаливой коллегии присяжных и одинокого корреспондента "Кавказского узла". Такие случаи, как нападение на журналистов и правозащитников на границе с Ингушетией, нападение на Игоря Каляпина на виду у иностранных корреспондентов и операторов, приводят к тому, что журналисты боятся ехать в Чечню. Судебный процесс, который должен был стать одним из самых громких в череде "украинских процессов" в России, проходит практически без освещения в прессе.