Мы будем бороться за своих сыновей – мать Александра Кольченко

В российских колониях продолжают оставаться крымские политзаключенные, в частности, Александр Кольченко и Геннадий Афанасьев. Что с ними происходит в российских колониях, как их родственники и защита добиваются от российских тюремщиков и судов исполнения российских же законов? Об этом говорим с их матерями Ларисой Кольченко и Ольгой Афанасьевой.

​

– Мой первый вопрос к Ларисе Кольченко, матери Александра Кольченко. Лариса, вчера в эфире «Громадського ТБ» вы сказали, что Александр уже в колонии в Копейске и сразу попал в карцер. Из-за чего это произошло?

Кольченко: С первого дня он попал в ШИЗО, то есть штрафной изолятор, еще не успев совершить каких-либо проступков. Как нам удалось выяснить, Саша попал туда за то, что поздоровался с администрацией «не по уставу».

– Что значит «здороваться не по уставу»?

Кольченко: Я не знаю подробностей порядков в колонии и не могу ответить на этот вопрос. Видимо, какой-то устав, какие-то требования к заключенным там существуют.

– Вы полгода не виделись с сыном, пока его этапировали.

Кольченко: Да, полгода я его не видела. С момента вынесения приговора последний раз я его видела в Ростове, когда он еще был в СИЗО.

– Как вы поддерживаете связь с ним сейчас?

Кольченко: В основном через письма, новости от правозащитников и адвокатов. Но письма не всегда доходят.

Радио Крым.Реалии/ Крымские матери о сыновьях-«заложниках» российского режима

– Ольга, а что сейчас происходит у Геннадия?

​Афанасьева: Геннадия месяц назад перевели из колонии в помещение камерного типа за многочисленные нарушения. Сейчас он находится в городе Микунь, колонии 31.

– Какие нарушения вменяли ему в колонии?

Афанасьева: Половины того, что вменяется, мы даже не знаем. Последней каплей для администрации колонии якобы стало то, что при обыске у Гены нашли в бирке в клапане бушлата сим-карту – которую, естественно, ему подбросили. Например, кто-то из администрации. Потому что бушлаты заключенные на ночь сдают, они находятся не в камере, а каком-то общем помещении. И вот за это его поместили, что называется, в тюрьму в тюрьме. Это мы тоже обжаловали, как и все нарушения прав человека, которые осуществляют по отношению к Гене. 14 сентября у нас будет второй суд по нарушениям.

– В Сыктывкарском суде вы выиграли возможность перевода Гены поближе к дому, в Крым.

Афанасьева: Да, и это какое-то чудо, потому что это вообще первый случай, когда политзаключенный выигрывает такой суд. Я не устаю говорить спасибо правозащитникам и адвокатам – Эрнесту Мизаку, Александру Попкову. Это действительно беспрецедентный случай.

– Тем не менее, вы говорили, что сомневаетесь в том, что это произойдет. Почему?

Афанасьева: Мы предполагаем, что прокуратура подаст на обжалование данного приговора. Скорее всего, будет апелляция, и чем она закончится, неизвестно. Поймите, суд Российской Федерации, вся эта исполнительная система наказания настолько непредсказуема. Они наверняка придумают что-то. Хотя я вообще не хочу думать о том, что кто-то кого-то куда-то будет переводить, и все же надеюсь на правительство Украины. На то, что оно сумеет достучаться до властей России и что ребят либо обменяют, либо отправят отбывать наказание в Украину, и что это произойдет в ближайшее время.

– Лариса, а судитесь ли вы, чтобы Александра перевели поближе к Крыму, к семье?

Кольченко: Сашу должна посетить адвокат Светлана Сидоркина. Думаю, мы тоже будем подавать в суд по поводу удаленности места отбывания наказания. Конечно, я тоже надеюсь на лучший исход дела. На то, что ребята вернутся.

– В последнее время в Украине появляются предложения вообще не участвовать в судах по политзаключенным, не признавать их. На ваш взгляд, стоит ли бороться в российских судах, несмотря на то, что их решения зачастую можно предугадать?

Афанасьева: Я не слышала таких заявлений – не признавать суды. Как их не признавать?

– Например, сейчас идет процесс по делу о запрете Меджлиса. Скорее всего, российский суд его запретит. И у сторонников Меджлиса есть предложение вообще не участвовать в защите, не участвовать в этом фарсе. Стоит ли, по-вашему, бороться в этих политических делах?

​Афанасьева: Я думаю, что стоит. Возможно, я некомпетентна, но как так: они пусть решают, а мы это так и оставим? Они решили запретить, а мы будем сидеть, сложа руки? Мне кажется, это неправильно.

– Вы побывали в Сыктывкаре. В какую сумму обходится вам дорога? Кто помогает вам в этом?

Афанасьева: Пока Гена не сделал признательное показание, я вообще была один на один с этой бедой. После стали немного помогать правозащитные организации. Есть неравнодушные люди, друзья, которые помогают материально. Это действительно очень дорого. Последняя поездка обошлась мне в эквиваленте порядка тысячи долларов. Это передача в колонию, проезд, проживание.

– Михаил Ходорковский объявил, что ваши сыновья подпадают под определение политзаключенных, которым будет оказываться помощь. Получали ли вы помощь от «Открытой России»?

Афанасьева: Получили. Спасибо им большое.

– Перед эфиром вы говорили, что, несмотря на выигранный суд о переведении поближе к дому, Геннадий не хочет отбывать наказание в Крыму. Почему политзаключенные не хотят отбывать наказание в самом Крыму?

Афанасьева: Потому что, когда ребят задержали, и они находились в СИЗО-1, там творился совершенный беспредел. Не знаю, как сейчас, но тогда было так. И как такового правового поля там вообще нет.

– Лариса, а что вы думаете по этому поводу?

Кольченко: Я думаю, что в Крыму нет достаточно компетентных адвокатов, которые не побоялись бы взяться за эти политические дела.

– А остались ли в Крыму правозащитники, которые могут помочь?

Кольченко: Я не сталкивалась с этим вопросом.

Афанасьева: Как таковой организации, как, к примеру, в Сыктывкаре или Ростове, где помогали ребятам, в Крыму нет.

– Каково сейчас отношение к вам соседей, знакомых, людей вашего круга общения? Изменилось ли оно в связи с тем, что ваши сыновья – проукраински настроенные граждане и политзаключенные?

Афанасьева: Высказывать свою точку зрения открыто люди боятся. Но никто из соседей и знакомых от нас не отвернулся. Люди думающие понимают ситуацию не только с нами, но и с Крымом в целом. Мне кажется, только не думающий человек может считать, что это все нормально и правильно.

Кольченко: Те, кто знают нас давно, не верят, что Саша террорист. Мы не ощутили особого давления со стороны властей и негативного отношения окружающих. Например, на работе меня как мать поняли и поддержали, хотя не все разделяют мои взгляды.

– А где вы работаете?

Кольченко: Я работаю в сфере торговли.

– Поддерживаете ли вы отношения с людьми, которые проходят по другим политическим делам – в частности, по «делу 26 февраля»?

​Афанасьева: Да, конечно, мы стараемся по мере возможности поддерживать друг друга. Это очень тяжело, и когда мы поддерживаем друг друга, это очень помогает. Вчера (10 марта – КР) мы были в Министерстве иностранных дел – и говорили не только о своих сыновьях. Мы узнавали о других людях для тех, кто не может выехать из Крыма по материальным либо другим причинам. В частности, я задавала вопрос об Александре Костенко – там у мамы вообще очень сложная ситуация. Одного сына посадили и искалечили, второй находится под следствием, отец пропал, а у матери на руках собственный больной отец. Так что это все очень печально.

– Чего вы ждете от Украины, в частности, от МИДа?

Кольченко: Мы очень надеемся на государство и думаем, что в ближайшее время наш вопрос должен решиться положительно. Мы очень в это верим.

– Что вы имеете в виду под положительным решением?

Кольченко: Мы очень надеемся, что ребята вернутся на Родину.

Афанасьева: Я жду от властей Украины в первую очередь консолидации. Я жду удвоения усилий по возвращению всех политзаключенных и жду, что это будет быстро. Учитывая, что есть еще Надежда Савченко, которая вообще в катастрофическом положении, а сами политзаключенные настроены бороться за всех, хотят выйти «одним пакетом» – да, я хочу именно этого.

– Поддерживаете ли вы отношения с родственниками Олега Сенцова? В каком состоянии они, видятся ли с Олегом?

Афанасьева: Вчера сестра Олега Наталья была с нами в МИДе, но была вынуждена вечером улететь из-за работы. Мы поддерживаем отношения, поддерживаем детей Олега. Наталья вообще курирует это все, поскольку их мама уже немолода, она непубличный человек, и для нее это тяжело. Семью Олега поддерживают.

– Недавно в Крыму состоялись обыски среди местных мусульман. Вы упоминали, что лично знаете Эмир-Усеина Куку. Что вы думаете об этой ситуации?

Афанасьева: Лично Эмир-Усеина я не знаю, однако мы стараемся отслеживать подобные случаи. Но вообще я обо всех этих ситуациях думаю, что нужно взять и всех отпустить. Прекратить эти преследования. Это неправильно.

– Вы говорили, что хотите, чтобы ваших сыновей передали для отбывания наказания Украине, однако по украинскому законодательству они не совершили никакого преступления.

Афанасьева: Да они и по российскому законодательству ничего не совершили. Это шито белыми нитками. Преступления по факту нет. Ну, хулиганство можно им приписать – и все.

– За что?

Афанасьева: Как утверждается в деле, они подожгли двери офиса «Единой России», хотя тогда это вообще был офис «Партии регионов». И это был акт протеста. Насколько мы знаем, когда пришли «зеленые человечки», они хватали активистов, и в этом офисе была пыточная. А все эти рассказы о том, что они собирались взорвать железнодорожный вокзал в Ялте, где и железной дороги-то нет…

– И это фигурирует в деле?

Афанасьева: В деле не фигурирует, но, когда прошел телевизионный анонс, это прозвучало. Можно найти видеозапись.

– Думали ли вы, что когда-нибудь вовлечетесь в политику, пока ваши сыновья не оказались в такой сложной ситуации? Ведь то, чем вы занимаетесь, уже стало в том числе политической деятельностью

Кольченко: Мы вообще об этом не задумывались. Никогда не думали, что Крым будет принадлежать России.

– То есть у вас всегда были проукраинские взгляды?

Кольченко: Да.

Афанасьева: А как могут быть не проукраинские взгляды? Да и без разницы – проукраинские, пророссийские. Просто то, что происходит, незаконно по всем мировым стандартам. Это аннексия.

– Насколько может отразиться на вашем положении столь открытое высказывание позиции, в частности, в нашем эфире? Ведь нас слушают в Крыму, а вы обе живете в Симферополе.

Афанасьева: Мы очень переживаем. Переживаем, что, возможно, нас не пустят домой. Но у нас идет борьба, а в борьбе все методы хороши. Нам нужно вернуть сыновей.

– Какие у вас наибольшие страхи?

​Кольченко: Каждый раз, выезжая на материк, мы боимся, что можем не попасть обратно, домой. Но, тем не менее, нам нужно продолжать бороться за своих сыновей. И мы это делаем, насколько это возможно.

– Как часто вам приходиться выезжать на материк в Киев и какие именно вопросы рассматриваются здесь, ведь все решается в России?

Афанасьева: Выезжаем примерно раз в полтора-два месяца. Грубо говоря, обсуждаем наши задачи, а через полтора-два месяца приезжаем и спрашиваем, что сделано и что будем делать дальше.

– Я затронул вопрос арестов, которые произошли в Крыму совсем недавно, 11-12 февраля. Тогда задержали четверых людей. Вы – матери, которые прошли путь своих сыновей от момента задержания до вынесения приговора. Если вообще можно о таком спрашивать, что бы вы посоветовали тем матерям, которые только-только встали на этот путь?

Кольченко: Не сдаваться и продолжать бороться за своих близких, насколько это позволяет крымская система. Не опускать руки, доказывать свою правоту.

Афанасьева: Это очень трудный период – когда только что задержали твоего близкого человека. Я бы посоветовала собраться, обращаться к адвокатам. Адвокаты должны быть не по назначению, а квалифицированные, возможно, стоит даже нанимать двух и тех, у кого есть практика работы с российским законодательством. Ведь почти все адвокаты, работающие в Крыму, перешли из правового поля Украины в российское правовое поле. Нужно поддерживать своих сыновей, говорить, что все будет хорошо.

– До решения суда люди пребывают в крымских СИЗО, где создаются очень сложные условия – в частности, отбираются продукты, не доходят передачи. Что делать с этим?

Афанасьева: Мне кажется, здесь не может быть советов. Вы же понимаете, в каждой камере свои порядки, своя иерархия. К сожалению, ребята оказываются брошены на произвол судьбы.

Кольченко: Думаю, тех, кто находится в СИЗО, нужно поддерживать морально, чтобы они не сломались. А это происходит очень страшно – я это видела на примере Гены. Ломают и морально, и физически.

Афанасьева: Когда Гена отказался от своих показаний на суде и исписал два листа описаниями пыток – это было страшно. Очень жестоко. На него одевали противогаз и перекрывали воздух, раздевали догола и пытали током, паяльником. Даже рассказывать это – фильм ужасов можно снимать. Это очень страшно, и я не хотела бы, чтобы это с кем-то повторялось. Но, по всей видимости, эта система отработана годами. Потому что все те, кто заявляет о пытках, рассказывают об одном и том же. Пытки, в принципе, идентичны.

– Насколько хорошо Украина освещает ситуацию с вашими сыновьями, насколько о ней знают и помнят?

Афанасьева: Мы очень благодарны, в том числе вам и всем журналистам, что об этом не забывают. Да, хочется достигнуть более весомых результатов. Но проблема освещается хорошо.

– Состоялись несколько акций в поддержку Кольченко и Афанасьева – им отправляли открытки, книги. Что могут сделать для ваших сыновей обычные люди, насколько важна им такая поддержка?

Кольченко: Это огромная поддержка для ребят – эти письма из Украины. Это их вдохновляет, поддерживает.

Афанасьева: Я хотела бы отметить, что посылать книги почтой нельзя, они не дойдут. Спасибо огромное за письма, продолжайте им писать. А, если вы хотите отправить книги, это возможно только через интернет-магазины. И спасибо всем еще раз за поддержку.