Через несколько лет после распада Советского Союза бывший член Политбюро ЦК КПСС Петр Лучинский стал вторым президентом Молдовы. Он занимал этот пост с 1996 по 2001 год. Именно Лучинский инициировал отдаление Молдовы от СНГ и поворот в сторону Европы.
Сейчас, ввиду политической неопределенности в своей стране, Лучинский утверждает, что разумнее всего в равной мере уважительно относиться и к России, и к Европе. По словам 76-летнего экс-президента, тесные связи с Москвой предотвратили множество бедствий в Молдове – в том числе Новый год в неотапливаемых квартирах.
Your browser doesn’t support HTML5
Петр Лучинский: Я – промолдавский, я – прорусский, я – проевропейский (видео)
Интервью было записано в мае 2015 года.
– Какая она – Ваша Россия? Можете назвать три имени российских политиков, которые представляют Вашу Россию?
– Я работал в России в общей сложности около 12 лет. До этого я начинал свою жизнь в комсомоле, поэтому месяцами мы там бывали на конференциях, встречах. Один раз в споре с генералом Лебедем про Приднестровье, я ему сказал: «Подожди, у меня перед Россией не меньше заслуг чем у тебя». И он согласился. Мы были вместе с Россией в одном государстве, но куда бы мы не выезжали, все время мы представляли как бы Россию. Я назову Бориса Николаевича Ельцина. Я с ним познакомился, когда он в Свердловске работал, и так получилось, что мы нашли общий контакт, и это продолжалось до конца его жизни. Должен вам сказать, что он олицетворял Россию и был удивительным человеком в том плане, что он, несмотря на то, что он был очень авторитарным, смог преобразить себя в условиях России и стал демократом. И мы с Ельциным находили всегда общий язык в тех моментах, когда было необходимо занимать какую-любо позицию. Второе имя – это Евгений Примаков. Мы с молодых лет знакомы и долгое время были близки, дружили семьями. Потом разъехались, но поддерживали контакты. И третье – из близких я мог бы назвать Леонида Васильевича Тягачева, бывшего президента Олимпийского комитета России.
– Фотографии и с Борисом Ельциным, и с Евгением Примаковым у Вас в кабинете на стене на почетном месте. А если говорить про отрицательные символы, могли бы Вы назвать три имени людей, которые Россию для вас представляют в негативном смысле?
– Знаете, их тоже много, к сожалению. Чтобы не идти по именам, я просто скажу, что в последнее время в России завелись сторонники разговаривать с остальным миром, и прежде всего это ощущают бывшие советские республики, с позиции силы, свысока, с позиции старшего брата. Не буду называть имена, потому что они сейчас в политике...
– Их фотографии тоже на стене Вашего кабинета?
– Нет, здесь их нет. Это люди, которые считают, что надо быть сильным, потому что они только силу признают, я имею в виду прежде всего военную силу, давление. Потому что есть и экономическая сила... К сожалению, я некоторых из них знаю достаточно хорошо.
– Не хотите назвать имена?
– Не буду называть. Пусть они сами между собой разбираются.
– Когда-то российская газета «Коммерсантъ» назвала Вас одним из самых пророссийских политиков после, наверное, Александра Лукашенко и Эмомали Рахмона. Хотя Ваш первый визит как президента, в отличие от Лукашенко, который после каждых выборов с первым визитом всегда летал в Москву, был в Украину, потом в Румынию, и третий визит только был в Россию...
– Если говорить про Россию, то я за то, чтобы с Россией были самые тесные и близкие связи. Надо заметить, что со дня основания самостоятельной Молдовы в парламенте, во всех партиях, в том числе и партиях, которые за объединение с Румынией, всегда подчеркивали – мы с Россией хотим иметь добрые отношения. Мы имеем вопросы с СНГ. Эта организация – есть и есть, позволяет встречаться, и уже хорошо, но она не действующая и не эффективная. Но с Россией мы хотим иметь добрые отношения.
– А вот с этим определением «Коммерсанта» Вас как пророссийского политика Вы согласны?
– Самое интересное, что это как с Рокоссовским. Его поляки считали русским, а русские поляком. Так и у меня. И сейчас люди с большей национальной окраской считают меня промосковским, прорусским. Нет, я - промолдавский, я – прорусский, я – превропейский. Я за то, чтобы Молдова имела очень широкие связи прежде всего с соседями и с миром в рамках тех возможностей, которым она обладает.
– Молдова, если сравнить с Грузией и Украиной, ближе всех к Евросоюзу на сегодняшний момент. При этом проевропейский путь не стоил Молдове так дорого, как, например, обходится сейчас Украине. И Мирче Снегур, и Вы, и Владимир Воронин в свое время были партийными функционерами, и при этом проводили рыночные реформы, взяли курс на интеграцию Молдовы в европейское сообщество. Как Вы думаете, это такая специфика Молдовы, что бывшие и не бывшие коммунисты, желая и не желая этого, ведут ее в Европу?
– Объективно мы все в Европе. Я говорил с россиянами, и с Владимиром Владимировичем Путиным: «Слушай, а где была Россия все время? В 18-м, 19-м веке где была? В Европе. Не говоря уже о Петре Первом. На Валдае нам дали социологические исследования о том, кто больше всего отвечал чаяниям русского народа. Так вот нынешние руководители получили 12%, Ленин – 10%, Сталин – 9%, а Петр Первый – 33%. Это история, не говоря уже об истории культуры и литературы... Поэтому мы оказались в Европе... Географически мы всегда там были, но сейчас... Как поступить Молдове? Вот вы президент. Кто отрицает, что Европа – это колыбель культуры, экономики, цивилизации? Скажите, как я могу поступить по-другому по отношению к своему народу и не стремиться стать полноправным членом этой семьи? Стали открываться двери в Европе, начиная во всем, начиная от молодежи... Тем более сейчас, когда Молдова имеет свободный, безвизовый въезд. За один год 700 тысяч человек воспользовались этим. Это что, плохо? Мы же цивилизованные люди. Я знаю много сторонников того, чтобы возвращаться в пятнадцатый век. Только сила, надо на всех давить, надо, чтобы нас боялись. Это разве политика? Мы не размещаем никакие военные базы на нашей территории. Кроме российских войск, которые в Приднестровье. Какая проблема? Почему мы должны вызывать у России какое-то подозрение? Но это подозрение усиливается тем, что мол, вы вступаете туда, и нам говорят – или вы туда, или вы сюда.
– Вы были президентом небольшой страны, не самой богатой страны, по которой проходит российский газопровод и у которой очень большая экономическая зависимость в свое время была от России. Россия – очень большая страна с военной мощью, с рычагами влияния. Про это не всегда говорят вслух, но было ли Вам когда-нибудь страшно за себя, за судьбу своей страны, маленькой Молдовы по сравнению с большой Россией?
– Никогда. У нас не доходило до этого. По крайней мере сколько я работал, я находил общий язык с Россией во всех проблемах. Мы всегда обсуждали. Для этого есть язык, есть политика. И у молдавского народа никогда не было такого страха. И слава Богу, мы с Россией жили вместе веками. Что должно быть? Тогда война. Если война начнется, это будет самая страшная война. Это будет Третья мировая война, но не будет Четвертой. Нет, страха нет.
– После аннексии Крыма Россией и военного конфликта на востоке Украины многие аналитики делают невеселые прогнозы о том, какая страна может стать следующей после Украины. Кто-то называет Беларусь, кто-то страны Балтии, а кто-то Молдову. Молдова может быть следующая? Нерешенный конфликт в Приднестровье может снова стать горячей точкой?
– В головах отдельных политиков России это есть. Но я исключаю, чтобы это была официальная политика России.
– Во время Вашего президентства в отношениях с Россией какой был Ваш самый плохой, самый тяжелый, самый сложный день? А какой самый лучший день?
– Могу назвать и день. Я избран и еще не вступил в должность. 30 декабря «Молдовагаз» получает телеграмму из «Газпрома» о том, что нам за неуплату отключают газ. Тогда плохо платили, надо сказать. И я нашел Черномырдина, с которым мы вместе работали в ЦК когда-то. Я говорю: «Слушай, такая ситуация, Новый год сейчас. Разберемся мы». Он говорит: «Хорошо, что ты мне позвонил, потому что как раз «Газпром» у меня сейчас». Можете себе представить, чтобы на Новый год отключили газ. Был другой случай, когда такая же история была с Борисом Николаевичем Ельциным. Караулов у меня брал интервью, и в это время позвонил Борис Николаевич, потому что я его искал, и он перезвонил. Это проблема двух минут, если не сказать одной минуты. А счастливый был день в 1992 году. В Стамбуле был саммит ОБСЕ, и тогда Россия в заключительном акте записала, что обязуется вывести военное вооружение с Приднестровья в течение трех лет. Половину вывезли, половина еще осталась. Около тысячи военнослужащих России до сих пор охраняют склады. Скажите, разве это нормально? И вот эта полоска как самостоятельная – нонсенс в нынешнее время. Мы же войной не идем, мы исключаем это полностью. Эта какая-то тупая одержимость. Извините. Зачем это, когда мы предоставляем любой статус. Мы его обговаривали в одно время, но снова возвращаемся и это непонятно никому. Тем более мне непонятно, почему некоторые силы в России поддерживают этот сепаратизм? Когда такое государство как Россия считает, что у нас в Молдове в Гагаузии, в Приднестровье, допустим, есть люди, поддерживающие их, и этим самым они будут давить на Кишинев, чтобы те заняли позицию, удобную для России. Хотя я не знаю, какую позицию еще должна занимать Молдова, чтобы считать ее неудобной. Это неверно, потому что весь молдавский народ – не антирусский. Поддержка эта всегда вызывает недоумение... Даже с этим эмбарго. Из Гагаузии можно, а с другого района, где, может быть, лучше вино, нельзя. Это смешные вещи.
Что до ситуации в Украине... Хочется верить... Потому что нет никакого смысла ни для России, ни для Украины, ни для мира. Тем более и Россия очень страдает от этого. А тем более Украина страдает. Мне, например, очень больно от того, что происходит, потому что расшатывается эта страна. Там очаг, тут очаг... У нас тоже есть какие-то пророссийские зоны, так что везде поддерживать только их? А Украина, это все история, это менталитет... Невозможно это тянуть дальше, потому что это напряжение до ненависти уже доходит. Я надеюсь, потому что нет другого пути. Но надо приложить какие-то усилия. Есть, допустим, 20 тысяч активных человек, которые хотят, чтобы Луганск и Донецк был в составе России, даже если 2 миллиона человек. И вы посмотрите, какие они проблемы создают для 140 миллионов человек в России, потому что пошли санкции и так далее. Поговорите с любым – цены, другое, третье, все страдают. Так что ради этого поддерживать этих людей? И что тогда со 140 миллионами? Мне кажется, что надо более глубоко думать о перспективе и прекратить это.
– Есть постсоветские страны, где нет бывших президентов. В Средней Азии кроме Кыргызстана...
– Там нет.
– И в Беларуси нет бывших президентов. Какой бы совет Вы могли дать теперешним руководителям «долгожителям», которые по 20 лет у власти и не хотят уходить, боятся уходить, не могут уходить. Как бы вы им сказали, почему хорошо быть бывшим?
– Ответ есть. Даже у простых людей. Большие преимущества. Я не должен вставать по графику, я могу высказаться все что я думаю по любому поводу. Я могу отказать от какого-то визита, от какой-то просьбы, я могу ездить куда угодно, я делаю меньше ошибок чем когда-то делал... Есть масса преимуществ.
Читайте и смотрите также полную версию интервью в спецпроекте «Россия и я»