Владимир Воронин: Я не представляю, как можно дать приказ стрелять

Владимир Воронин стал третьим президентом независимой Молдовы – этот пост он занимал два срока, с 2001 по 2009 год. Воронин был противником российского присутствия в Приднестровье, где и по сей день остаются полторы тысячи российских военнослужащих.

Личность 74-летнего Воронина многим кажется противоречивой. Он более десяти лет возглавлял Коммунистическую партию Молдовы, и сейчас высказывается в поддержку российской аннексии Крыма. В то же время, он утверждает, что будущее его страны неразрывно связано с Европой.

Владимир Воронин: Россию представляют Ленин, Сталин, Путин (видео)

Интервью было записано в мае 2015 года.

– Владимир Николаевич, вы не только бывший президент, но и действующий политик, оппозиционный политик, уже больше 20 лет – руководитель Партии коммунистов Молдовы. Вы очень активны и в 74 года. Сколько часов длится ваш рабочий день?

– Столько, сколько надо. Больше, чем у тех, у кого нормированный день. 16-18 часов – это нормально.

– Партия коммунистов Молдовы – единственная коммунистическая партия в странах бывшего СССР, сумевшая стать правящей. Как вы считаете, а чем молдавские коммунисты отличаются от российских коммунистов?

– В идеологическом плане, в программных действиях ничем не должны отличаться. Отличаемся мы не сами по себе как коммунисты, а отличаемся тем, в каких условиях мы действуем, работаем, в каких условиях мы боремся.

– Вы были министром внутренних дел Молдовы, и когда в 1989 году во время беспорядков в Кишиневе подожгли здание МВД, вы не дали приказ стрелять, и позже говорили, что пусть сгорит здание МВД, но команду стрелять в людей вы не дадите. Может быть, этим отличаются молдавские коммунисты от российских?

– И возможности, и обстоятельства сложились таким образом, что, конечно, если бы я дал приказ стрелять, он был бы признан конституционным и законным. Но я не мог в чисто человеческом плане. Я не представляю это и сейчас. У меня были и другие ситуации, когда я уже был президентом. Я не представляю, как можно стрелять в человека, а еще и дать приказ стрелять. Это несовместимо с моей моралью, с моей логикой.

– Проект Радио Свободная Европа/Радио Свобода называется «Россия и я». Какая она – ваша Россия? Кто из бывших или действующих российских политиков для вас представляет сегодняшнюю Россию?

– Ленин, Сталин, Путин.

– В 2003 году вы не подписали так называемый меморандум Козака, план федерализации Молдовы, составленный представителем президента России в Молдове Дмитрием Козаком, который предоставлял России право на размещение российских войск на территории Приднестровья. Вы помните тот день, когда отказались подписывать меморандум? Как через 12 лет вы оцениваете это свое решение?

– Тогда была поставлена очень серьезная задача. Эта задача была поставлена еще до моего избрания на этот высокий пост. Я родом из Приднестровья. Это для меня очень близко и болезненно. И в первые же дни моей работы в должности я начал встречаться с тогдашними руководителями Приднестровья. Мы искали все варианты и пути, чтобы объединить страну. Мы же понимали, что 20 лет жить по разные стороны – это очень сложно, и поэтому надо было решить объединительный процесс. К несчастью, не суждено было ему решиться.

– Ходили легенды, что после вашего не подписания меморандума самолет, на котором летел Путин, развернулся...

– Никто никуда не летел. Никто никому ничего не запретил. Просто было небольшое желание забегать вперед. И это нам не дало возможности подписать этот документ. Короче, если говорить правду, то если бы это было подписано в том варианте, который был предложен, это бы нарушало Конституцию Республики Молдова. И это не дало бы ничего, потому что мы были во власти не в одиночку. Были партии, были представители этих партий в парламенте, они формировали так называемую оппозицию. Статья 11 нашей Конституции не разрешает размещать на территории нашей Молдовы воинские подразделения других государств. И мы никак не могли нарушить Конституцию. Даже если бы подписали, эти оппозиционеры на следующий день пошли в Конституционный суд и это отменили бы это решение. Я такую роскошь подставлять и Владимира Владимировича Путина, и нас всех в политическом плане в этой ситуации никак бы не смог себе позволить.

– Крым и Приднестровье – теперь достаточно часто их сравнивают. Что у них общего и в чем разница между ними?

– Ничего общего. Если только что, например, Крым был оторван от России долгие годы, даже больше чем сейчас Приднестровье, а Приднестровье оторвано от Молдовы почти 25 лет.

– А Крым чей?

– Крым? Так, как решился вопрос. Он есть тем, как решился вопрос. А что вы меня испытываете? А история что-то значит, что-нибудь говорит? Все говорят, что давайте возвращаться к историческим ценностям, к тому, как все было. Давайте. История иначе переписывает свои страницы. Все же знают, каким образом Крым был передан Украине, когда, кем и в какой ситуации. Просто восстановили законность этого. Кроме того, кто не знает, не помнит, сколько на крымской земле пролито российской крови в разных войнах? И с турками, и до турок, и с фашистами. Про что мы говорим...

– Так, получается, что можно менять границы? В программе вашей партии записаны четыре основные постулаты: европейские свободы и стандарты, стратегическое партнерство с Россией, молдавская идентичность и территориальная целостность Молдовы.

– И где вы видите «менять границы»?

– Крым. Территориальная целостность Украины.

– Это не программа Крыма, это программа нашей партии. Мы исходим из наших вопросов. Мы на этих принципах у себя так стоим, а там есть правительство России, и есть кому решать эти вопросы.

– Можете вспомнить в отношениях с Россией какой был ваш самый плохой день? День, когда не подписали этот меморандум?

– Пожалуй, да. У нас были прекрасные отношения по вертикали, по горизонтали, на уровне людей, коллективов, министерств, проектов, договоров, соглашений, экспорта, импорта, культурной программы и всего остального. Работало все четко. Этот день, когда не подписали соглашение... Я, конечно, до сих пор переживаю эту ситуацию. И этот день для отношений Молдовы и России оказался не совсем удачным, если не сказать больше. С того времени уже больше 10 лет отношения очень сильно охладились.

– Вы связываете с этим и «винную войну»? Чего на самом деле хотела Россия, когда запрещала поставки молдавского вина? И получила ли она это?

– Все вперемешку было. Повлияло и не подписание этого документа, но повлияло и безобразное поведение наших производителей винодельческой продукции.

– Ваша жена Таисия Михайловна – украинка по национальности. Знаю, что она занимается благотворительностью в Молдове, помогает в реализации социальных проектов. Может быть, она помогает тем, кому нужна помощь в Украине, беженцам, раненым, военным? Ее взгляд на события в Украине совпадает с вашим?

– Она у меня никогда, и в годы президентства, не вмешивалась и не включалась ни в какую политику. Она занималась детьми. Она 28 лет работала в дошкольных учреждениях. Они с помощью многих спонсоров (западных, между прочим) учредила так называемый детский городок, в котором собрали детей, которые не имели родителей, организовали для них прекрасные условия... Проблема Украины, естественно, болезненная для Молдовы. Это наши соседи. Это самая большая диаспора в нашей стране, около 20 процентов от всего населения, одна пятая часть. Это серьезно в количественном отношении. Это очень активные люди. Они есть и у нас в команде, и в правительстве, и в парламенте. И переживем мы действительно очень серьезно за то, что происходит в Украине.

– Как вы считаете, кто начал войну в Украине?

– Это было по той же схеме, как у нас произошли события 7 апреля 2009 года, когда ни с того, ни с сего появилась кучка, не кучка, а порядка 20 тысяч человек, и начали атаки на два самых важных здания государства – на президентуру и на парламент. Та же схема, тот же киевский Майдан, только репетиция была в Кишиневе. В отличие от Киева, мы сдержались и не применили оружие, решили этот вопрос мирным путем. Мы противостояли этому. И я был вынужден дать команду, чтобы уступили здание президентуры и парламента, как ни странно... Очень легко судить на расстоянии, очень легко давать оценку со стороны, легко говорить с пафосом «я бы так или так сделал», когда ты не был там, в эпицентре этих событий, когда от твоего решения не зависела жизнь людей.

– Как раз после Майдана Молдова подписала соглашение об Ассоциации с Евросоюзом, и тогда вы в одном из интервью отметили, что «мы приняли решение – встать на путь европейской модернизации страны, приведения в соответствие правового фундамента к общеевропейскому. Мы начали строить Европу у себя дома». Какой совет вы дали теперешним руководителям Молдовы в отношениях с Западом? И если бы сейчас вы были президентом Молдовы, как бы вы строили теперь отношения с Россией, учитывая события на Востоке Украины?

– Обратить внимание на слово «европейская модернизация», а не путать его с европейской интеграцией. Это совершенно разные вещи. Надо готовить страну, страна должна быть постоянно модернизирована, осовременена.

– Об отношениях с Россией... Вы назвали Владимира Путина человеком, который для вас олицетворяет Россию. Что бы вы посоветовали нынешнему руководству Молдовы, как общаться с Владимиром Путиным?

– Общаться нормально.

– Какие есть секреты из вашего президентства?

– Нет никаких секретов. Надо хотя бы оглядываться вокруг и смотреть, что происходит. Главы государств с разных континентов стоят в очереди, чтобы приехать в Москву побеседовать и встретиться с Владимиром Путиным. А мы тут сидим и умничаем. Тысячи людей, десятки тысяч молдаван работает в России. Кроме того, что закрыт весь экспорт молдавской продукции в Россию... Это не политика и не государственный подход. И эти люди напрасно сели в руководящие кресла. Им надо немедленно отсюда уйти, по-доброму, по-хорошему, по совести, если она у них есть.

– У вас есть коллеги-политические «долгожители», например, президент Беларуси Александр Лукашенко, президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, их много, президентов, которые больше двадцати лет у власти. А у вас самого был ли соблазн побыть дольше президентом? Не хотелось попробовать как они?

– Я за восемь лет подписал порядка восьми тысяч декретов, пролангаций различных законов, разных решений, назначений. Только два из них были атакованы в Конституционном суде. Я не тронул ни одну точку, ни одну запятую в Конституции. И я подчинился Конституции. Два срока – так два срока. И никаких идей, никаких желаний. Осталось чувство неисполненности тех планов, тех начинаний, что мы не успели довести до конца в силу разных причин, больше всего объективных, материальных, денежных причин. Осталось чувство неудовлетворенности, что мы много не сделали. Но, вы знаете, жизнь не заканчивается. Заканчиваешь одно, начинаешь другое...

– Чтобы вы могли посоветовать своим коллегам, как бы вы им могли сказать, почему хорошо быть бывшим президентом?

– А я не сказал, что хорошо быть бывшим.

– Почему не страшно быть бывшим?

– И не сказал, что не хорошо быть бывшим президентом. И хорошее есть тоже.

– Почему не надо бояться уходить?

– Если о нас, о Молдове, и о двух первых президентах, которые были до меня – Мирче Снегур и Петр Лучинский – то у нас есть небольшая разница. Я был до президентства, и во время президентства председателем партии, и сейчас я – председатель партии. У меня хватает забот, дай Бог, возможностей и здоровья, чтобы я справился с теми задачами, которые вытекают из этой моей высокой должности, которую мне коммунисты страны доверили. Поэтому я не скучаю, я не имею времени переживать. Тем более, что я еще и депутат парламента, и наша фракция играет ведущую роль в парламенте. Редко когда без нашего согласия в парламенте может быть принято какое-нибудь решение.

– Что имеет от молдавского государства бывший президент по закону?

– Пенсию.

– Высокая пенсия?

– Нет. Пенсия, если перевести на доллары, – 400-450 долларов.

– Автомобиль, резиденция?

– Нет. Есть охрана и неприкосновенность. И ничего больше. Никаких резиденций. Квартира на пятом этаже, в которой я жил 25 лет назад, – так ничего и не изменилось. И будучи президентом, я не поменял ничего.

Читайте и смотрите также полную версию интервью в спецпроекте «Россия и я»