Дни с 18 по 20 февраля 2014 года стали пиком противостояния Евромайдана с тогдашними украинскими властями и привели к многочисленным жертвам среди протестующих. 18 февраля оппозиция провозгласила мирный марш для поддержки голосования в Верховной Раде за возвращение Конституции 2004 года. Законопроект провалили, и в центре Киева начались бои. Протестующие забрасывали силовиков брусчаткой и фаерами, те отвечали светошумовыми гранатами и резиновыми пулями, а позднее – настоящими. Тогдашний президент Виктор Янукович вскоре распорядился начать «антитеррористическую операцию». К утру 19 февраля восстановилось временное перемирие, но 20 февраля на улице Институтской неизвестные открыли снайперский огонь по протестующим. Всего за время революции погибли 77 активистов, еще 17 скончались в больницах. Сегодня они известны как герои Небесной сотни. Также погибли 19 сотрудников правоохранительных органов.
Как изменилось украинское общество за два года и какое будущее ожидает украинское государство? Эти вопросы в эфире Радио Крым.Реалии обсуждали с народным депутатом Украины Сергеем Высоцким.
Your browser doesn’t support HTML5
– Через два года после событий «революции достоинства» главное чувство, которое испытывают украинцы, – разочарование. Погибло столько людей, страна потеряла большие территории, фактические идет война с Россией, а люди не стали жить лучше. В системе власти процветает коррупция, а политический кризис рискует поставить под угрозу само существование государства. Кто не справился со своей задачей – украинское общество или политики?
– Начнем, пожалуй, с тезиса, что между Евромайданом и российской оккупацией Крыма, а после и вторжением на Донбасс, присутствует причинно-следственная связь. Это не так. Есть много россиян, которые почему-то называют себя либералами, хотя, по сути, это те же имперцы, и они этот тезис ретранслируют. Они говорят: «Вышли бы вы на Майдан, если бы знали, что это приведет к потере Крыма, Донецка, Луганска, к тысячам жертв?» Они могут писать это в социальных сетях или же высказывать при личной встрече, когда приезжают в Киев и пытаются учить нас жизни. Я отвечаю им, что здесь нет причинно-следственной связи. Был Майдан, который привел к свержению бандитского режима Виктора Януковича. Он хотел стать диктатором, полноценным автократом и править, как удельный князь, продавая часть Украины России. Эта оккупация все равно состоялась в его период и была, возможно, не военной, а административной. У нас и в СБУ на руководящих должностях оказались сотрудники ФСБ, и Министерство обороны развалили изнутри. Все равно это была ползучая оккупация, в чем-то гибридная, которую обеспечил Виктор Янукович. Все остальное, что началось потом, – это психическое расстройство президента России Владимира Путина, который принципиально не верит в такое понятие, как народ, в социально объективные процессы. Он считает, что есть некие закулисные игроки, которые дирижируют кукольным театром мировой политики, и Майдан был заговором американцев с целью вторгнуться в его сферу влияния и так далее.
– Заметьте, что события в Крыму стали калькой с Евромайдана: демонстрировалось якобы народное недовольство, создавались отряды так называемой «самообороны», будущему российскому главе Крыма поручили готовить какой-то протест.
– Да, и при этом поддержали это все с помощью тысяч российских военных, которые изображали местных или оснащали их. Помните нашу, киевскую самооборону с деревянными щитами и палками, которая шла против автоматов? Эти кадры как раз появились 20 февраля 2014 года. Если бы люди в Киеве были оснащены оружием, танками, думаю, у нас все закончилось бы быстрее, и никакой оккупации не случилось бы, потому что военные корпуса самообороны выдвинулись бы на восточную границу. Это бред.
Что касается общества и политиков… Пусть меня подвергнут критике, но политическая элита – это всегда слепок, проекция неких общественных ожиданий, мифов и заблуждений определенных частей общества. Поэтому мы друг друга достойны. У нас явно не лучшая политическая элита, но когда я сталкиваюсь с серьезными попытками рассуждений со стороны так называемых лидеров общественного мнения, то всякий раз удивляюсь инфантилизму людей в восприятии политического процесса. Я бы сказал, что сейчас идет болезненная политическая эволюция государства.
В 2004 году мы прошли «Майдан мессии», то есть мы, в том числе и я, верили, что придет Виктор Ющенко и всех спасет. После этого мы вышли на ценностный этап революции, когда во главу угла были поставлены некие ценности, в том числе и государственности. Я уверен, что Евромайдан подсознательно все же был протестом против оккупации Украины российскими силами. Евроинтеграция здесь всегда воспринималась не как техническое вхождение в бюрократическое пространство Евросоюза, а как некая антитеза кремлевскому влиянию. На Евромайдане мы поняли, что такое государственность, в чем ее ценность. Дальнейшие майданы, может быть, будут уже общественными протестами во время сдвигов, политических кризисов, отставок правительства и разнообразных досрочных выборов. Это будут протесты за ценности политического характера, а не общечеловеческого: за парламентскую республику, за баланс властей.
Это вещи, о которых у нас сейчас не принято говорить, потому что мы просто обсуждаем, кто вор, а кто не вор, и нет понимания, как построена система и как ее нужно перестраивать. Политическая повестка скатывается в популистическое направление, но мы будем переваривать и это, и в дальнейшем социальные процессы будут диктовать нам развитие этой повестки, ее модификации. А может, не будут. Некоторые страны уроки не усваивают и надолго остаются в процессе становления. Условно говоря, мексиканский народ может защищать государственность Мексики – в армии, добровольцами, но при этом страна нищая. У них 80 лет существует однопартийная система, то есть всегда одна позиция, всегда одна власть.
– Но, несмотря на то, что Евромайдан был протестом против оккупации, как вы говорите, Крым все-таки оказался оккупированным, причем тамошний режим жестче, чем во многих регионах самой России. Возникает вопрос: Украина и дальше будет с этим мириться?
– Если мы сдадим свой внутренний экзамен и не клюнем на кремлевский сценарий для нашей внутренний политики, сохраним свою государственность, то все образуется. Мы сегодня, к сожалению, стоим на пороге серьезного кризиса власти, в котором заинтересованы только внешние игроки, а координацией по дестабилизации внутренней политики Украины напрямую занимается кум Владимира Путина Виктор Медведчук, который участвует в Минских переговорах, но почему-то до сих пор не сидит в тюрьме. Если мы хотим состояться как успешное государство, нам нужно избавляться от проявлений «русского мира» и от прокремлевских влияний во всех сферах жизни. Не нужно идти с ними на «договорняк» – иногда принципы надо ставить выше, чем тактические выгоды, например, от переговоров с участием того же Виктора Медведчука.
Я надеюсь, что политический кризис будет преодолен консенсусом всех политических игроков. И еще – на то, что Крым и Донбасс будут деоккупированы в процессе распада России. Это будет объективное разрушение российской государственности, которым мы сможем воспользоваться, как когда-то Хорватия воспользовалась распадом бывшей Югославии и восстановила свою государственность военным путем. Это может произойти и мирным путем обмена этих территорий на западные кредиты для погибающей России.
– Мне кажется, на Западе очень боятся распада России.
– Конечно, боятся. Вспомните речь Джорджа Буша-старшего в Киеве незадолго до провозглашения украинской независимости. Запад боялся развала СССР, но есть процессы, которые невозможно остановить, например, смерть.
– Сейчас есть ощущение, что 2 года назад украинское общество не хотело добиться ничего, кроме, собственно, свержения Виктора Януковича. Может, именно отсутствие ориентиров или существенные различия в них сыграли с нами злую шутку?
Революция – это процесс деструктивный, это уничтожение старого порядка. В этом смысле революция продолжается до сих пор, потому что старый порядок в Украине еще не демонтирован
– Не могу согласиться. Так просто выработка повестки дня происходит. Если бы у нас тогда не было единой конкретной цели, то мы не смогли бы добиться ее. Революция – это процесс деструктивный, это уничтожение старого порядка. В этом смысле революция продолжается до сих пор, потому что старый порядок в Украине еще не демонтирован. Строительство вместо него чего-то нового – это уже политический процесс. Но если бы в 2014 году не было цели по возвращению страны на путь евроинтеграции, мы бы не запускали сейчас следующий процесс. Евроинтеграция – это, конечно, тоже такой миф, но мы скорее двигались в противоположную сторону от российской оккупации. Вспомните, сколько было течений на самом Евромайдане, в сообществе активистов: анархисты, левые, ультраправые, пацифисты. Единая цель – противостояние оккупации – удерживала этих людей вместе, потому что за круглым столом у них было бы мало шансов договориться между собой. В дальнейшем это вылилось в оборону Украины, когда в одних и тех же окопах могли встретиться и активисты Евромайдана, и бывшие сотрудники «Беркута». Это противоречия эпохи перелома, такое бывает. Можно искать виноватых, а можно просто понять, что это сложные исторические процессы, во время которых нам посчастливилось жить. По крайней мере, мы не увидим таких процессов в ближайшие десятки лет.
– В Латинской Америке подобные революционные процессы вспыхивают каждые 10 лет. Кстати, сходством с тамошними событиями можно назвать то, что мы до сих пор точно не знаем имена тех, кто расстреливал протестующих, не проведены судебные процессы.
– Это первый кирпич в фундамент подрыва доверия к власти. Каждую украинскую власть до этого подрывало отсутствие честного расследования смерти журналиста Георгия Гонгадзе. Это тоже повторяющаяся травма украинской политики, когда пытаются использовать громкое уголовное дело для решения сиюминутных проблем. Так всегда работала украинская силовая система, поэтому есть надежда, что новые правоохранительные органы, которые сейчас создаются, будут действовать согласно новым принципам.
– Повторяется ли, по-вашему, история с разочарованием после первого Майдана сейчас?
– Мне кажется, что это и есть тот самый кремлевский сценарий – зайти на второй круг современной украинской истории, привести к власти новые силы. Но тут же нужно понимать, в каком состоянии окажется общество, прошедшее кровавую бойню на Евромайдане и на Востоке Украины. У нас уже почти 100 тысяч ветеранов и очень обозленное, травмированное гражданское общество, которое вкладывало все силы в волонтерское движение. Если состоится реванш пророссийских сил, то я не уверен, что это все не закончится новой кровью в Верховной Раде, правительстве и Администрации президента. Тогда запустятся неконтролируемые процессы наподобие событий Великой французской революции, где главную роль сыграла гильотина, а потом пришел Наполеон, который перестроил всю систему. Наша гильотина, возможно, еще впереди. Хотелось бы, чтобы люди при власти понимали это. Надо остановиться у какой-то грани, потому что это будет уже падение в бездну.