Поздний вечер. Посадка в поезд Киев – Константиновка впечатляет количеством отъезжающих и одетых в полное обмундирование военных, которых провожают родственники и друзья. Где-то всхлипывает ребенок, кто-то звонко хлопает по плечу будущего киборга с огромным ранцем за плечами и говорит напутствие: «Смотри у меня там!». В плацкартном вагоне прохладно, за обмороженным стеклом – группа молодых ребят обнимают товарища в камуфляже. Девчонка, повисшая у него на шее, пышной шерстяной рукавицей вытирает слезу. Густой снег не идет, а просто валит крупными хлопьями. Устраиваюсь на своем месте. Поезд трогается. Свет в вагоне до боли тускл. Пассажиры говорят шепотом. Локомотив тянет свой хвост по родной украинской земле на восток. И только теперь понимаю, что еду в сторону фронта с теми, кто действительно закрывает своей грудью дыру, пробитую бывшим близким другом в теле моей Родины.
Засыпая, переворачиваю в голове кучу мыслей. Что такое Донецкая область сегодня? Это – открытая рана на теле Украины. Это – сотни тысяч поломанных судеб людей. Это – разделенные семьи, это – переселенцы. Это – горе, это – боль. Но это – жизнь! Связь между захватом Крыма и вспыхнувшим пожаром вооруженного сепаратизма, разожженного в Донецке и Луганске не без помощи соседнего государства настолько явная, что хочется кричать. Зачем это все вам, россияне? Неужели, заполучив Крым и часть Донбасса, вы радуетесь тому, что действительно создаете добрую почву для украинско-российской дружбы? Сон приходит внезапно под монотонный стук колес: Крым, Донецк… Крым, Донецк… Крым, Донецк.
Краматорск, привокзальная площадь
Краматорск. Раннее утро. Привокзальная площадь живет своей жизнью. Это – центр всего движения. И опять военные, военные, военные. Камуфляж, камуфляж, камуфляж. Вдруг, внезапно все это исчезает – и взору открывается мирная картина. Жители Краматорска, поеживаясь от холода, как воробьи, настроены очень позитивно. Главное, чтобы война опять не вернулась!
Убеждаюсь, что в Донецкой области все же говорят и на украинском, и на русском языке. Не только в самом Донецке, но и по всей прифронтовой территории разбросано большое количество украинцев, прибывших сюда из Волынской, Ровенской, Запорожской и других областей еще в XIX-XX вв.
Краматорск, ночной вокзал
Владимир Путин заявил, что в советское время «Донбасс передали Украине, чтобы поднять количество рабочего класса». Как выяснилось, опять он врал в своем выступлении. Его постоянная ложь не просто раздражает, но уже и заставляет задуматься о россиянах, которые его поддерживают и терпят. Может, в России и думать можно только с разрешения Путина?
Заговариваю по-украински с продавцом прессы. Собеседница с удовольствием переходит на местный украинский суржик. Она охотно советует и презентует местные газеты. Внимательно слушаю. Уточняю. Тут же получаю самые свежие новости. В Краматорске топ-темами остаются: грипп, провокации ДНР, водоснабжение, работа, покупка недвижимости. Благодарю и прощаюсь. Слышу вдогонку: «Бувайте здорові! Як там Київ?». Засовываю газеты в рюкзак в надежде прочитать их в автобусе. Удивительное ощущение от того, что в руках настоящая газета. Судорожно вспоминаю, когда же держал страницы с цинковой краской в последний раз. Как приятно читать газету! Люди, мы забыли это чувство под натиском всемирной паутины! У большинства региональных газет и изданий нет собственных сайтов, а народ в глубинке привык к «свежей утренней прессе».
Местная пресса
На остановке жду автобус, чтобы добраться в Александровку, там – родственная цель моей поездки. Узнаю, что автобус будет только через час. Со мной еще трое. К нам подходит таксист, интересуется нужным направлением. После двух минут торга и аргументаций со всех сторон принимаем консолидированное и компромиссное решение: едем на такси все вместе, но через Доброполье. Таксист – Михаил, 53 года, живет и работает в Краматорске. Садимся в «Ладу-десятку», внутри – неожиданно тепло. Разговорились. Он – вежлив и разговорчив. Другие пассажиры просто молчат. Разговор ведем по-русски.
Михаил говорит, что после войны жизнь стала налаживаться. В этом году провели посевную озимых. По дороге он с гордостью демонстрирует, что практически во всех хозяйствах и селах района делают деревянные щиты и располагают их вдоль особо продуваемых ветром мест. Цель – сохранить посевы под снегом и одновременно защитить трассы от заносов. Собеседник подчеркивает, что раньше, до войны эти щиты уже бы просто разворовали, сейчас же они – на месте, и никто не посмеет их взять.
Дорога, по которой мчимся, действительно чистая и ровная – прошла техника.
По большому секрету таксист Миша сказал, что в Краматорске позволено работать тем предприятиям, которые принадлежат россиянам. Все заводы и фабрики постепенно налаживают выпуск продукции, люди стали вовремя получать зарплату.
В Доброполье и по всей дороге убеждаюсь, что шахты работают. Шахтеров подвозят к месту работы регулярными автобусными рейсами
По его словам, с углем – плохо. Того угля, что нужен для работы тепловых станций, нет на нашей территории. Зато на оккупированной – нет того угля, который по качеству годится для других целей и добывается в зоне, контролируемой Украиной. Нужный уголь поступает из России, в Россию гоним свой.
В Доброполье и по всей дороге убеждаюсь, что шахты работают. Шахтеров подвозят к месту работы регулярными автобусными рейсами.
В Доброполье ссаживаем двоих пассажиров. Ребята прощаются по-украински.
Прошу таксиста притормозить, фотографирую знаменитые донецкие терриконы, а также виды на широкую степь восточной Украины.
Террикон, Белозерка
Спрашиваю Михаила, каким он видит будущее. Отвечает: «Вот мы сегодня смогли все вместе договориться. Уступили друг другу, но и не сдали свои позиции. Всем было выгодно ехать. Мне тоже удалось заработать, хотя цена за проезд не намного превысила стандартную цену билета на автобус. Нужно искать компромиссы, уважать друг друга. Нужно жить вместе. А что касается войны и ДНРовцев, то никто не хочет повторения ситуации с оккупацией. Во время войны в Краматорске было около 170 тысяч жителей, сейчас народ стал возвращаться. Есть у меня знакомый батюшка, так он говорит, что сегодня в нашем городе больше 320 тысяч народу, да. Много беженцев с той стороны. Многие надеются вернуться. У многих – родственники на той стороне».
Благодарю за поездку. Расплачиваюсь. Слышу в ответ «Хай щастить!» и всматриваюсь в силуэт удаляющейся «десятки», оставляющей за собой небольшой дымок на морозном воздухе раннего утра в Александровке. Как урожайна Донецкая область на населенные пункты с названием Александровка, их тут целых три! Прибыл в ту, что ближе к Харьковской области.
Петрович зол на Украину за то, что оставила лазейки для махинаторов, которые возят в оккупированный Донецк различную продукцию
Мой новый собеседник – дальний родственник из Ровно, переехавший сюда в далеких 70-х. Отец двоих взрослых сыновей, умудренный опытом и закаленный советской номенклатурой хозяйственника, просто Петрович, 64 года, любит вспоминать былое.
Война разделила семью. Младший сын охраняет покой горожан. Старший – еще до войны получил хорошую работу в престижной строительной компании в Донецке, планировал обзавестись семьей, купил квартиру в Макеевке, но не успел ее оформить. Сейчас работает на временных работах, квартиру бросить не может, да и мыслит чуть по-другому.
Петрович зол на Украину за то, что оставила лазейки для махинаторов, которые возят в оккупированный Донецк различную продукцию. Говорит, что в Донецке каждый день принимают десятки грузовых автомобилей с провиантом и продовольственными товарами, затем это все сортируют и перегружают, отправляя по магазинам и базам всей территории ДНР.
Дід, а ти пам’ятаєш, коли ми готувалися сепаратистів зустрічати? Мені тоді теж купили на ринку автомат, тільки іграшковий…
Симпатичный внучок Славка спрашивает моего собеседника: «Дід, а ти пам’ятаєш, коли ми готувалися сепаратистів зустрічати? Мені тоді теж купили на ринку автомат, тільки іграшковий…». Петрович улыбается. Слышу его бас: «Да, не дай Господь, щоб ці бандюки знов до нас зазбиралися!»
Через день пришла пора собираться в обратный путь. Добирался маршруткой из Александровки в Краматорск без приключений. Вечером все на той же привокзальной площади уже не видно людей.
Чтобы скоротать время до отправления поезда, захожу в привокзальное кафе. Поражаюсь чистоте и стерильности. Две вежливые барменши в годах. Свежие пирожки, горячий чай. Снова ребята в камуфляже, пьют кофе, а не сто граммов. Один из них – без ноги. Все до единого посетители, если припекает курить, выходят на улицу. Все предельно вежливы, даже со случайно зашедшим бомжом, пытавшимся во всех грехах обвинить Порошенко, но получившим моментальный единогласный отпор и на прощанье – сигарету. В динамиках местного музыкального центра – «Русское радио – Украина». Диктор периодически объявляет о возможности из Дружковки доехать автобусом в Донецк, Москву и Санкт-Петербург. Удивляюсь, но все же перевариваю информацию.
На вокзале – бесплатный и до неприличия чистый и ухоженный общественный туалет, который, кстати, снабжен электрическим конвектором
На вокзале – бесплатный и до неприличия чистый и ухоженный общественный туалет, который, кстати, снабжен электрическим конвектором.
Если люди начинают верить в будущее, если все улыбаются и крайне приветливы и вежливы не только с ветеранами АТО и инвалидами, если все верят в троллейбус, который снова запустили в Краматорске, то это значит, что украинский Донбасс жив.
Грешно подумать, но, может быть, такая встряска нужна была, чтобы мы не забывали и не зазнавались.
Отныне кичиться тем, что ты – русский, в Краматорске, Доброполье и Александровке не принято. Все и так понимают русский язык. С ДНР и ЛНР никто не связывает своего будущего.
Люди, познавшие, что такое война. Они – смотрели смерти в лицо на передовой и мечтают увидеть своих родных
Снова тусклый свет и полумрак плацкартного вагона. Очень тихий шепот переговаривающихся между собой мужчин в камуфляже. Их много, очень много, в каждом вагоне, по несколько. Усталые и прокуренные. Одновременно подчеркнуто вежливые и задумчивые. Люди, познавшие, что такое война. Они – смотрели смерти в лицо на передовой и мечтают увидеть своих родных.
Те, кто остается в Краматорске, – замученные горем и переживаниями за своих близких и родственников, пытающихся выживать в Донецке и Макеевке.
Самое главное то, что люди стали разделять и говорить: «до войны» и «после войны». Война уходит в историю. Надежды, настоящее и будущее постепенно занимают ее место. Люди начали строить жизнь заново! Жизнь – в Украине! Но в сердцах дончан навсегда врезалась глубоким шрамом ненависть к тому времени, когда Краматорск и Славянск находились в оккупации, а Доброполье и Александровка были оплотом и крепостью, где все местное население, от мала до велика, готовилось до последнего защищать свою родную землю.
Доброполье
Краматорск, Доброполье, Александровка – все совершенно разные и по-разному удаленные от линии фронта, но такие близкие и родные донецкие города. Богатство Украины – простые люди. Спасибо вам, что вы есть, спасибо вам, что вынесли все это, спасибо вам, что продолжаете работать и жить, спасибо вам, что верите в украинское будущее.
Эй, вы, там – в «Крымнаше», в «ДНРе» и «ЛНРе», знайте, вы серьезно обидели людей и народ в целом. Вы даже себе не представляете, как они все ненавидят сепаратизм, как они буду его ненавидеть еще больше после освобождения этих территорий.
Рудольф Медведь, эксперт Крымского независимого Центра политических исследователей и журналистов
Взгляды, высказанные в рубрике «Блоги», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции